Его звонок разорвал вечернюю тишину квартиры. Людмила Павловна вздрогнула, выронив книгу из рук. Сердце защемило от предчувствия — почему-то она сразу поняла, что разговор будет непростым.
— Людмила Павловна, нам надо серьезно поговорить, — голос Екатерины звучал холодно и решительно.
— Что случилось, Катя? С Димочкой все в порядке? — женщина крепче сжала телефонную трубку.
— С ним все хорошо. Разговор о другом. Я приеду завтра в шесть. Будьте дома.
Короткие гудки. Людмила Павловна медленно опустилась в кресло. Три месяца прошло с похорон Максима. Три бесконечных месяца, наполненных пустотой и болью.
Старая «хрущевка» встретила Екатерину знакомым запахом — смесь книжной пыли, лекарств и выпечки. Людмила Павловна всегда что-то пекла, когда нервничала.
— Проходи, Катя, — свекровь пропустила гостью в квартиру. — А где Димочка?
— Оставила с соседкой, — Екатерина решительно прошла на кухню, даже не сняв куртку. — Разговор не для детских ушей.
Людмила Павловна поджала губы. Этот жест всегда раздражал Екатерину — так свекровь выражала свое несогласие, не произнося ни слова.
— Вот что, — начала Екатерина, присаживаясь к столу. — Прошло уже три месяца. Мне нужно думать о будущем. О своем и Димином будущем.
— Я понимаю, — кивнула Людмила Павловна, расставляя чашки. — Тебе нужна помощь с Димой? Я могу приходить чаще…
— Мне нужна не ваша помощь, а квартира.
Чашка замерла в воздухе. Людмила Павловна медленно поставила ее на стол и внимательно посмотрела на невестку.
— Какая квартира, Катя?
— Не притворяйтесь, что не понимаете. Та, что в новостройке. Которую вы купили Максиму. Нам с Димой она нужнее, чем вам.
Стало так тихо, что слышно было, как капает вода из крана в ванной.
— Это квартира Максима, — тихо произнесла Людмила Павловна. — Я купила ее для него. Продала мамину квартиру, добавила свои сбережения… Я хотела, чтобы у сына было свое жилье.
— Максима больше нет, — жестко отрезала Екатерина. — А мы с Димой есть. И мы его семья. Эта квартира должна достаться нам.
Людмила Павловна почувствовала, как внутри поднимается волна гнева и обиды. Четыре года назад она продала квартиру своей матери — единственное, что у нее осталось от родителей. Добавила деньги, которые копила всю жизнь, затянув пояс потуже. Все ради сына, ради его будущего.
— Юридически квартира оформлена на меня, — Людмила Павловна старалась говорить спокойно. — Я планировала передать ее Максиму, когда завершится ремонт. Но…
— Но не успели, — перебила Екатерина. — И теперь вы решили ее присвоить? А как же Дима? Ваш внук!
— Я не присваиваю! Я сдам ее и буду откладывать деньги для Димы. На образование, на…
— На образование? — Екатерина резко поднялась. — А где нам жить сейчас? Вы думали об этом? Аренда съедает почти всю мою зарплату!
— Катя, я понимаю, тебе тяжело. Но у меня только пенсия, я не могу…
— Вы просто не хотите отдавать квартиру. Скажите прямо — вы никогда не считали меня достойной своего сына. А теперь боитесь, что я продам квартиру и деньги не достанутся Диме, да?
Людмила Павловна почувствовала, как краска заливает лицо.
— Дело не в этом…
— А в чем тогда? Почему вы не хотите помочь нам? Что плохого в том, что мы будем жить в этой квартире?
— Потому что это единственное, что у меня осталось от Максима! — голос Людмилы Павловны дрогнул. — Я вложила туда все. Все, что у меня было. Это память о нем…
— А Дима — не память? — Екатерина прищурилась. — Он живой, настоящий. Ваш внук, ваша кровь. Но вы предпочитаете цепляться за стены, а не помогать ему и его матери!
Людмила Павловна встала, опираясь о стол. Ноги едва держали.
— Я помогаю вам. Каждый месяц отдаю часть пенсии. Забираю Диму, когда тебе нужно на работу. Но квартира… Это все, что у меня есть.
— Нет, не все, — жестко отрезала Екатерина. — У вас есть выбор. Либо вы переоформляете квартиру на Диму, и я, как его мать и законный представитель, распоряжаюсь ею до его совершеннолетия. Либо…
— Либо что?
— Либо вы больше никогда не увидите внука. Мы уедем к моим родителям в деревню, и я сделаю все, чтобы он забыл о вас.
Воздух в комнате словно загустел. Людмила Павловна схватилась за сердце.
— Ты не можешь… Это жестоко… Он мой внук!
— Могу, — Екатерина встала, поправляя сумку на плече. — И сделаю. Думайте, Людмила Павловна. У вас неделя на размышление.
Дверь захлопнулась. Людмила Павловна опустилась на стул, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Димочка… Единственный, ради кого она находила силы просыпаться по утрам после смерти Максима. Единственная ниточка, связывающая ее с сыном. Мальчик так похож на него — те же глаза, тот же смех.
А с другой стороны — квартира. Последнее, что осталось от ее многолетних сбережений, от наследства мамы. Последнее материальное воплощение ее жертвы ради сына. Если она отдаст ее Екатерине, что останется у нее?
— И что ты решила? — спросила Зинаида Петровна, подруга Людмилы Павловны.
Они сидели в том самом кафе, где когда-то Максим впервые представил им Екатерину. Людмила Павловна помнила, как внимательно рассматривала девушку, пытаясь понять, что в ней нашел ее сын. Провинциалка из глубинки, без образования, без культуры. Максим заслуживал лучшего. Но он смотрел на Катю влюбленными глазами, и Людмила Павловна промолчала. А потом Катя забеременела, и все решилось само собой.
— Я не знаю, — Людмила Павловна помешивала остывший чай. — Если я отдам квартиру, останусь ни с чем. Всю жизнь копила, экономила на всем… А теперь должна просто взять и отдать?
— А если не отдашь?
— Потеряю внука, — голос дрогнул.
— Может, блефует? — Зинаида Петровна нахмурилась. — Не может же она просто так взять и исчезнуть?
— Может, — Людмила Павловна вздохнула. — У нее родители в Тверской области. Заберет Диму и уедет. Как я их там найду? С моим давлением и сердцем… А даже если найду — что дальше? В суд подам? На что? Она его мать.
— Шантажистка, — выплюнула Зинаида Петровна. — Вцепилась в квартиру. Сначала в Максима как в социальный лифт, теперь в его наследство.
Людмила Павловна слабо улыбнулась. От Зинаиды она всегда слышала то, что хотела услышать. То, о чем сама думала, но боялась произнести вслух.
— Может, я неправа? — тихо сказала она. — Может, действительно должна отдать квартиру? Ради Максима… ради Димы…
— А что Максим говорил про квартиру? Было какое-то завещание, распоряжение?
— Нет, — Людмила Павловна покачала головой. — Они должны были переехать, когда закончится ремонт. Максим сам занимался ремонтом в свободное время… После работы, по выходным. Катя торопила, конечно, но он не хотел брать кредит. Говорил, что лучше подольше, но без долгов.
— И кто будет теперь заниматься ремонтом? Ты? В твои-то годы?
— Не знаю, — Людмила Павловна почувствовала, как подступают слезы. — Я ничего не знаю. Я просто хочу видеть внука. Он так похож на Максима… Когда улыбается, у него такие же ямочки на щеках…
Зинаида Петровна накрыла ее руку своей.
— Людмила, ты всю жизнь жила ради сына. Может, хватит? Может, пора подумать о себе? Если ты отдашь квартиру, что у тебя останется?
Людмила Павловна молчала, глядя в окно. На детской площадке напротив кафе играли дети. Мальчик лет трех пытался забраться на горку, но соскальзывал. Совсем как Димочка…
Прошла неделя. Людмила Павловна не находила себе места. Дважды звонила Екатерине, но та не брала трубку. На третий раз телефон оказался вне зоны доступа.
В воскресенье Людмила Павловна поехала к той самой новостройке. Охранник пропустил ее, уже запомнив в лицо.
Квартира встретила ее запахом краски и пыли. Незаконченный ремонт застыл, как и три месяца назад. Рулоны обоев в углу, банки с краской, инструменты Максима — все осталось нетронутым с того дня, когда он в последний раз был здесь.
Людмила Павловна медленно прошла по комнатам. В будущей детской Максим успел поклеить обои — с самолетиками. «Пусть Димка растет и мечтает о небе», — говорил он.
Она опустилась на подоконник. За окном виднелась детская площадка. Максим так радовался, что рядом с домом есть место, где сын сможет играть.
— Что мне делать, сынок? — прошептала она в пустоту. — Что бы ты сделал на моем месте?
Тишина была ей ответом.
В среду пришла эсэмэска: «Жду ответа. Завтра последний день».
Людмила Павловна позвонила, но Екатерина снова не взяла трубку. Время утекало, как песок сквозь пальцы.
Ночью она не сомкнула глаз. Перебирала фотографии Максима, гладила их пальцами. Вот он идет в первый класс — серьезный, с огромным букетом. Вот выпускной — уже взрослый, красивый. Вот свадьба — счастливый, держит Катю за руку. А вот последнее фото — с маленьким Димой на руках…
К утру решение было принято.
— Я не отдам квартиру, — твердо сказала Людмила Павловна, глядя Екатерине прямо в глаза. — Это последнее, что у меня осталось от сына. Последняя память.
Они снова сидели на кухне. Екатерина не притронулась к чаю, который предложила свекровь.
— Значит, выбрали квартиру, а не внука, — холодно констатировала она. — Что ж, ваше право.
— Нет, — Людмила Павловна покачала головой. — Я не выбирала между квартирой и внуком. Я выбирала между шантажом и достоинством. Между памятью о сыне и собственной слабостью.
— Красивые слова, — усмехнулась Екатерина. — А на деле — вы просто жадная старуха, которая…
— Хватит, — негромко, но твердо оборвала ее Людмила Павловна. — Я все сказала. А теперь скажи мне — ты действительно увезешь Диму от бабушки? Лишишь его последней связи с отцом? Подумай, Катя. Не о себе, не обо мне — о нем.
Екатерина встала.
— Я уже все решила. Мы уезжаем в субботу. К родителям. Там хоть помощь будет. А вы оставайтесь со своей квартирой.
— Могу я попрощаться с внуком?
Что-то дрогнуло в лице Екатерины, но она быстро справилась с собой.
— Приходите завтра. С двух до четырех. После четырех нас уже не будет.
Димочка не понимал, что происходит. Он радостно бросился к бабушке, показывал игрушки, требовал почитать любимую книжку. Людмила Павловна читала, сдерживая слезы. Мальчик забрался к ней на колени, прижался, сонно сопя. Как раньше, когда они с Максимом приходили в гости…
— Уже четыре, — холодно напомнила Екатерина, стоя в дверях. — Нам пора собираться.
— Дай мне еще пять минут, — попросила Людмила Павловна. — Последние пять минут с внуком.
— Вы сами выбрали, — отрезала Екатерина. — Димочка, иди сюда, нам пора собираться.
Мальчик недовольно заворочался на коленях у бабушки.
— Не хочу! Хочу с бабушкой! — капризно протянул он.
— Димочка, иди к маме, — мягко подтолкнула его Людмила Павловна. — Бабушке пора.
Она крепко обняла внука, вдыхая запах его волос, запоминая ощущение маленького теплого тела в своих руках.
— Я люблю тебя, — прошептала она ему на ухо. — Помни, что бабушка тебя очень-очень любит.
На пороге она обернулась. Димочка уже увлеченно складывал игрушки в коробку, забыв о ее уходе.
— Катя, — тихо сказала Людмила Павловна. — Ты когда-нибудь поймешь, что натворила?
— Не мне пришлось выбирать между квартирой и внуком, — холодно ответила Екатерина. — Вы сделали свой выбор.
— Я не выбирала между квартирой и внуком, — повторила Людмила Павловна. — Я выбирала между тем, чтобы склониться перед шантажом или остаться верной памяти сына. Думаю, Максим понял бы меня.
— Он понял бы, что вы предпочли стены своему внуку? — Екатерина скрестила руки на груди. — Сомневаюсь.
— А как бы он понял то, что ты используешь его сына как разменную монету? — голос Людмилы Павловны дрогнул. — Что ты за мать такая, если готова манипулировать собственным ребенком ради квартиры?
— Уходите, — Екатерина распахнула дверь. — Просто уходите.
В субботу Людмила Павловна снова приехала к новостройке. Стояла, задрав голову, глядя на окна своей квартиры на восьмом этаже. Подумать только — ее квартиры. Стоило ли оно того? Что она будет делать со вторым жильем? Сдавать? Кому? От мысли о том, что придется общаться с незнакомыми людьми, становилось тревожно.
А может, продать? И что потом? Деньги ей не нужны — хватает пенсии, чтобы сводить концы с концами.
А может, отдать? Но кому? У нее больше никого не осталось…
Людмила Павловна еще раз посмотрела на окна и пошла к остановке.
Через месяц она получила письмо. Обычное, бумажное, с маркой. Никто уже не пишет таких писем — подумала она, разглядывая конверт.
Внутри оказался листок, вырванный из тетради. Корявым почерком Екатерины было написано: «Людмила Павловна, мы с Димой приехали к родителям. Здесь спокойно, хотя и тяжело. Работы в деревне нет, только огород. Дима скучает по детскому саду и по Вам тоже. Адрес на конверте. Если захотите приехать — напишите заранее».
Ниже неровным детским почерком было выведено: «Бабуля я тибя люблю». И нарисовано что-то, похожее на сердечко.
Людмила Павловна читала и перечитывала эти строчки, пока они не расплылись перед глазами. Потом вытерла слезы и подошла к столу. Достала ручку и бумагу.
«Дорогие Катя и Димочка, — написала она твердым учительским почерком. — Я получила ваше письмо и очень обрадовалась…»
Она писала долго, останавливаясь, подбирая слова. Дописав, сложила листок, убрала в конверт. Завтра же отправит.
А потом позвонит риелтору. Квартиру нужно продать. Деньги лучше положить на счет для Димы. И оставить немного — на билеты. Ей ведь теперь часто придется ездить в деревню.
