— Хватит морозиться. Я же всё знаю, и про «училку» тоже. Можешь не прикидываться, — Лёня устало вздохнул, подпёр щёку кулаком и с кривой улыбкой посмотрел на жену.
Настя замерла у столешницы, с которой только что смахивала пыль. Хотелось спрятаться. В шкаф, в прошлую неделю, в любой момент, когда всё ещё не трещало по швам.
— Я… просто не хочу ругаться, — наконец выдавила она, не оборачиваясь.
— Это не дело. Ты всё держишь в себе, а потом ходишь с таким лицом, как будто я наступил на хвост твоей кошке.
Они встречались примерно год. Примерно — потому что было как-то трудно выделить дату «официального» начала. Просто в какой-то момент они незаметно для себя сблизились. Жить вместе они стали не так давно. Съехались, скорее, не по великой любви, а ради удобства. Хотя если спросить Настю, она сказала бы, что любовь есть, просто она тихая, сдержанная.
Проблемы начались не сразу. Сначала было даже хорошо: Лёня приносил кофе по утрам, выбирал для них кино на вечер, в шутку морщился, если Настя включала свою музыку. Она смеялась. Всё шло как надо.
Но с недавних пор он стал чаще показывать характер. Не со зла. Пожалуй, как школьник, который дёргает за косички девочку, потому что она ему нравится. Только девочка давно не в начальных классах. И ей уже не смешно. Совсем.
— Ты ведь сама всегда говорила, что хочешь честности и откровенности, — продолжил Лёня, уже не глядя на неё. — А теперь ходишь, дуешься, молчишь.
— Мне просто тяжело говорить всё в лицо. Иногда легче… подумать, переварить.
— Ага. Или с кем-то поделиться.
Настя вопросительно вскинула брови.
— Что ты хочешь этим сказать? — озадачилась она.
— А то, что я в курсе. Про претензии к моим шуткам, про то, что с друзьями я «какой-то другой».
От стыда покраснела, наверное, даже шея. Настя ощущала себя так, словно её поймали на воровстве. Просчиталась. Но где?
— Что ещё ты знаешь? — тихо спросила женщина, стараясь не смотреть на Лёню.
— Что тебе не нравится, как я называю тебя «училкой по жизни». Что ты чувствуешь себя глупо, когда я подкалываю тебя в компании. Что злишься, когда я мою посуду и забрызгиваю всё вокруг, — отчеканил Лёня.
Настя опёрлась о столешницу одной рукой. Её повело так, словно она была в метро, и поезд уже тронулся, а она ещё не взялась за поручень.
Это была Алина. Только она знала. Только она слышала именно эти слова, в такой формулировке.
— Он опять начал перед всеми, — пожаловалась Настя однажды своей подруге. — Ну, знаешь, эти его приколы про мою работу. Мол, училка по жизни. Типа смешно, а я стою как дурa, обтекаю.
Алина понимающе кивала, наливая чай.
— А ты ему говорила, что тебе неприятно?
— Ну… не совсем. Я же не хочу показаться неженкой или истеричкой. Вроде мелочь же.
— А тебе с ним вообще хорошо?
— Обычно да. Но вот в такие моменты — как будто он другой. Как будто уже и не мой.
— Может, он просто не понимает? — аккуратно предположила Алина.
Настя тогда лишь кивнула. Ей стало легче, потому что она выговорилась и её услышали.
А теперь всё это стало камнем, брошенным в её огород.
Ночь была долгой. Настя лежала на спине, уставившись в потолок, и гадала, что ещё знает о ней Лёня со слов Алины. Телефон с выключенным экраном лежал рядом. Иногда она брала его в руки, открывала чат с подругой, начинала набирать сообщение и стирала.
Лёня спал в другой комнате. Или делал вид. Они почти не разговаривали после той перепалки. Насте было стыдно. Она сама сбежала от него в гостиную.
К утру под глазами начали проступать тени. Мысли, которые роились в её голове, будто залили цементом. Они оседали, слипались, становились тяжёлыми. Настя села на краю дивана и долго смотрела в пол. Потом включила телефон и наконец нажала на кнопку вызова.
— О, привет, — радостно поздоровалась Алина. — Я думала, ты вчера с головой ушла в уборку, раз не писала. У вас всё нормально?
Настя затаила дыхание на пару секунд. Голос подруги был знакомым до боли, только теперь от него становилось не тепло, а тревожно.
— Ты Лёне что-нибудь рассказывала? Из того, что я тебе говорила? — Настя старательно скрывала дрожь в голосе.
В трубке наступила тишина. Настя явно попала в цель. Потом Алина заговорила.
— Послушай… Всё не совсем так, как ты думаешь. Я… Я просто хотела помочь.
— Отвечай, — Настя нахмурилась и стиснула пальцы. — Ты говорила ему про то, что я тебе рассказывала?
— Настя, — начала Алина мягким, почти умоляющим тоном. — Я просто видела, что вы на грани. Я подумала… ну, я решила, что лучше немного подтолкнуть его. Совсем чуть-чуть. Чтобы он понимал.
— Подтолкнуть?! — Настя вскочила с дивана. — Это были мои чувства, Алина! Мои секреты! Я доверила их тебе, а ты растрепала их ему!
— Да потому что ты молчала! — вспыхнула Алина в ответ. — Ты бы продолжала тихушничать. Ты вечно всё проглатываешь, варишься в этом, потом бесишься, а потом взрываешься. А он бесится в ответ, потому что ничего не понимает. Я хотела сохранить ваши отношения. Тебе же с ним хорошо, правда?
Настя ходила по комнате взад-вперёд. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Чтобы ничего не слышать. Чтобы забыться. Она опозорилась перед Лёней и, кажется, потеряла подругу.
— Ты не имела права, — процедила Настя. — Даже если тебе казалось, что ты поступаешь правильно. Не тебе решать, как нам жить. Я с тобой разговаривала как с другом. А ты всё сливала ему.
— Сливала? — Алина печально хмыкнула. — Ну прости, что я вас спасла. Без меня вы бы давно разошлись, ты же боишься хоть слово ему сказать. Ты ждала, что он сам всё поймёт, а он не телепат, Настя.
На этом месте Настя замолчала. Потому что внутри всё скрутило. Она ведь действительно… да, она боялась. Именно поэтому всё обсуждала с Алиной. Потому что с Лёней было сложно. Потому что Настя не знала, как подступиться, как не обидеть, как не поругаться.
— Неделю назад он принёс мне цветы, — заговорила Настя уже тише, посмотрев на теперь уже пустую вазу. — Просто так. Ну, помнишь, за день до этого я ещё жаловалась тебе на его подколы… Я тогда подумала: ну вот, пошло-поехало… наконец-то.
Алина молча слушала.
— А теперь я понимаю, — продолжила Настя. — Это был не он. Это была ты. Ты ему сказала.
— Я намекнула, Настя. Я не диктовала ему, что делать. Он сам захотел. Я просто… — виновато оправдывалась Алина. — Я хотела как лучше. Правда.
Настя остановилась у стола. Взгляд невольно упал на статуэтку в виде совы. Подарок Алины на день рождения. Старый, они тогда учились ещё в пятом классе. Настя вздохнула и отвернулась.
— Спасибо, конечно, Алина, — сказала она негромко. — Спасибо тебе за всё. Но ты мне больше не подруга. Нечестно это всё.
— Погоди. Подожди, ты не…
— Всё. Пока.
Настя положила трубку, не желая продолжать разговор.
Снаружи щебетали птицы. Солнце светило в окно. Но всё это казалось неуместным.
Настя села обратно на диван и закрыла лицо ладонями. Не было сил даже на слёзы. Она потеряла личное пространство, подругу и, возможно, веру в людей.
Медленно подбирался день. Лёня давно ушёл. У него сегодня была смена. Настя слышала, как он тихо закрыл дверь.
В доме стало так же пусто, как и на душе.
Она больше не могла оставаться в одиночестве. Настя бросила в сумку зарядку, наушники, банку крема, которую давно хотела отдать маме, и вышла из квартиры.
Дорога до маминого дома заняла сорок минут. Настя ехала в автобусе, глядя в окно на прохожих. Она даже немного завидовала им, ведь у большинства наверняка нет таких проблем.
Конечно, Настя не думала, что разговор с мамой станет панацеей. Ей просто нужно было услышать чей-то голос. Кого-то, кто поймёт и не разнесёт это по всей округе.
Мама встретила дочь в халате и со шваброй наперевес. Боролась за чистоту.
— Ну, давай, рассказывай, как у тебя дела, — сказала Ольга, уже нарезая рулет.
Настя усмехнулась. Хоть что-то оставалось прежним. Она налила воду в чайник, включила его и начала говорить. Про Лёню. Про Алину. Про разговор, который всё испортил.
Мама слушала вначале молча, хмыкая в нужных местах. А потом, дождавшись паузы, выдала с присущей ей прямотой:
— Знаешь, таких друзей за… что-нибудь и в музей. Не друзья они!
Настя тяжело вздохнула. Она заранее знала, что мать скажет что-то в этом духе. Но всё равно решила попытаться.
— Она не со зла… Правда. Она хотела, чтобы у нас с Лёней всё получилось.
— Ага. И по доброте душевной тебя предала. А потом она по доброте душевной или твои интимные подробности всем выдаст, или парня твоего уведёт. Нет, уважение должно быть к чужим тайнам.
Настя опустила голову. Хотелось одновременно смеяться и плакать. У мамы всегда всё было или чёрное, или белое. Ни полутонов, ни сомнений. Но, как ни странно, в этом тоже была своя правда.
— Она… Она мне как сестра была, — сказала Настя, вздохнув. — Я ей всё-всё рассказывала.
— Эх, Настя… — вздохнула Ольга, смягчившись. — Самые страшные предательства — от своих. Потому что чужие не знают, куда бить. А свои — точно знают, и туда и бьют.
Эти слова что-то задели, и Настя замолчала. В голове всплыло старое, но яркое воспоминание.
Им было по шестнадцать. После какого-то дурацкого конфликта в школе Настя, всхлипывая, прибежала к Алине. Она рыдала, утиралась рукавом и повторяла:
— Я больше туда не вернусь. Пусть хоть выгоняют. Всё. Пусть.
Алина тогда обнимала её, успокаивающе покачиваясь.
— Я за тебя — в любую драку. Поняла? Никогда не предам, — сказала подруга. — Всегда зови меня, и я помогу. Никому в обиду не дам.
Потом Алина принесла Насте шоколадку из своих запасов. Большую. С орешками. Такой делятся только с настоящими друзьями.
Настя тогда подумала, что у неё есть сестра. Не по крови, а по жизни.
В воспоминании всё было ясно и тепло. В реальности — мутно и горько.
Настя не стала больше обсуждать Алину с мамой. Но и не стала удалять её номер. Она просто… перестала писать первой. Перестала делиться. Мысли, которые раньше сразу летели к Алине, теперь останавливались в голове и разворачивались обратно. Это было непривычно и тяжело. Но теперь только так.
Прошло несколько дней. Жизнь начала возвращаться к привычному ритму. Лёня снова шутил, хоть и с осторожностью. Настя не обрывала, но и не подыгрывала. Она присматривалась. Об Алине они тоже не говорили.
Однажды вечером они вместе пили чай. Лёня достал сахарницу, и Настя вдруг сказала:
— А можешь не добавлять сахар в мой чай? Пожалуйста. Я же говорила — не люблю. Он портит вкус.
Он обернулся с лёгким удивлением. Он ведь всегда добавлял сахар. Но если подумать… Да, когда-то, ещё в начале их отношений, она говорила ему об этом. Просто он забыл. А она больше не стала напоминать.
Но дело было не в этом. Она сказала. Прямо сказала, что ей не нравится.
— Конечно. Привычка. Прости.
Настя провела пальцем по краю стола и, немного подумав, добавила:
— И ты тоже говори, если что-то не так.
Лёня на секунду замер, а потом тепло улыбнулся.
— Ладно. Договорились.
Они пили чай молча, но сейчас это молчание казалось убежищем. Настя понимала: в их жизни ещё будет разное. Хорошее и плохое. Но если уж рушить отношения, то своими руками, а не чужими. И строить — тоже.
