– Я не хочу ребенка, – сказал Вадим четко, отводя взгляд. – Мы много раз это обсуждали.
– Но я не могу больше ждать! Мне почти 35! Скоро будет поздно.
Он стиснул зубы.
– Ты понимаешь, что это навсегда? – в который раз спросил он, глядя куда-то мимо нее. – Ребенок – это конец комфортной жизни, и это не котенок, которого можно пристроить в другую семью.
– Да все я понимаю, – всхлипнула Марина. – А вот ты даже не пытаешься вникнуть, почему мне это важно.
– Как ты можешь понимать что тебя ждет, если росла одна в семье? Ты хоть представляешь сколько внимания требует младенец?
– Какая разница! Все как-то справляются. А что, если через десять лет ты захочешь стать отцом? Бросишь меня? Будешь молодую искать? Может, лучше я уйду от тебя сейчас? Пока не поздно?
Она заплакала. Громко, не сдерживая эмоций.
Вадим не выносил эти слезы и не верил им – жена всегда использовала их как оружие. Он злился. Ведь в самом начале он честно пытался договориться с ней обо всем «на берегу» и сразу сказал, что дети в его жизненные планы не входят. Младенцев ему хватило в родительской семье, где он рос старшим среди трех братьев и двух сестер.
Пять лет назад Марина легко согласилась на его условия. Тогда она смотрела на него влюбленными глазами и готова была на все, лишь бы стать его женой. А после тридцати – как подменили. Ей вдруг захотелось ребенка больше всего на свете.
«Опять эти ночные разговоры. Опять это мокрые лицо, этот дрожащий подбородок. Три года уговоров, восемь месяцев терапии – и все равно она меня не слышит. Как будто мое «нет» для нее временное препятствие, которое нужно задавить настойчивостью. И вот опять: «Либо ребенок, либо я ухожу». Шантаж в чистом виде. Что ж… Пусть получит своего ребенка. Но пусть знает – это будет ее крест. Ее выбор. Ее ответственность»
– Ладно, – вдруг сказал он, глядя в окно. – Но запомни: это твое решение. Если родишь, с меня только деньги. В остальном ты со всем этим счастьем будешь возиться сама.
Марина не верила своим ушам. Через секунду она бросилась ему на шею: «Спасибо, спасибо, спасибо!»
«Наконец-то согласился! – блаженно думала она перед сном. – Я знала – он не сможет меня потерять. Сейчас ему кажется, что он не хочет, но когда увидит малыша… Когда почувствует это чудо… Он все поймет. Многие мужчины сначала боятся, а потом самые любящие отцы. Главное – продержаться первые пару лет»
Во сне она видела чудесную кудрявую девочку. Алису. Та тянула к ней руки и спрашивала: «А где мой папа?»
***
Беременность случилась на удивление быстро и протекала благополучно. Марина светилась от счастья. А Вадим чувствовал себя как в ловушке. Он не поддерживал разговоры о ребенке, не трогал ее живот. Не ходил на УЗИ. На каждое ее «наш малыш» мысленно отвечал: «Нет, Марина, не наш. ТВОЙ».
Она периодически забывалась, пыталась пробить эту стену:
– Ты даже не интересуешься!
– Я не хотел этого, – отвечал Вадим. – Ты решила играть в родителей – играй одна.
Не смягчился он и после родов.
– Вот твоя дочь, – сказала Марина, протягивая ему сверток в роддоме.
– Нет, – он покачал головой. – Твоя.
Как и все дети, Алиса плакала по ночам. Он переехал в гостиную.
– Ты даже не пытаешься! – обижалась жена.
– Я предупреждал.
Он никогда не называл дочь по имени. Только «эта девочка».
«Эта девочка» слишком громко кричит.
«Эта девочка» опять вещи раскидала.
Забери «эту девочку», мне надо работать.
***
Марина вышла на работу, когда дочке исполнилось два года. Нашли хорошую няню. Вадим не подходил к Алисе, даже когда жены не было дома. Если дочь плакала – делал вид, что не слышит.
– Может, ты с ней погуляешь? – периодически спрашивала Марина.
– Ты что, забыла наши договоренности?
Она не забыла. Но продолжала надеяться, что муж передумает.
Не передумал.
Внутренне Вадим понимал, что перегибает палку, что ребенок ни в чем не виноват, но не мог, а с какого-то момента уже и не хотел уступать жене. Она мечтала о ребенке, она его получила.
Вадим исключительно вежливо общался с Мариной, ни разу не повысил на Алису голос. Не говорил ей ничего неприятного. Просто игнорировал. Делал вид, что дочери не существует.
И она – привыкла.
Привыкла, что папа – это человек, который живет с ними, но не любит ее.
Привыкла, что мама – сильно устает, но все равно старается.
Привыкла, что для него она «эта девочка», а не дочь.
***
Первого сентября Марина с нервным блеском в глазах застегивала на дочери платье.
– Папа тоже с нами пойдет? – спросила Алиса, робко глядя в дверь.
– Конечно, – солгала Марина. – Ты ведь первоклассница! Такое раз в жизни бывает.
Вадим вышел из спальни в пиджаке и с портфелем.
– Я на деловой завтрак, – бросил он, направляясь к выходу.
– Вадим! Сегодня же первое сентября! Ты обещал…
– Я не обещал. Я сказал «посмотрю по работе». Не сложилось.
Дверь захлопнулась. Алиса потупила взгляд и молча взяла маму за руку.
Вечером Марина звонила своей маме и вдруг расплакалась как маленькая:
– Я ошиблась. Вадим не изменится. Он не смягчится и не полюбит ее, это уже ясно. Я сама обрекла свою дочь на вечный голод по отцовской любви.
Мама, которая в свое время и убедила Марину в том, что Вадим, как и большинство мужчин со временем привяжется к ребенку, заговорила о разводе. Мол, зачем мучиться – уходи от него, приезжай жить к нам на первое время.
– Первое время, мама? Это сколько? Нет, я не хочу назад в райцентр, и не хочу такой жизни для Алисы. Я ее родила и вся ответственность за ее будущее на мне. Так что буду копить деньги, чтобы купить ей жилье. Чтобы у нее было свое место в этом мире.
– Деньги – это хорошо, конечно, только я бы на твоем месте подумала о том, сколько здоровья ты положишь на весь это спектакль об идеальной семье. Ты ведь живешь в постоянном напряжении.
– Справлюсь.
***
Алисе было 11 лет, когда она спросила отца за ужином:
– Папа, а почему на твоей странице в соцсетях нет моих фотографий?
Вадим медленно перевел на нее взгляд, как будто увидел впервые:
– Потому что моя личная жизнь никого не касается.
Марина вдруг взорвалась:
– Она задала нормальный вопрос! Можно было просто сказать, что ты не любишь выкладывать фото?
– Я так и сказал. Достаточно четко.
– Не четко, а грубо!
– Хочешь, чтобы я соврал? Чтобы я сделал вид, что мы с ней лучшие друзья?
– Я хочу, чтобы ты перестал вести себя как … – выкрикнула она, и тут же закрыла себе рот рукой. Нет, она не будет скандалить при ребенке.
Алиса молча встала, отнесла тарелку в раковину и ушла в свою комнату. С тех пор она никогда не задавала отцу вопросов о себе.
Однажды Марина нашла у дочки рисунок: черная комната, а в центре – маленькая девочка, сидящая в стеклянном шаре. Она показала рисунок Вадиму:
– Посмотри на это. Хотя бы раз взгляни на то, что ты с ней делаешь.
На секунду в его глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие:
– Не устраивай истерик. Я делаю для нее все, что обязан. Она одета, обута, у нее лучшая школа в городе. Ты хотела ребенка – ты получила содержание. Не нравится? Могла родить от какого-нибудь нищего романтика, который бы пел ей колыбельные под гитару.
В тот вечер Марина поняла все окончательно. Это была не обида, не месть и не страх. Это была его суть. Отношения в доме заморозились окончательно. Мать и дочь научились жить вокруг Вадима, как вокруг мебели. Марина говорила с ним коротко и по делу:
– Нужны деньги на репетитора.
– Переведу.
– Заберешь от зубного? У меня совещание.
– Вызови такси.
Алиса стала тихой, замкнутой, не по-детски взрослой. Училась на одни пятерки, как будто пытаясь доказать себе, что она не обуза, а ценность. Иногда Марина ловила на себе ее взгляд – полный не детской жалости и понимания.
***
Алисе было шестнадцать, когда Марина тяжело заболела. Вадим, по инерции, брал девочку с собой в больницу. Однажды, выходя из палаты, он увидел, как его дочь, прижавшись лбом к стеклу окна, беззвучно плачет. Ее плечи мелко дрожали.
Вдруг в памяти всплыло его собственное детство: он, старший из пятерых, точно так же плакал от усталости и бессилия в подъезде, пока его родители ругались за дверью. Что-то екнуло внутри. Он медленно подошел и, не говоря ни слова, положил руку ей на плечо.
Она вздрогнула и обернулась. В ее глазах стоял немой вопрос: «Папа?» Он впервые за все время не отвел глаз:
– Пойдем. Купим тебе кофе.
Это был всего лишь кофе. Всего одно слово. Но для Алисы это стало первым шагом. Возможно, слишком запоздалым, но началом.
Через неделю Марина сказала дочери, что на ее имя открыт счет, и там достаточно средств, чтобы уехать учиться в другой город:
– Детка, мне недолго осталось, – шептала она ей. – Но я сделала все, чтобы ты могла уйти и жить своей жизнью.
Алиса молча кивала, вытирая слезы. Она не знала, сможет ли. Потому что за 16 лет научилась только одному – жить так, будто ее нет.
После похорон Вадим не стал разговорчивее. Он практически жил на работе.
Через три года Алиса привела в дом своего парня:
– Пап, познакомься, это Артем.
Вадим кивнул, но взгляд его скользил мимо, как всегда.
Через неделю Алиса собрала вещи.
– Уезжаем. В Питер.
– Надолго? – равнодушно спросил Вадим, не отрываясь от газеты.
– Навсегда, – тихо сказала она. – Мамы нет уже три года, я могла уехать раньше, только все хотела достучаться до тебя. Но ты так и не увидел меня. Прощай, «эта девочка» больше не будет тебя беспокоить.
Она повернулась к выходу.
– Алиса… – он тихо произнес ее имя, когда дверь уже захлопнулась.
В пустой квартире Вадим остался наедине с тишиной и внезапно нахлынувшим, запоздалым на два десятилетия, осознанием. Он не нужен своей дочери.
А через месяц раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Елена. Та самая женщина, с которой у него был долгий роман. Марина обеспечивала быт, а с Леной у него были чувства и страсть. Собственно, ради этой связи он и разрешил Марине родить. Не хотел терять привычный комфорт.
– Вадим, я беременна, – сказала Лена без предисловий. – Не от тебя. Между нами все кончено, прости.
Ребенок. Снова.
Вадим смотрел на нее и не чувствовал ничего. Ни любви, ни страха, ни злости. Круг замкнулся. Недаром он всегда считал, что дети разрушают все.
