Девятнадцать лет я терпела вмешательство свекрови в наш брак. Когда я узнала об измене мужа, чаша моего терпения переполнилась. За семейным ужином я наконец произнесла то, что нельзя забрать обратно.
Ирина смотрела, как подрагивает её рука, когда она нарезала огурцы для салата. Тридцать девять лет, а до сих пор боится свекрови как девчонка. Смешно. Нет, не смешно — горько.
— Мам, тебе помочь? — Кирилл заглянул на кухню, непривычно серьёзный в свои шестнадцать.
— Всё хорошо, милый, — привычно улыбнулась она, отмечая, как легко солгала. «Всё хорошо» — её любимая фраза за девятнадцать лет брака. — Лучше проверь, что там с проводкой для колонок.
— Уже сделал. Я не маленький, — он привалился к дверному косяку. — Знаешь, мне кажется, не стоило соглашаться на это. Мы могли бы просто поздравить бабушку и всё.
Ирина подняла брови:
— Это традиция, Кирилл. Маме папы будет приятно.
— Приятно, — фыркнул сын. — А тебе?
Она на мгновение замерла, потом продолжила резать:
— Не начинай.
Кирилл смотрел на мать с каким-то новым, оценивающим выражением:
— Тётя Света спрашивала, правда ли ты хочешь развестись с папой.
Нож дрогнул в руке Ирины.
— Что за глупости! С чего она взяла?
— Не знаю, — Кирилл пожал плечами. — Просто спросила, всё ли у вас нормально.
Ирина отложила нож и повернулась к сыну:
— У нас всё…
— …хорошо. Да, я знаю, — закончил за неё Кирилл. — Ты всегда так говоришь.
Между ними повисла пауза, прерванная звуком открывающейся входной двери. Вернулся Сергей. Ирина снова взялась за нож.
— Мам, — Кирилл заговорил тише, — ты ведь знаешь, что даже если бы что-то было не так, я бы понял? Я уже не ребёнок.
Ирина не успела ответить — в кухню вошёл Сергей с пакетами из супермаркета.
— Мама просила шампанское, её любимое, полусладкое, — он поставил пакеты на стол. — Купил ещё фрукты и эти… тарталетки.
— Спасибо, — Ирина кивнула, не поднимая глаз.
— Как ты? — спросил Сергей, и она услышала в его голосе знакомую осторожность. Как будто он заранее готовился к шторму.
— Нормально, — ответила она, чувствуя спиной напряжённый взгляд сына.
Кирилл помолчал и вышел, оставив их вдвоём.
— Я встретил Вадима в магазине, — Сергей начал распаковывать продукты. — Он говорит, на работе решили с повышением?
Ирина продолжала резать овощи:
— На следующей неделе объявят официально.
— О. И… что это даст? — в его голосе смешались неподдельное любопытство и давняя, въевшаяся за годы горечь.
Независимость. Возможность уйти. Шанс начать заново, — подумала она, но сказала:
— Прибавку к зарплате. Новый кабинет. Командировки, наверное.
— Звучит хорошо, — Сергей кивнул. — Ты заслужила.
В этой фразе прозвучало столько всего. Она заслужила — после стольких лет, когда ставила его карьеру выше своей. После того, как второй ребёнок так и не появился, потому что «сейчас не время, ты только-только начал продвигаться».
Ирина помнила тот разговор — десять лет назад, когда ей было почти тридцать. «Давай подождём ещё годик, — говорил Сергей, — я получу повышение, и тогда ты сможешь не работать, сидеть с малышом». Она согласилась. А через год его компания обанкротилась, и на новом месте пришлось начинать практически с нуля.
К тому времени, когда снова зашла речь о втором ребёнке, ей уже перевалило за тридцать пять, и врачи заговорили о рисках. Елена Петровна, которая сначала была против («куда вам второго, вы и с первым едва справляетесь»), внезапно стала настаивать на внуке. «Часики-то тикают, Ириша». А потом начались бесконечные анализы, обследования, разговоры о ЭКО… И всё без результата.
— Кирилл какой-то странный в последнее время, — вдруг сказал Сергей. — Грубит. Пару раз возвращался поздно, от него пахло сигаретами.
Ирина вздохнула:
— Он просто взрослеет, Серёж. Все через это проходят.
— Может, стоит обратиться к психологу? Мне кажется, его что-то беспокоит.
Нас беспокоит, что вы притворяетесь, — так сказал Кирилл месяц назад, когда они с Сергеем в очередной раз сделали вид, что не слышали колкости Елены Петровны в адрес Ирины.
— Кирилл в порядке, — твёрдо ответила она. — Просто дай ему пространство.
— Ладно, — Сергей пожал плечами. — Тебе виднее, ты ведь больше времени с ним проводишь.
Это была неправда — за последние два года Ирина работала допоздна, часто брала проекты на выходные. Работа стала её убежищем. Она добилась успеха в маркетинге не потому, что была особенно амбициозна, а потому что это позволяло сбежать от удушающей атмосферы дома, где вечно незримо присутствовала Елена Петровна — даже когда её физически не было рядом.
Они закончили приготовления в молчании, каждый погружённый в свои мысли. В шесть часов раздался звонок в дверь — начали собираться гости.
Семейные обеды всегда проходили по одному сценарию. Елена Петровна восседала во главе стола, Сергей ухаживал за матерью, Ирина подавала блюда, все делали вид, что жизнь прекрасна. Годами этот спектакль не менялся.
— Света, ты так похорошела, — Елена Петровна улыбалась жене младшего сына. — Новая диета? Или влюбилась?
Света, полная женщина с добрыми глазами, зарделась:
— Что вы, Елена Петровна, просто крем новый.
— Действует волшебно. Ирише бы такой не помешал, — Елена Петровна бросила взгляд на невестку. — Бедняжка, совсем замоталась на своей работе. Даже краситься времени не остаётся, да?
Ирина промолчала, делая глоток вина. Обычно в таких случаях ей на помощь приходил Сергей — мягко менял тему, переводил разговор. Но сейчас он будто не услышал.
— Я читала, что чрезмерная занятость на работе часто свидетельствует о проблемах в семье, — продолжила Елена Петровна. — Люди убегают на работу, когда дома неладно.
— Мам, мы можем сменить тему? — наконец вмешался Сергей, но как-то вяло, без обычной убедительности.
— Я просто забочусь, — свекровь развела руками. — Сегодня юбилей, и я хочу, чтобы все были счастливы.
Ирина знала эту песню. «Я просто забочусь» — любимая присказка Елены Петровны, когда она хотела сказать что-то обидное. Эта забота всегда была удушающей, всепроникающей. Сергею это нравилось — мама всегда была рядом, всегда поддерживала.
Шестьдесят пять лет, а до сих пор держит его на привязи. И меня заодно.
Пять лет назад эта мысль ужаснула бы её. Сейчас она лишь вызвала усталое разочарование.
Ирина перевела взгляд на сына. Кирилл сидел, уткнувшись в телефон. Подросток, запертый в комнате с бесконечно выясняющими отношения взрослыми.
— Киря, — обратилась к нему бабушка, — как учёба, дорогой? Какие планы?
— Нормально, — пожал плечами мальчик. — Сдам ЕГЭ, поступлю. Может, в Питер поеду.
Это было новостью даже для Ирины.
— В Питер? — переспросила она.
— Да, в политех, — Кирилл взглянул на неё с вызовом. — Я давно думал. С моими баллами могу пройти.
— Но мы не обсуждали…
— А когда нам обсуждать? — в голосе мальчика звучала неожиданная горечь. — Ты на работе, папа на работе. А когда вы дома, то либо молчите, либо… — он осекся и бросил взгляд на Елену Петровну.
В комнате повисла тишина. Елена Петровна промокнула губы салфеткой:
— Вот она, современная семья. Все разбегаются кто куда. В мои годы дети жили с родителями, заботились о них. А сейчас — в Петербург, подальше от семьи.
— Питер недалеко, — неловко заметил Олег. — На «Сапсане» четыре часа.
— Спасибо за лекцию по географии, сынок, — сухо ответила Елена Петровна. — Я о другом. О том, что семьи уже не те. Каждый сам по себе.
Она бросила многозначительный взгляд на Ирину:
— Когда женщина ставит карьеру выше семьи, всё разваливается. Дети уезжают, мужья…
— А что мужья? — вдруг спросила Ирина, впервые за вечер прямо глядя на свекровь. — Договаривайте, Елена Петровна.
Свекровь не смутилась:
— Мужья ищут внимания на стороне. Это естественно.
Ирина почувствовала, как краска бросилась в лицо:
— И вы считаете, что Сергей…
— Я ничего не считаю, — Елена Петровна подняла руки в защитном жесте. — Я просто констатирую факт. Когда жена вечно на работе, мужчина чувствует себя одиноким.
Ирина перевела взгляд на мужа. Тот смотрел в тарелку, его щёки слегка покраснели. И вдруг она поняла.
Он ей рассказал. Рассказал про Марину.
Три месяца назад Ирина случайно увидела переписку мужа — экран телефона загорелся от входящего сообщения, когда Сергей был в душе. «Скучаю, котик» и десяток сердечек. Отправитель — Марина Х.
Тогда она не устроила сцену. Не потому, что не было больно — напротив, боль была такой сильной, что Ирина просто онемела. А может, где-то глубоко внутри она думала, что заслужила это. Что сама виновата — слишком много работала, мало внимания уделяла мужу. Или, может, просто хотелось верить, что это ошибка, случайность, не стоящая внимания.
Она сделала вид, что ничего не видела. И Сергей, похоже, поверил. Или сделал вид, что поверил — как они оба делали вид последние годы, что их брак в порядке.
Но вот теперь выяснилось, что Елена Петровна знает. Знает и судит. И, вероятно, утешает сына, говорит, что это не его вина, а злой карьеристки-жены.
— Ирина всегда много работала, — вдруг произнёс Сергей, и от его голоса она вздрогнула. — Это не новость.
— Но раньше она хотя бы находила время для семьи, — парировала Елена Петровна. — Помнишь, как она готовила по воскресеньям? А теперь даже на юбилей родной свекрови еле выкроила время!
— Мама, — в голосе Сергея появилась усталость, — не начинай, пожалуйста. Сегодня твой день рождения, давай просто хорошо проведём время.
Ирина наблюдала за этим обменом репликами как посторонний. Сколько раз за эти годы Сергей вот так останавливал мать, но никогда — по-настоящему. Никогда не говорил ей прямо, что она неправа, что её вмешательство разрушает их семью. Всегда лишь просил «не начинать», переводил тему, но никогда не решал проблему.
Потому что для него это не проблема.
— Я просто хочу, чтобы в этой семье все были счастливы, — Елена Петровна снова использовала свою коронную фразу. — А когда я вижу, что мой сын несчастен, я не могу молчать. Это больше, чем я могу вынести.
— А вы уверены, что знаете, от чего ваш сын несчастен? — Ирина произнесла эти слова тихо, но все за столом замерли.
— Простите? — Елена Петровна прищурилась.
— Вы говорите, что Сергей несчастен из-за моей работы. Но вы когда-нибудь спрашивали его самого? Или просто решили за него?
Сергей напрягся:
— Ирина, не сейчас.
— А когда, Серёж? — она повернулась к мужу. — Когда будет подходящее время обсудить, что твоя мать уже девятнадцать лет пытается управлять нашим браком? Что она считает твою жену помехой, а не партнёром?
— Ирина! — Елена Петровна возмущённо выпрямилась. — Как ты смеешь! Я всегда относилась к тебе как к дочери!
— Неправда, — тихо, но твёрдо сказала Ирина. — Вы относились ко мне как к угрозе. С самого начала. Я забрала у вас сына — так вы это видели. И все эти годы вы пытались вернуть его себе.
За столом воцарилась звенящая тишина. Света смотрела в тарелку, Олег нервно постукивал вилкой. Кирилл впервые за вечер поднял глаза от телефона и внимательно наблюдал за матерью.
— Какой вздор, — Елена Петровна нервно рассмеялась. — Сергей, скажи ей!
Сергей переводил взгляд с матери на жену, явно не зная, на чью сторону встать.
— У тебя сейчас очень сложный период, — наконец произнёс он, глядя на Ирину. — Ты устала, переутомилась. Может, тебе стоит прилечь?
Ирина почувствовала, как что-то ломается внутри. Не взрывается, как она часто представляла, а именно ломается — тихо, со странным облегчением. Как будто треснувшая кость, которая наконец полностью переломилась, позволяя начать заживление.
— Я не больна, Сергей, — она улыбнулась. — Я просто устала притворяться. Устала делать вид, что всё хорошо, когда это не так.
Она повернулась к свекрови:
— Знаете, Елена Петровна, я долго пыталась понять, почему вы меня не любите. Я старалась, правда. Готовила ваши любимые блюда, слушала истории про вашу молодость, советовалась насчёт воспитания Кирилла. Но потом я поняла: дело не во мне. А в том, что вы не хотите делить сына ни с кем.
— Это неправда! — возмутилась свекровь. — Сергей, скажи ей, что это неправда!
Но Сергей молчал, и в этом молчании было больше правды, чем во всех словах, которые он мог бы произнести.
— И знаете, что самое печальное? — продолжила Ирина. — Вы добились своего. Вы всегда между нами. Каждый разговор, каждое решение — всё проходит через фильтр «а что скажет мама». Даже когда мы пытались завести второго ребёнка, ваше мнение имело значение. Даже когда дело касалось самого интимного в нашей жизни!
Сергей вздрогнул:
— Хватит, Ирина.
— Нет, Серёж, — она повернулась к нему. — Ты знаешь, что это правда. Сколько лет мы живём в этом странном треугольнике? Ты, я и твоя мать. Она знает все наши секреты. Даже про Марину.
Сергей побледнел:
— Что?
— Не делай вид, что не понимаешь, — устало сказала Ирина. — Я видела сообщения. Три месяца назад. И твоя мать тоже знает — судя по её намёкам сегодня.
Елена Петровна сжала губы в тонкую линию:
— Сергей имеет право на счастье.
Эти пять слов подтвердили всё, о чём догадывалась Ирина.
— Видишь? — она посмотрела на мужа. — Даже в этом она на твоей стороне. Даже когда ты изменяешь собственной жене. Она всегда будет оправдывать тебя, всегда будет обвинять меня. И ты позволяешь ей это.
— Я не…
— Не отрицай, — Ирина покачала головой. — Не ухудшай ситуацию ложью.
Неожиданно Кирилл встал из-за стола:
— Папа, это правда? Ты встречаешься с другой женщиной?
— Кирилл, взрослые разговоры тебя не касаются, — резко сказала Елена Петровна.
— Касаются! — мальчик сжал кулаки. — Это моя семья! Ответь, папа! Это правда?
Сергей выглядел загнанным в угол:
— Сынок, всё сложно. Взрослые отношения…
— Значит, правда, — Кирилл как-то сразу сник, став будто меньше. Он окинул взглядом стол. — Знаете что? Вы все ненормальные. Делаете вид, что всё прекрасно, улыбаетесь, обнимаетесь — а на самом деле ненавидите друг друга. Я больше не хочу в этом участвовать.
Он вышел из комнаты. Все сидели молча, оглушённые правдой, которую высказал шестнадцатилетний мальчик.
— Теперь ты довольна? — тихо спросил Сергей, глядя на Ирину. — Ты всё разрушила. Весь праздник, всю семью.
— Нет, Серёж, — она покачала головой. — Я ничего не разрушила. Я просто перестала делать вид, что не вижу разрушенного.
Гости разошлись быстро и неловко. Сергей отвёз мать домой, затем вернулся. Ирина ждала его в гостиной. Их ожидал непростой разговор, который откладывался почти двадцать лет.
За окном моросил осенний дождь. Ирина думала о том, что завтра ей нужно будет на работу, потом забрать документы, которые подготовил адвокат. О том, что через месяц Кириллу исполнится семнадцать, и до его совершеннолетия нужно решить вопрос опеки. О том, что Петербург — не такой уж плохой вариант. Новая работа, новый город, новая жизнь.
Но не с Сергеем. С этим она уже давно смирилась, просто не находила в себе силы признать вслух.
Неожиданно в комнату вошёл Кирилл. Какое-то время они с матерью сидели молча.
— Я давно знал, — вдруг сказал он. — Про папу и ту женщину. Видел их вместе в торговом центре, когда ходил с друзьями. Они держались за руки.
Ирина кивнула — она почему-то не чувствовала удивления.
— Почему ты не сказал?
Кирилл пожал плечами:
— А зачем? Вы и так были несчастны. Я думал, может… может, хоть с ней он будет счастлив, и перестанет вечно ходить мрачный. — Он помолчал. — А потом я понял, что всё равно ничего не изменится, пока бабушка… — он осекся.
— Пока бабушка вмешивается, — закончила за него Ирина.
— Да, — Кирилл кивнул. — Я только не думал, что всё так вскроется. Сегодня, при всех.
— Я тоже, — призналась Ирина. — Но, может, так и должно было случиться. Чтобы мы все перестали притворяться.
Кирилл встал и сделал несколько шагов по комнате:
— Вы теперь разведётесь?
Ирина внимательно посмотрела на сына. Перед ней стоял почти взрослый человек, который заслуживал правды.
— Да, — ответила она. — Мы с папой больше не можем быть вместе. Но это не значит, что мы перестаем быть твоими родителями.
Кирилл кивнул, будто давно ожидал этого ответа:
— Я хочу жить с тобой. Если можно.
Ирина протянула руку и сжала его ладонь:
— Конечно, можно. Тебе всегда будет место рядом со мной.
Они услышали, как открылась входная дверь — вернулся Сергей. Кирилл выпрямился:
— Я, пожалуй, пойду к себе. Вам надо поговорить.
Он вышел из комнаты, и через минуту его место занял Сергей. Он выглядел уставшим и постаревшим.
— Мама в истерике, — сказал он вместо приветствия. — Давление подскочило, пришлось вызывать скорую.
Ирина почувствовала укол совести, но тут же одёрнула себя. Хватит. Хватит брать на себя чужую вину.
— Мне жаль, — сказала она. — Но я больше не могу так жить, Серёж.
Он долго смотрел на неё, потом сел в кресло напротив:
— Я любил тебя, знаешь. Правда любил.
— Я знаю, — она кивнула. — И я тебя. Но любовь — это не только чувство. Это ещё и выбор, который мы делаем каждый день. И ты… ты слишком часто выбирал не меня.
Они молчали, слушая шорох дождя за окном и тиканье часов — тех самых, которые Елена Петровна подарила им на новоселье много лет назад.
— Странно, — вдруг сказал Сергей, — я всегда думал, что если этот разговор когда-нибудь состоится, я буду защищаться. Доказывать, что ты неправа насчёт мамы, насчёт меня. Но сейчас я просто чувствую… усталость.
— Я тоже, — призналась Ирина. — Очень устала, Серёж.
Он потер лицо руками:
— Я не хотел тебе изменять. Правда. Это просто… случилось.
— Ничего просто так не случается, — мягко возразила она. — Ты искал то, чего не было у нас. И не нашёл бы, даже если бы я сидела дома и готовила борщи.
— Почему?
— Потому что наш брак всегда был на троих. Ты, я и твоя мать. А так нельзя.
Он не стал отрицать. И в этом было странное облегчение — наконец-то правда, сколь бы горькой она ни была.
— Что теперь будет? — спросил Сергей.
Ирина посмотрела в окно, на мокрый осенний город:
— Я подала документы на развод ещё месяц назад. Осталось только подписать. Мне предложили должность в Петербурге, в головном офисе.
— И ты согласилась? — он даже не выглядел удивлённым.
— Да. Мы с Кириллом переедем после Нового года.
Сергей кивнул, будто все кусочки пазла наконец встали на свои места:
— Поэтому он спрашивал про питерские вузы.
— Я не знала, что он уже решил, — призналась Ирина. — Мы ещё не обсуждали детали.
— Он уже давно всё решил, — в голосе Сергея звучала горечь. — Просто ты не замечала. Как и я.
Они снова помолчали, два чужих человека в остывающем доме, который когда-то называли своим.
— Знаешь, — вдруг сказал Сергей, — я на секунду представил: что, если бы я тогда не промолчал? Что, если бы сказал маме остановиться, в первый же раз, когда она перешла черту?
Ирина улыбнулась печальной улыбкой:
— Что, если бы я не делала вид, что всё в порядке?
— Мы были бы другими людьми, — он покачал головой. — С другой жизнью.
— Да, — согласилась она. — Но сейчас у нас есть только эта.
За окном дождь усилился, барабаня по карнизам. И в этом звуке было что-то очищающее — как будто сама природа смывала с них годы лжи и недомолвок. Возможно, слишком поздно для их брака. Но, может быть, не слишком поздно для них самих.
— Мама никогда не поймёт, — сказал Сергей. — Для неё это будет предательством.
— А что для тебя? — спросила Ирина.
Он долго смотрел в пространство перед собой, затем ответил:
— Я не знаю. Наверное, мне нужно наконец разобраться, кто я без вас обоих — без мамы, которая всегда указывала, как жить, и без тебя, которая компенсировала это.
Ирина кивнула. Может быть, в этих словах было больше честности, чем во всем, что Сергей говорил ей за последние годы.
Они договорились о деталях — юридических, финансовых, бытовых. Голоса звучали спокойно, почти по-деловому. Будто сорвав бинты с гноящейся раны, они наконец могли начать лечиться.
Когда Сергей ушёл к себе, Ирина ещё долго сидела в гостиной. На столе всё ещё стояли остатки праздничного ужина — неудавшегося дня рождения, который вместо этого стал днём рождения правды. Она думала о том, сколько лет потеряно в молчании, сколько слов не сказано вовремя. И о том, что, как ни странно, она не чувствует сожаления — только спокойную уверенность, что делает правильный выбор. Как будто долгие годы она шла по кругу, а теперь наконец увидела выход.
Её размышления прервал тихий стук в дверь — Кирилл.
— Я пойду погуляю, можно? — спросил он. — Ненадолго, просто… нужно проветриться.
Обычно в такой ситуации она бы начала волноваться — поздно, дождь, куда ты в такую погоду. Но сегодня просто кивнула:
— Конечно. Только не задерживайся сильно.
Он уже повернулся к двери, но вдруг остановился:
— Мам, я просто хотел сказать… То, что ты сегодня сделала — это было… правильно. И смело.
Ирина почувствовала, как к глазам подступают слёзы:
— Спасибо, сынок.
Кирилл неловко кивнул и вышел. Ирина осталась одна в тишине квартиры. За окном продолжал шуметь дождь, смывая старое и расчищая дорогу новому.
