Маруська, конечно, обиделась. Она с хозяином давным-давно, но ее почему-то музой не назначили, хотя она тоже черно-белая. А сороку-воровку – нате пожалуйста!
Кормушка наверняка полным-полна семечек. Анфиса в это верила.
Ведь седобородый дедуля каждое утро выходил из домика с пакетом в руках. Направлялся к старой яблоне и щедрыми горстями отмерял птичье угощение.
Теперь главное – не опоздать. А то все сметет наглая гомонящая мелочь. Воробышки, синички, зеленушки и еще черт знает кто. Много их, халявщиков, развелось…
Или того хуже: явится здоровенный лесной голубь вяхирь, тогда Анфисе точно ловить будет нечего. И кто только рассказал этому проглоту про кормушку. Сам бы он точно не дотумкал.
В этот раз ей не повезло. Вяхирь уже втиснул свою упитанную тушку под крышу кормушки и шуровал в остатках семечек. По земле расхаживала его подруга, подбирала то, что сыпалось сверху.
«Вот прорва ненасытная! — выругалась Анфиса про себя. — Как в него столько влезает-то? Скоро летать не сможет, обжора. Будет на пару со своей подругой пешком ходить!»
Придется искать завтрак в другом месте. Но перед этим Анфиса решила глянуть, что там дедуля делает.
«Любопытство не грех. А у сорок оно вообще в генетический код встроено, как и умопомрачительная внешность», — думала Анфиса, пристраиваясь на спинку лавочки под окошком…
*****
Иван Петрович маялся. Сидел перед экраном ноутбука и ругал себя распоследними словами:
«Дурень старый, писателем себя возомнил. Интернет покорить решил, а сюжеты-то у тебя и кончились! Нету ни одного.
Да и откуда им взяться? Пенсия, дача, огород, собака да радикулит – вот и вся твоя жизнь. Об этом много не напишешь. В прошлом, конечно, разное бывало…
Да только тоже все какое-то обычное. У каждого второго пенсионера жизнь почти такая же. Чего им про чужую читать?»
Муза, которая так весело махала над Иваном Петровичем крылышками раньше, куда-то улетела. На смену ей явилось злое самобичевание.
— Все, Маруська, завязываю я с графоманством! Пошли лучше гулять! — Иван Петрович захлопнул крышку ноутбука, отпихнул стул, поднялся.
Черно-белая «дворянка» Маруська обрадовалась, замельтешила в ногах у хозяина. Гулять так гулять. Это она всегда пожалуйста…
*****
«Надо убираться, а то сейчас эта гавкалка выскочит – не дай бог хвост мне обдерет. Маленькая, но шустрая, паршивка!» — подумала Анфиса.
Но тут лучик солнца добрался до хозяйского стола, и… После этого Анфиса просто не смогла улететь. Так как на столе что-то богато сверкнуло.
«Ох, какая штукенция! — Анфиса замерла. — Не знаю, что это, но мне оно гораздо нужнее, чем деду! Как бы это блестящее взять?»
Она даже про фиаско с кормушкой забыла. Но тут со стороны старой яблони послышалось гневное чириканье:
— Ты чего, голубь-переросток, все до последнего семечка слопал?!
Анфиса оглянулась. Воробьиная стайка, во главе с большим растрепанным предводителем, ругала вяхиря на чем свет стоит.
— Да мы тебя сейчас по перышку разберем! — ярился больше всех предводитель, чувствуя за спиной поддержку. — Да мы тебя в суповой набор превратим!
Вяхирь сердито ухал в ответ, но связываться с воробьиной толпой не рискнул. Вместо этого тяжело поднялся в воздух и убрался восвояси.
— Ну ничего не оставил, троглодит краснопузый! — растрепанный шустро заскакал по опустевшей кормушке.
Стая на ветвях разочарованно загомонила.
— Спокойно, товарищи! — воззвал воробьиный предводитель. — Я знаю, где взять! Кто смелый – за мной!
И растрепанный подлетел к окошку, рядом с тем, где страдала от вожделения Анфиса. Шустро нырнул в открытую форточку и через секунду выскочил наружу с крошкой в клюве.
«Вот он, путь к сверкающей штуковине! — возликовала Анфиса. — Да я этого воробья потом расцелую, если поймаю!»
И она рванула к соседнему окну.
На столе поблескивали хозяйские часы. Их металлический браслет манил солнечными искорками.
«Какая великолепная штуковина!» — Анфиса схватила часы и была такова…
*****
— Ох, Маруська, похоже, у меня вдобавок к радикулиту еще и склероз! Ты часы мои не видела? Вроде на столе лежали, — Иван Петрович обшаривал комнатку.
«Дались ему эти часы, — лениво подумала Маруська. — Он их и не носит почти никогда, только с места на место перекладывает».
— Да куда же они деться-то могли? — горевал Иван Петрович, в сотый раз перелопачивая стол. — Ты, наверное, не помнишь, но мне эти часы Маша подарила… Память о ней была. А я их вот сунул куда-то…
Маруська поднялась: ну, раз память, надо искать. Из дома они исчезнуть не могли. Дверь они с дедом перед уходом точно закрыли. У Маруськи склероза нет. Значит, где-то здесь.
Теперь они обшаривали дачный домик вдвоем. Без толку. Часы испарились!
— Слушай, Маруся, это же прямо детективный сюжет, — рассуждал уставший Иван Петрович. — Наручные часы исчезают из запертого на замок дома. Причем все это происходит в тихом садоводстве.
Часы не шибко много стоят, но очень дороги хозяину. Кто их мог взять и как? М-да… Загадка. Это уже какой-то мистический детектив получается.
А вдруг это домовой развлекается? Интересно, водятся в дачных домиках домовые? Наверное, нет. Зимой здесь дуба дашь.
Стоп, форточка открыта! Через нее, правда, никто крупнее кошки не пролезет… Значит, вор пришел снаружи и имел при себе кошку, натасканную на кражи.
Надо это записать! Идея пока сырая, но ничего, помозгуем, доработаем.
И Иван Петрович уселся за свой, знавший лучшие времена, ноутбук…
*****
«Эко его разобрало! — удивилась Маруська. — Даже подарок покойной супруги бросил искать. Ну да ладно, пусть творит, а я пока еще раз все обшарю, может, повезет».
И ей действительно повезло. Нет, часов она не нашла, зато обнаружила перышко. Блестящее, черное, длинное.
«Вор улику оставил, не иначе! — решила Маруська. — Только вот кто в таких перьях у нас ходит?»
И тут ей вспомнился длинный сорочий хвост, который она сто раз пыталась поймать, да пока неудачно.
«Вот, выходит, кто у нас воришка! — догадалась Маруська. — Надо хозяину сказать».
И она с пером в зубах поспешила к столу, где, забыв про все на свете, стучал по клавишам Иван Петрович. Он был так поглощен своим мистическим детективом, что даже не заметил Маруську.
«Ого, как резво тарабанит, — удивилась та. — И лицо у него такое, такое… Одухотворенное, что ли. Может, не надо ему пока улику предъявлять. Пусть историю свою сначала допишет».
*****
В этот раз Анфиса успела! Толстый вяхирь сегодня не прилетел трапезничать.
«Наверняка его от обжорства разорвало», — позлорадствовала она.
Зато с ветки на ветку перепрыгивали воробушки. И растрепанный предводитель был здесь.
— Спасибо тебе, мелочь храбрая! — поблагодарила его Анфиса. — Ты мне прямо дверь в пещеру с сокровищами указал.
— С какими сокровищами? — не понял сперва воробьишка.
— Да я про форточку открытую.
— Подглядела?! Там мой стратегический запас, между прочим. Не смей в мою форточку лазать!
— Ну ты и нахал, однако, — Анфиса строго глянула на растрепанного. — Заруби себе на носу — я хожу, куда хочу. Да и крошки ваши мне не больно нужны. У деда кое-что получше имеется!
— Воровка! — чирикнул воробушек. — Деда не смей обижать. Он ведь нас кормит. А не послушаешься – я Маруське нажалуюсь. Она давно хвост тебе мечтает выдрать.
— А ну, брысь отсюда! — обиделась Анфиса.
Воробьишка отскочил подальше. А сорока, решив показать, что ей никто не указ, направилась прямиком к окну дачного домика. Привычно устроилась на спинке лавочки, заглянула внутрь.
Старик строчил, как из пулемета, уткнувшись в экран ноутбука. Он даже не увидел, что у него появилась компания.
Зато Маруська сразу заметила Анфису. Зарычала, залаяла.
— Да уймись ты, — велел Иван Петрович. — Музу спугнешь!
Потянулся, встретился взглядом с сорокой. И тут его осенило:
— Так вот кто часы стянул. Точно! В форточку ты легко пролезешь, а блестящее вашу сорочью сестру всегда привлекало.
Эх, как все просто, оказывается… А я уже целую повесть детективную сочинил.
Тут его осенило второй раз:
— Слушай, так ты же, получается, моя муза! Пусть невольно, пусть часы умыкнула. Хотя их очень уж жалко. Но зато взамен вдохновение подарила. Ай да молодец!
А потом обратился к беснующейся собаке:
— Ты, Маруська, давай-ка не трогай птицу. Она мне на хвосте сюжет принесла. Даст бог, еще притащит. А я для нее отдельную кормушку поставлю, рядом с окном.
*****
Маруська, конечно, обиделась. Она с хозяином давным-давно, но ее почему-то музой не назначили, хотя она тоже черно-белая. А сороку-воровку — нате пожалуйста!
Ну да ничего, Маруська покажет хозяину, кто ему настоящий друг. Вот возьмет и найдет часы. А не получится, так она эту сорочью музу пытать будет. Если придется – без хвоста оставит…
Об этом она и заявила Анфисе сердитым лаем. Но та была птицей умной, поэтому обошлось без членовредительства. Сорока сама привела Маруську к часам, схороненным под корнями.
«Пускай уж забирает, — рассудила Анфиса. — Почувствует себя важной да полезной, глядишь, от меня отвяжется.
С часами жаль, конечно, расставаться. Но делать нечего: дед, вон, меня музой назначил, вип-столовой персональной грозился. Надо пожалеть старика».
За добро добром платить принято – так считала Анфиса. К ее радости, Маруська думала также.
Часы она, конечно, хозяину вернула. И свою минуту славы, полную похвал и вкусняшек, получила. А посему решила: пусть сорока живет спокойно в компании своего великолепного хвоста. Неудобно как-то, если у хозяина будет бесхвостая муза.
Маруська найдет, на кого охотиться. Уж чего-чего, а вредителей в этом мире хватает и без Анфисы…
