— Ну что, готова? — Павел поправил галстук перед зеркалом и обернулся к жене.
Марина стояла в спальне в одном белье, вокруг неё на кровати лежали груды одежды. Платья, блузки, юбки — всё выглядело так, будто торнадо пронеслось по гардеробу.
— Ничего не подходит! — она чуть не плакала. — Вообще ничего! Как будто я не я, а какая-то… корова!
Павел вздохнул и посмотрел на часы. До начала банкета у Максима оставалось полчаса, а ехать нужно было минут двадцать.
— Марин, может, останешься дома? — предложил он, избегая её взгляда. — Там всё равно будут всякие… неприятные для меня люди. Бывшие коллеги, понимаешь. Зачем тебе это?
Марина замерла, держа в руках очередную блузку.
— Неприятные люди? А Максим? Он же твой лучший друг! Мы с ним пять лет дружим!
— Ну да, Максим — это другое дело. Но остальные… — Павел махнул рукой. — Слушай, я быстро сбегаю, поздравлю его, и домой. Максимум до полуночи вернусь.
Марина опустилась на кровать прямо на кучу одежды. После родов прошло всего четыре месяца, фигура ещё не восстановилась, а денег на новые вещи катастрофически не хватало. Всё уходило на Ксюшу — подгузники, смеси, одежда, которую малышка умудрялась пачкать со скоростью света.
— Ладно, — тихо сказала она. — Иди. Передавай Максиму поздравления.
Павел облегчённо выдохнул и поцеловал жену в макушку.
— Я правда быстро! И Ксюша уже спит, так что ты отдохни. Закажи пиццу, посмотри какой-нибудь фильм. Устрой себе девичник!
Он ушёл, а Марина так и осталась сидеть среди разбросанной одежды. В соседней комнате сопела в кроватке полугодовалая дочка. Тишина в квартире стояла такая, что слышно было, как капает кран на кухне.
— Девичник, — усмехнулась она. — Один участник и пицца из ближайшей забегаловки.
Но идея с пиццей и фильмом показалась неплохой. Марина натянула домашний халат, заказала четыре сыра с томатами и включила комедию про семейные неурядицы. Ирония ситуации её не смущала — смеяться над чужими проблемами было проще, чем думать о своих.
Полночь прошла. Павел не звонил. Марина попробовала дозвониться сама — трубку не брал. В час ночи она уже начала волноваться всерьёз. А вдруг авария? А вдруг что-то случилось?
В половине второго она набрала Максима.
— Алло, Максим? Извини, что так поздно… Павел случайно там не остался? Он не отвечает на звонки.
— Марина? — голос Максима звучал удивлённо. — Да он вон там танцует! Как оторванный! Хочешь, подойду, скажу, что ты звонишь?
— Не надо, — быстро ответила она. — Пусть веселится. Просто волновалась.
Положив трубку, Марина села на диван и уставилась в потолок. Танцует. Как оторванный. А дома жена сидит в халате с остатками пиццы и переживает, не попал ли он под машину.
Павел вернулся в четыре утра. Пьяный, но довольный. Ключами долго возился у двери, потом грохнулся в прихожей, сбив тапочки.
— Где ты был? — Марина встретила его в пижаме и с выражением лица римского патриция после особо неудачной бани.
— У Максима, говорю же! — Павел попытался снять ботинки, не развязывая шнурков. — Отлично посидели! Ты не представляешь, какой у него торт был!
— Я звонила тебе! Десять раз! Почему не отвечал?
— А… — он помахал рукой, всё ещё борясь с обувью. — Музыка громкая была. Не слышал.
— Максим сказал, что ты танцевал.
— Ну и что? — Павел наконец справился с ботинками и посмотрел на жену. — Нельзя, что ли? Я же не в церковь пошёл!
— Ты говорил, что там неприятные люди!
— А танцпол — это отдельная территория! — он засмеялся над собственной шуткой. — Марин, ты чего? Я же предупреждал, что поздно вернусь.
— До полуночи предупреждал!
— Ну, затянулось немного. Бывает. Иду спать.
Марина проводила его взглядом и подумала, что семейная жизнь иногда напоминает дипломатические контакты Северной Кореи с Южной — много слов, ноль понимания.
Утром Павел мучился с похмелья и клялся, что больше никогда не будет пить текилу. Марина молча готовила завтрак и кормила Ксюшу. Настроение у неё было как у дождевой тучи — тяжёлое и грозовое.
Вечером, когда дочка спала, а муж смотрел футбол, Марина решила посмотреть фотографии с вчерашнего банкета. Максим обычно выкладывал всё в социальные сети быстро и подробно.
Первые фотографии были обычными — стол, гости, торт. Максим в центре внимания, довольный и красивый. Павел на заднем плане с бокалом, улыбается. Пока всё нормально.
А потом началось то, что можно было назвать «танцевальным апокалипсисом».
Павел на танцполе. Павел в обнимку с какой-то девушкой. Павел целует в щёку ту же девушку. И последняя фотография — Павел целует её в губы, а она обнимает его за шею.
Марина присмотрелась. Девушка была знакомая. Очень знакомая. Юля Соколова. Её бывшая подруга, с которой они поссорились два года назад из-за какой-то ерунды.
Телефон в её руках начал дрожать. Или это руки дрожали. Трудно было понять.
— Павел, — позвала она.
— Щас, — отозвался он, не отрываясь от экрана. — Пенальти пробивают.
— Павел, — повторила она уже другим тоном.
Что-то в её голосе заставило его обернуться. Увидев лицо жены, он сразу понял, что футбол закончился.
— Марин, я могу объяснить…
— Объясняй, — она протянула ему телефон с фотографией.
Павел посмотрел на экран и побледнел.
— Это… это не то, что ты думаешь.
— А что это?
— Мы просто… танцевали. Она подошла, мы потанцевали, и… ну, я был пьяный.
— И целовались?
— Это случайно получилось! Клянусь тебе! Просто танец такой был, она наклонилась, я наклонился…
Марина смотрела на него с выражением лица серийного убийцы, убеждающего полицейского в своей невиновности.
— Случайно, — повторила она. — Ага. Ты ещё скажи, что вы случайно языками соприкоснулись.
— Марин, ну что ты! Какие языки? Это же Юлька! Твоя подруга!
— Бывшая подруга. И теперь понятно, почему бывшая.
Павел понял, что швах. Полный швах. Он попытался перейти в наступление:
— А ты что, следишь за мной? Роешься в интернете? Ищешь компромат?
— Я смотрела фотографии с праздника твоего лучшего друга! Нормально же!
— Нормально — это когда жена доверяет мужу! А не устраивает допросы и шпионаж!
— Шпионаж? — Марина встала с дивана. — Так ты ещё и меня виноватой делаешь?
— Я не виноватый делаю! Я просто говорю, что ты делаешь из мухи слона! Ну, поцеловались мы! Ну и что? Это же ничего не значит!
Вот тут Марина поняла, что разговор зашёл в тупик. Когда мужчина начинает говорить «это ничего не значит» про поцелуи с другими женщинами, дальше можно не продолжать.
— Значит, ничего не значит, — медленно повторила она. — Понятно. А что значит, скажи мне?
— Что значит? — Павел растерялся.
— Что для тебя значит? Что должно произойти, чтобы это было не «ничего»?
— Ну… — он замялся. — Я не знаю. Это же не измена! Мы же не… ну, ты понимаешь.
— Не понимаю. Объясни.
— Марин, ты меня достала! — взорвался он. — Я пришёл домой, а ты тут устраиваешь испанскую инквизицию! Поцеловался с девушкой на танцполе — и всё! Мировая трагедия! А посмотри на себя! Когда ты последний раз в спортзал ходила? Когда последний раз красивая была? Ты в этом халате уже неделю ходишь!
Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Тихо-тихо, как рвётся тонкая нитка.
— Понятно, — сказала она. — Я запустила себя. Я некрасивая. Поэтому ты и целуешься с другими.
— Я не это имел в виду! — спохватился Павел. — Я просто… мы же семья! Нужно над собой работать!
— Ты прав, — согласилась Марина. — Нужно над собой работать. Начинай.
Она взяла Ксюшу и ушла в спальню. Павел остался в гостиной с футболом и ощущением, что он только что проиграл матч со счётом 0:10.
Три дня они почти не разговаривали. Павел пытался сгладить ситуацию — покупал цветы, помогал с ребёнком, даже мыл посуду без напоминаний. Но Марина была как айсберг — холодная и неприступная.
А потом он просто собрал вещи и ушёл.
— Мне нужно подумать, — сказал он, стоя в прихожей с сумкой. — Я поживу у Максима. Временно.
Марина кивнула и закрыла за ним дверь. Тихо. Без грохота.
Первую неделю она продержалась на автопилоте. Вставать к ребёнку, кормить, менять подгузники, играть, купать, укладывать спать. Есть что попало. Смотреть сериалы про чужую жизнь. Избегать зеркал.
Вторая неделя прошла так же. И третья. Марина словно провалилась в какой-то туман, где дни сливались друг с другом, а единственной реальностью была Ксюша.
На четвёртой неделе пришла свекровь.
Ирина Семёновна была женщиной маленькой, но могучей. Она появилась в субботу утром, когда Марина ещё не успела толком проснуться, и сразу взяла ситуацию под контроль.
— Открывай, — сказала она вместо приветствия. — Я с продуктами.
Марина открыла дверь в пижаме и с растрёпанными волосами. Ирина Семёновна окинула её взглядом оценивающе, как генерал, обходящий войска.
— Ясно, — констатировала она. — Проходи в кухню. Будем разговаривать.
— Ирина Семёновна, я не готова к разговорам…
— А готовность — это роскошь, которую ты себе позволить не можешь, — отрезала свекровь. — У тебя ребёнок. Иди в кухню.
В кухне она достала из сумок продукты и принялась готовить. Марина села за стол и наблюдала, как эта энергичная женщина в возрасте колдует над плитой.
— Мой сын — дурак, — вдруг сказала Ирина Семёновна, не оборачиваясь. — Но ты не намного умнее.
— Простите?
— Он дурак, потому что променял семью на какую-то шлюшку. А ты дурак, потому что позволяешь ему диктовать тебе, кем тебе быть.
Марина молчала. Свекровь поставила на плиту кастрюлю и обернулась.
— Посмотри на себя. Что ты делаешь? Сидишь дома, жалеешь себя, изображаешь из себя жертву? А кому от этого легче? Ксюше? Мне? Тебе?
— Я не изображаю жертву, — тихо возразила Марина. — Я просто…
— Просто сдалась. Решила, что если муж-козёл тебя бросил, то жизнь кончена. Так?
— Не так. Я забочусь о дочке. Я…
— Ты существуешь. Это не одно и то же, что жить. — Ирина Семёновна села напротив. — Марина, я тебя спрашиваю: кто ты такая? Мать? Только мать? Или ещё кто-то?
— Я не понимаю.
— Понимаешь. Ты была интересной девушкой. Работала, училась, мечтала о чём-то. Где всё это? Куда делось? В подгузники завернулось?
Марина почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Ирина Семёновна, я устала. Очень устала. Мне тяжело одной с ребёнком. Мне страшно. Я не знаю, как жить дальше.
— Знаешь, — твёрдо сказала свекровь. — Просто боишься. Легче сидеть дома и жалеть себя, чем взять жизнь в свои руки.
— А что я должна делать? — Марина смотрела на неё с отчаянием. — Вернуть мужа? Простить измену? Сделать вид, что ничего не было?
— Боже упаси! — Ирина Семёновна даже руками замахала. — Зачем тебе изменщик? Ты должна стать лучшей версией себя. Не для него. Для себя. Для дочки. Чтобы она гордилась матерью, а не стыдилась её.
— Я не умею быть лучшей версией, — призналась Марина. — Я не знаю, как.
— Научишься. Начни с простого — приведи себя в порядок. Займись спортом. Найди работу. Встречайся с людьми. Живи, а не существуй.
Ирина Семёновна встала и обняла невестку. Крепко, по-матерински.
— Марина, я понимаю, что тебе больно. Но боль — это не приговор. Это сигнал, что нужно что-то менять. Ты молодая, красивая, умная женщина. У тебя впереди вся жизнь. Не зарывай её в землю из-за одного козла.
После ухода свекрови Марина долго сидела в кухне, глядя на приготовленный обед. Потом встала, подошла к зеркалу в прихожей и внимательно посмотрела на своё отражение.
Женщина, которая на неё смотрела, была незнакомой. Бледная, с потухшими глазами, в застиранной пижаме. Кто это? Где та Марина, которая смеялась, мечтала, строила планы?
— Ксюша, — сказала она дочке, которая лежала в коляске. — Мы с тобой идём в спортзал. Я не знаю, как это делается с ребёнком, но мы найдём способ.
Способ нашёлся быстро. Детская группа при фитнес-центре, мамы с колясками, пробежки в парке. Марина начала с малого — полчаса в день. Потом час. Потом полтора.
Первые две недели были адом. Мышцы болели так, что она еле ходила. Но потом стало легче. А ещё через месяц она поймала себя на том, что с нетерпением ждёт тренировок.
Вместе со спортом вернулась энергия. Марина записалась на курсы по интернет-маркетингу, нашла подработку удалённо, начала следить за собой. Новая одежда, парикмахерская, маникюр — всё то, что казалось несущественным, вдруг стало важным.
Через два месяца после ухода Павла Марина была уже другим человеком. Стройная, уверенная в себе, энергичная. Ксюша тоже изменилась — стала более спокойной и весёлой. Дети чувствуют настроение матери лучше, чем самые точные приборы.
И тут появился Павел.
Он пришёл в субботу вечером, когда Марина готовилась к выходу. Подруга звала в кафе — первый раз за долгое время.
— Привет, — сказал он неуверенно. — Можно войти?
Марина посмотрела на него и поняла, что ничего не чувствует. Ни боли, ни радости, ни злости. Пустота.
— Проходи. Только быстро. Мне нужно идти.
Павел прошёл в гостиную и огляделся. Квартира изменилась — стала светлее, уютнее. Новые шторы, переставленная мебель, живые цветы.
— Красиво, — сказал он. — Ты… ты хорошо выглядишь.
— Спасибо.
— Марин, мне нужно с тобой поговорить. Я наделал глупостей. Я хочу всё исправить.
— Что именно исправить?
— Нас. Семью. Я понял, что не могу без тебя. Без Ксюши. Я соскучился.
Марина села в кресло и посмотрела на него внимательно. Он был такой знакомый и такой чужой одновременно. Как старая фотография в рамке — вроде бы твоя, а вроде бы и не очень.
— Соскучился, — повторила она. — А по кому? По той Марине, которая сидела дома в халате? Или по той, которая сейчас перед тобой?
— По тебе. По настоящей тебе.
— Настоящая я — это какая? Та, которая прощает измены? Или та, которая требует к себе уважения?
Павел заёрзал на диване.
— Марин, я изменился. Я понял свои ошибки. Эта Юлька — она никто. Пустое место. Я был дураком.
— Был, — согласилась Марина. — А что изменилось?
— Всё! Я теперь понимаю, что семья — это главное. Что ты — это главное. Давай начнём сначала.
Марина встала и подошла к окну. На улице начинался вечер, зажигались фонари, люди торопились по своим делам. Жизнь продолжалась.
— Павел, я тебя не люблю, — сказала она, не оборачиваясь.
— Что? — он подскочил. — Как не любишь? Мы же семья! У нас дочка!
— Дочка никуда не денется. А семьи у нас нет. Есть привычка, есть быт, есть общие воспоминания. Но любви нет.
— Но мы можем её вернуть! Мы можем поработать над отношениями!
Марина обернулась. На лице у неё была грустная улыбка.
— Знаешь, что я поняла за эти месяцы? Любовь — это не то, что можно починить, как сломанный утюг. Её либо есть, либо нет. У нас её нет. Наверное, и не было по-настоящему.
— Ты говоришь глупости! Конечно, была! Мы же поженились, родили ребёнка!
— Мы поженились, потому что пора было. Родили ребёнка, потому что надо было. А любили… я даже не знаю, кого мы любили. Привычку друг к другу, наверное.
Павел молчал. В его глазах было непонимание и растерянность.
— Я подам на развод, — спокойно сказала Марина. — На этой неделе.
— Но почему? Мы же можем попробовать! Я буду другим! Я буду…
— Павел, — перебила она. — Я не хочу, чтобы ты был другим. Я хочу, чтобы ты был собой. Только не со мной. Мы не подходим друг другу. Наверное, никогда не подходили.
Он ушёл, так и не поняв, что произошло. Марина проводила его взглядом и подумала, что иногда самое сложное — это не научиться любить, а научиться не любить.
В кафе подруга спросила:
— Ну как? Вернётесь?
— Нет, — ответила Марина и улыбнулась. — Я иду вперёд. Назад дороги нет.
— А не страшно? Одной с ребёнком?
— Страшно, — честно призналась Марина. — Но не так страшно, как жить с человеком, который тебя не ценит. Знаешь, раньше я думала, что семья — это когда люди остаются вместе, что бы ни случилось. А теперь понимаю: семья — это когда люди делают друг друга счастливыми. Если счастья нет, то и семьи нет. Есть только привычка страдать.
Дома Ксюша спокойно спала в кроватке. Марина постояла рядом, глядя на дочку. Маленькое лицо было безмятежным, губы чуть приоткрыты. Такая доверчивая, такая беззащитная.
— А мы с тобой справимся, — тихо сказала Марина. — Правда ведь? Мы сильные. Мы умные. Мы красивые. И мы достойны любви. Настоящей любви.
За окном шёл дождь, но в квартире было тепло и светло. Жизнь продолжалась. И это было прекрасно.
