«Минус три тысячи шестьсот рублей», — гласило уведомление от банка. Марина нахмурилась, глядя на экран телефона. Она перевела взгляд на стену, где висела карта мира с красными флажками — местами, куда они с Андреем планировали поехать. Португалия. Их пятилетняя мечта, ради которой они экономили почти год, отказывая себе в новой технике и обновках.
Она открыла банковское приложение и пролистала историю операций. Супермаркет «Пятёрочка» у Речного вокзала, аптека «Столички» на Ленинградке, хозяйственный магазин… Третий раз за неделю с их карты снимались деньги в местах, где Марина точно не бывала, а Андрей сейчас находился в Нижнем Новгороде.
Она отпила уже остывший чай и, подавив инстинктивное нежелание беспокоить мужа на работе, набрала его номер. После четвёртого гудка он всё-таки ответил.
— Дрюш, привет, — она старалась говорить спокойно. — У тебя минутка есть поговорить?
— Вообще-то, не очень, — в голосе Андрея слышалась легкая досада. — Мы тут объект принимаем, сроки горят. Что-то срочное?
— С нашей картой какая-то ерунда, — она постаралась говорить чётко и по делу. — С неё снова сняли деньги в Москве, уже тысяч десять за неделю. Мне в банк звонить?
В трубке повисла странная пауза. Потом раздался звук отодвигаемого стула и приглушённые голоса — видимо, Андрей вышел из общего помещения.
— А, это… — наконец произнёс он будничным тоном. — Это, наверное, мама. Я ей данные карты дал, на всякий случай.
Марина моргнула, не уверенная, что правильно расслышала.
— В смысле — мама? Нашей карты? Той самой, куда мы на Португалию откладываем?
— Ну да, — в голосе мужа появились защитные нотки. — А что такого? Она же не чужой человек.
Марина зажмурилась, пытаясь справиться с волной возмущения. Она вспомнила их разговор полугодичной давности, когда Татьяна Сергеевна намекала, что ей тяжело тянуть коммуналку на одну пенсию. Тогда Марина сама предложила помогать — четко оговоренной суммой каждый месяц. Андрей согласился, но, видимо, для его матери этого оказалось недостаточно.
— Андрей, — она старалась говорить спокойно, — это наши общие деньги. Мы договорились, что туда идёт всё, что экономим на поездку. И ты вот так просто отдал карту своей маме, даже не посоветовавшись со мной?
— Да забыл как-то… — он неловко кашлянул. — Она просто попросила на экстренный случай, сказала, что с пенсией задержка может выйти.
— Десять тысяч за неделю — это не задержка пенсии, — Марина постаралась, чтобы слова звучали констатацией факта, а не обвинением. — На что она их тратит?
— Слушай, я не контролирую каждый её шаг, — в голосе Андрея появилось раздражение. — Сказала, что нужно — значит, нужно. Потом вернёт.
— Дело не в деньгах, Дрюш, — она сжала переносицу, чувствуя подступающую головную боль. — Почему ты не спросил меня? Почему просто отдал карту, которая не только твоя, но и моя тоже?
— Господи, ну вот начинается! — Андрей вспылил неожиданно резко. — Я своей матери доверяю, понимаешь? А ты вечно её в чём-то подозреваешь. «Почему она без звонка приходит», «почему твою рубашку перестирала», теперь вот это… Она одна живёт, Марин! Ей тяжело!
Марину будто обдало ледяной водой. Скрытая обида в его словах, копившаяся, очевидно, долгое время, неприятно удивила её. Она хотела напомнить, как поддерживала его мать после операции в прошлом году, как возила её по врачам, пока он был на объекте, но осеклась — это звучало бы как оправдание.
— Я никого не подозреваю, — сказала она тихо. — Я просто хочу, чтобы ты советовался со мной в важных вопросах.
— Слушай, у меня тут работа стоит, — в его голосе звучала усталость. — Давай вечером поговорим, ладно? И не надо драмы, это всего лишь деньги.
Он отключился, а Марина осталась сидеть за кухонным столом, растерянно глядя в окно, где моросил мелкий апрельский дождь. «Всего лишь деньги». Фраза болезненно отозвалась внутри. Для неё это были не просто деньги — это было доверие, которое она считала само собой разумеющимся в их отношениях. Доверие, в котором теперь появилась первая, но такая глубокая трещина.
Сложно было сказать, когда именно у Марины началось это чувство — что в их браке они с Татьяной Сергеевной негласно соревнуются за Андрея. Может, с той первой фразы «Он у меня такой домашний мальчик, вы уж там его не перекармливайте острым», сказанной на свадьбе? Или с первого непрошеного визита, когда свекровь, не позвонив, пришла в их съёмную квартиру с кастрюлей борща, «потому что мальчик мой наверняка голодный сидит»?
Марина не была принципиальной или конфликтной. Она обычно уступала, находила компромиссы, терпеливо слушала истории о том, «как Андрюшенька в детстве». Но с каждым годом замужества она всё яснее видела: Татьяна Сергеевна не собирается отпускать сына. Не грубо, не явно — тонко, почти виртуозно напоминая о своём приоритете в его жизни.
Звонок в дверь раздался ровно в тот момент, когда Марина закончила разбирать рабочую почту. Уже по характерной трели — два коротких, один длинный — она поняла, кто стоит за дверью.
Свекровь вошла без приглашения, как обычно. Постучала и тут же повернула ключ, который Андрей дал ей «для экстренных случаев».
— Мариночка, я тут пирожков напекла, — Татьяна Сергеевна, элегантная даже в свои шестьдесят три, поставила судок на стол. От неё пахло сладкими духами и выпечкой — смесью, которую Марина втайне называла «ароматом вторжения».
— Здравствуйте, Татьяна Сергеевна, — она постаралась улыбнуться. — Вы как всегда вовремя, я как раз работу закончила.
— Вечно ты в своих компьютерах, — свекровь присела на краешек стула, расстегивая пальто. — Что-то ты бледная сегодня. Устаёшь, наверное. Я вот в твои годы и работала на полторы ставки, и дом держала, и ребёнка растила, а вы всё никак…
Марина молча проглотила очередной намёк на отсутствие внуков. Давно выработанный защитный механизм сегодня дал сбой — уколы, которые обычно скользили по поверхности, сегодня пробивали броню насквозь.
— А Андрюша когда вернётся? — Татьяна Сергеевна оглядела квартиру с привычным оценивающим выражением, будто прикидывая, что тут можно переставить или «улучшить».
— Послезавтра, если всё пойдёт по плану, — ответила Марина и, собравшись с духом, добавила: — Татьяна Сергеевна, можно задать вам вопрос?
— Конечно, деточка, — свекровь улыбнулась, но глаза остались настороженными.
— Вы пользуетесь нашей банковской картой?
Лицо Татьяны Сергеевны на мгновение застыло, но она быстро справилась с собой. Только пальцы, теребящие пуговицу пальто, выдавали волнение.
— А что такого? — она пожала плечами с деланной небрежностью. — Андрюша дал, сказал — пользуйся, если нужно. А что, он тебе не сказал? — в её голосе прозвучала плохо скрываемая триумфальная нотка.
— Нет, — Марина поджала губы. — Поэтому я и спрашиваю. Понимаете, это наша общая карта. Мы туда деньги на Португалию откладываем.
— Да какая Португалия, — Татьяна Сергеевна с неожиданной резкостью отмахнулась, словно от назойливой мухи. — Вы молодые ещё, успеете. А мне лекарства нужны. Ты знаешь, сколько нынче глазные капли стоят? А сердечные? А анализы частные?
Марина знала. Именно поэтому три месяца назад настояла, чтобы они с Андреем оплатили свекрови дорогое обследование в хорошей клинике, хотя это означало отложить покупку новой стиральной машины.
— Понимаю, — кивнула она. — Но почему нельзя было просто попросить? Мы бы нашли решение, как помочь, не трогая отпускные деньги.
— А что же, мне теперь на паперти стоять? — Татьяна Сергеевна гордо вскинула голову, и Марина вдруг увидела в ней молодую женщину, которая в одиночку вырастила сына после развода, никогда ни у кого не прося помощи. — Я у сына взяла. У родной крови. А ты что же, своё отделяешь от общего? Некрасиво это, Марина.
В этой фразе было всё — и обвинение, и противопоставление «родной крови» и «чужой», и намёк на корыстность. В другой день Марина, возможно, промолчала бы. Но сегодня что-то внутри не позволило.
— Дело не в моём и не в чужом, — она посмотрела свекрови прямо в глаза. — Дело в уважении. Если я часть этой семьи, то мне стоило хотя бы сказать.
Татьяна Сергеевна поджала губы.
— Ох, милая, — её тон стал покровительственным, — ты всего пять лет как жена. А я всю жизнь — мать. И матерью останусь, даже когда ты… — она осеклась, но Марина мысленно закончила: «даже когда ты уйдёшь».
Эта недосказанная фраза повисла в воздухе, как удушливый запах.
— Знаете что, — Марина поднялась, чувствуя себя неожиданно спокойно, — давайте этот разговор отложим до возвращения Андрея.
— Да бога ради, — свекровь тоже встала, запахивая пальто. — Только не нужно настраивать сына против матери, хорошо? Это никогда хорошим не кончается.
В этой фразе, сказанной буднично, прозвучала такая уверенность в своей позиции, что Марина впервые по-настоящему испугалась. Не потери денег, не конфликта, а того, что есть связь, которую она не может ни понять, ни разорвать.
После ухода свекрови Марина долго сидела на кухне, бездумно перебирая старые фотографии на телефоне. Вот их с Андреем первая встреча — корпоратив строительной компании, где она тогда работала пиар-менеджером. Вот неумелое селфи из того маленького прибрежного городка в Испании, куда они сбежали на выходные через три месяца знакомства. Свадьба — скромная, почти без гостей, зато с путешествием в Грецию вместо банкета. Они всегда мечтали увидеть мир, копили на поездки, тщательно выбирали маршруты…
Еще один снимок заставил её остановиться — Андрей в больничной палате рядом с матерью, бледный, с кругами под глазами. Он прилетел среди ночи, отменив командировку, когда у Татьяны Сергеевны случился гипертонический криз. Марина тогда гордилась им — его преданностью, его отношением к матери.
Она вздохнула. В том и сложность — она никогда не требовала, чтобы Андрей выбирал между ней и матерью. Наоборот, всячески поддерживала их отношения. Но где-то незаметно граница размылась, и Татьяна Сергеевна из отдельного взрослого человека превратилась в третьего участника их брака.
Телефон завибрировал, и сердце Марины дрогнуло — Андрей? Но это была его мать.
«Мариночка, извини за резкость. Конечно, я верну деньги, как пенсию получу. И давай забудем этот неприятный разговор, хорошо? Приходи завтра на пирожки».
Палец завис над экраном. Это было похоже на оливковую ветвь, но в то же время — на стратегический маневр. Упреждающий удар перед разговором с сыном.
«Спасибо, Татьяна Сергеевна. Но завтра я работаю допоздна», — написала она в ответ.
Вечером, как Марина и ожидала, позвонил Андрей.
— Мне мама звонила, — без приветствия начал он. — Говорит, у вас какой-то неприятный разговор вышел.
Марина подавила желание защищаться. Так всегда бывало — она оказывалась нападающей стороной, вынужденной оправдываться.
— Я просто спросила про карту, — спокойно ответила она. — Не думаю, что это неприятный разговор.
— Она плакала, Марина, — в голосе Андрея звучал плохо скрываемый упрёк. — Говорит, ты её попрекала деньгами. Обвиняла в воровстве, что ли?
Возмущение вспыхнуло так ярко, что на секунду перехватило дыхание. Плакала? Татьяна Сергеевна, с её выправкой и железной волей, с её вечно приподнятой бровью и поджатыми губами — плакала?
— Андрей, — она старалась говорить размеренно, — я никого не обвиняла. Я просто хотела понять, почему наши общие деньги тратит человек, о котором мы не договаривались.
— Человек? — голос мужа зазвенел от негодования. — Ты о моей матери говоришь!
— А если бы это был твой друг? Или коллега? — не выдержала Марина. — Ты бы тоже отдал карту без разговора со мной?
— Сейчас речь не о них, — он увильнул от прямого ответа, и это был плохой знак. — Знаешь что, мне надоело, что ты постоянно цепляешься к маме. Она мне родной человек, понимаешь? И если ей нужна помощь, я буду помогать, нравится тебе это или нет.
У Марины внутри что-то оборвалось. Фраза, сказанная почти теми же словами, что использовала Татьяна Сергеевна. «Родной человек», «кровь». Как будто она, ставшая его женой, его выбором, его спутницей, была чем-то второсортным.
— А я тебе кто? — она сама не узнала свой голос — не плаксивый, не умоляющий, а тихий и страшно спокойный. — Тоже вроде как родной человек, нет? Или я ошибаюсь?
— Господи, ну вот опять эта мелодрама, — Андрей вздохнул с таким неприкрытым раздражением, что Марина вздрогнула. — Сейчас ты ведёшь себя как истеричка. Поговорим, когда успокоишься.
Гудки в трубке были как точки в конце предложения. Марина медленно опустила телефон и подошла к холодильнику, где среди магнитов из разных стран висела их совместная фотография — улыбающиеся лица на фоне Кёльнского собора. Интересно, в какой момент они перестали быть командой? Или — более страшная мысль — они никогда ею и не были?
Никогда ещё время не тянулось так мучительно долго. Два дня до возвращения Андрея превратились в вечность, наполненную разбором завалов в их отношениях, вещах, совместной жизни.
В первый день она пошла в банк и закрыла общий счёт. Деньги — около ста тысяч — разделила поровну и перевела на два отдельных счета: свой и Андрея. Не из мстительности — из чистого инстинкта самосохранения. Что-то надломилось внутри, и Марина не могла больше притворяться, что ничего не происходит.
На второй день она проверила документы. Квартира, которую они купили в ипотеку три года назад, была оформлена на обоих. Кредит платил в основном Андрей — его зарплата инженера-проектировщика была выше, чем её доходы от фриланса в пиаре. Но первоначальный взнос внесла она — наследство от бабушки, которое берегла на «что-то важное». И об этом она почему-то часто забывала, когда свекровь говорила о «квартире Андрюши».
Звонила мама Марины — спрашивала, как дела, рассказывала про новый рецепт пирога, не допытывалась ни о чём. В отличие от Татьяны Сергеевны, мать Марины никогда не лезла в их отношения, хотя Марина была единственной дочерью. «Ты выбрала свою дорогу, детка, — говорила она. — А моё дело — поддерживать, а не указывать». Раньше Марина воспринимала это как должное. Теперь — остро благодарно.
Андрей вернулся без предупреждения — на день раньше, чем планировал. Она услышала звук ключа в замке поздно вечером и замерла у компьютера, не зная, чего ожидать.
— Я дома, — он прошёл на кухню, бросив сумку в прихожей. Усталый, с щетиной и кругами под глазами.
Марина молча поставила перед ним тарелку с ужином, разогретым в микроволновке. В другое время она бы уже обняла его, расспросила о поездке, сделала чай. Но сейчас между ними выросла стена из недосказанного.
— Спасибо, — он кивнул и принялся за еду, не поднимая глаз.
Тишина давила. Марина села напротив, собираясь с мыслями. Андрей ел методично, с нарочитой сосредоточенностью, словно оттягивая неизбежный разговор.
— Я закрыла нашу общую карту, — наконец произнесла она. — И перевела твою часть на твой личный счёт. Сто тысяч пополам, по пятьдесят каждому.
Андрей отложил вилку с таким резким стуком, что Марина вздрогнула.
— Значит, война? — губы его сжались в тонкую линию.
— Нет, не война, — она покачала головой. — Просто… я поняла, что не могу больше доверять тебе в финансовых вопросах.
— Господи, Марина! — он стукнул ладонью по столу с такой силой, что подпрыгнула солонка. — Ты из-за десяти несчастных тысяч устраиваешь драму на пустом месте! Мы что, обеднели от этого?
— Не из-за денег, — она почувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Из-за предательства.
— Какого ещё предательства? — Андрей вскочил, опрокинув стул. — Я своей матери помог, а ты раздуваешь из этого невесть что!
Марина смотрела на мужа — его покрасневшее лицо, сжатые кулаки, воинственную позу — и вдруг увидела другого человека. Не того юношу, который шептал ей о путешествиях и приключениях, а испуганного мальчика, боящегося разорвать пуповину.
— Знаешь, я ведь всегда принимала твою маму, — тихо сказала она. — Помнишь, три недели бегала по больницам, когда у неё сердце прихватило? Готовила ей диетическую еду, покупала лекарства. И дело даже не в этом… Я просто никогда не думала, что ты выберешь её, а не нас.
— Что за бред! — отмахнулся Андрей. — Никого я не выбираю! Просто ты придумала себе какое-то оскорбление, а я обязан перед тобой извиняться. Карточку она взяла, подумаешь! Мама, между прочим, выплатила мне учёбу в институте, пока твои родители тебя содержали!
Этот неожиданный выпад заставил Марину отшатнуться. Никогда раньше Андрей не попрекал её тем, что её родители были обеспеченнее, чем его мать-одиночка. И вдруг сейчас — словно прорвало плотину.
— Тебе не пришло в голову, — медленно произнесла она, чувствуя, как пульсирует кровь в висках, — что проблема не в деньгах, не в карте, не в твоей маме? Проблема в том, что ты взял наши общие деньги и отдал их третьему человеку, не спросив меня. А потом встал на сторону этого человека против меня. Если для тебя это нормально — что ж, это многое объясняет.
Андрей открыл рот, чтобы возразить, но вдруг остановился. Что-то в её лице, в тоне, в самой позе заставило его замолчать.
— Я никогда не ставил тебя ниже мамы, — наконец произнёс он, и в его голосе впервые прозвучало сомнение. — Это разные отношения.
— Возможно, — кивнула Марина. — Но в этих «разных отношениях» кто-то должен быть на первом месте, когда речь идёт о нашей семье. И этот кто-то — не твоя мать. По крайней мере, так должно быть.
Он медленно поднял опрокинутый стул и сел, обхватив голову руками. Не злой, не агрессивный — просто потерянный.
— Слушай, я правда не думал, что это так важно, — пробормотал он. — Это же просто деньги, они восполнятся. А мама… ей действительно тяжело одной, и мы с тобой молодые, здоровые…
— Дело не в помощи маме, — перебила Марина. — С этим я полностью согласна. Дело в том, КАК помогать, и в том, что мы должны решать вместе. Понимаешь? В паре, а не как мама скажет.
Андрей поднял взгляд, и она увидела в его глазах смесь раздражения, усталости и… стыда?
— Я только сейчас понял, — медленно произнёс он, — что даже не задумывался о том, как это выглядит со стороны.
Марина молчала, понимая, что это не совсем извинение, но уже какой-то шаг.
— Знаешь, — продолжил он после паузы, — я рос с мамой один. Отца не помню, он ушёл, когда мне и года не было. И мы всегда были вдвоём против всего мира. Я привык, что она решает, что она главная. Даже когда сам уже принимал решения, всё равно оглядывался — а что мама скажет?
В этом признании было больше откровенности, чем во всех их предыдущих разговорах, вместе взятых.
— Андрей, — Марина осторожно накрыла его руку своей, — я не прошу тебя отказаться от матери. Я прошу тебя строить нашу семью, а не продолжать жить в её.
Он долго смотрел на их сплетённые пальцы, потом медленно, будто через силу, произнёс:
— Мне кажется, я просто не знаю, как это — быть мужем, а не сыном. До конца, понимаешь?
Это была такая обезоруживающая честность, что злость, клокотавшая внутри Марины все эти дни, начала медленно отступать, сменяясь горьким пониманием.
— Может, нам стоит попробовать разобраться в этом вместе? — тихо спросила она. — Только без третьих лиц. Только ты и я. Как думаешь, у нас получится?
Андрей поднял глаза, и она увидела в них тот проблеск — той изначальной связи, которая когда-то свела их вместе. Не увядшие розы страсти, не бурные объяснения в любви — просто искренность и желание быть вместе, несмотря ни на что.
— Не знаю, — честно ответил он. — Но я хочу попробовать. Правда хочу.
Марина стиснула его пальцы. Внутри всё ещё саднила обида, но где-то глубже теплилась надежда — не на быстрое примирение, а на долгий, непростой, но общий путь.
За окном дождь усилился, превращаясь в настоящий ливень. Но в маленькой кухне, где два человека держались за руки через стол, стало немного теплее. Не примирение — ещё нет. Но первый шаг к нему, без лжи и компромиссов.
И может быть, подумала Марина, Португалия подождёт ещё немного. Куда важнее разобраться, кто они друг для друга, прежде чем снова планировать совместный путь.
