Яна стояла в дверях, прижимая к груди букет пионов, едва не расплывающихся от её нежных пальцев. «Он их любит, он всегда их любит,» – думала она, почти задыхаясь от предвкушения сюрприза, который готовила. Двадцать три года в браке – а сердце её всё так же волнуется, когда она готовит что-то особенное для Серёжи. Она помнила, как впервые вручила ему эти цветы. Тогда он ещё смущённо пробормотал, что мужчине не полагается получать цветы, но глаза его светились так, что, наверное, никто не мог бы отказать. С того времени они и стали их маленькой традицией.
Она приоткрыла дверь, и тихие аккорды джаза, доносящиеся изнутри, повергли её в состояние лёгкого трепета. «Сирена играет. Значит, Серёжа уже дома.» Это была его музыка, музыка их отношений, их жизни. Яна достала ключи, и, пытаясь не испортить бутоны, распахнула дверь.
В прихожей пахло кофе и корицей. Яна улыбнулась. Он всегда заваривает кофе по-особенному – щепотка специй, капелька тайны. Но сегодня запах был другой, с оттенком горечи. Она сняла туфли и поставила их на полку – там всегда порядок, как и в их жизни. На стенах фотографии: молодые и счастливые, в свадебных нарядах, на море… все те моменты, что когда-то казались вечными.
Тихие голоса из кухни остановили её. Она замедлила шаг и прислушалась. Смех… женский смех. «Лариса?» – возникло мгновенное сомнение. Что она делает здесь? В день их годовщины? Лариса, её лучшая подруга, свидетельница на свадьбе, крёстная их дочери. Лариса, с которой они в школьные годы сидели до ночи, обсуждая любовь и мечты.
Яна осторожно заглянула в кухню. Время как будто замедлилось. Сергей держал Ларису за руку. Лариса что-то ему говорила, наклоняясь чуть вперёд. На столе стояли две чашки кофе – её любимая и та, из которой обычно пил только Сергей. Его пальцы нежно касались запястья Ларисы – жест, который раньше был только её. Тот самый жест, когда он впервые взял её за руку в кафе на Садовой, двадцать три года назад.
– Извините, я… не вовремя? – её голос прозвучал как-то чуждо, как будто не её собственный.
Сергей вздрогнул, как от удара током. Его рука отскочила от Ларисы, как от раскалённого утюга. А Лариса… Лариса просто улыбнулась. Легко, как будто всё это было абсолютно нормально, как будто она ждала, что именно так всё и будет. В её глазах мелькнуло что-то, и Яна не могла понять, жалость ли это или торжество.
– Мы просто разговаривали, – быстро сказал Сергей, его голос дрожал, как струна. – Лариса случайно зашла… Мы обсуждали… – он запнулся, не зная, как продолжить.
– Ой, прости, не хотела вас отвлекать, – мурлыкнула Лариса, поправляя выбившуюся прядь. В её голосе не было ни грамма раскаяния. – Я просто мимо проходила и решила на минутку зайти. Ты ведь знаешь, как я люблю Серёжин кофе.
«Серёжин кофе…» – откликнулось в её голове. Когда Лариса начала называть его «Серёжей»? Раньше она всегда говорила «Сергей Петрович»…
Яна молча поставила букет на кухонный стол. Пионы, как сдавленные дыханием, распались, обнажая уставшие лепестки. Один цветок тихо скользнул вниз, и она не стала его поднимать. Розовые пятна на тёмном паркете выглядели как кровь на месте преступления.
– Ну что ж, не буду мешать, – сдержанно произнесла Яна и направилась в спальню, чувствуя, как каждый шаг тянет её вниз, словно она идет по болоту, в котором вязнут ноги.
Шёпот остался позади, но она не обернулась. В горле стоял тяжёлый ком, а в висках стучала только одна мысль: «Двадцать три года. Двадцать три года коту под хвост…»
Когда дверь спальни с глухим хлопком захлопнулась, Яна опустилась на край кровати, словно падала в пустоту. Руки дрожали, не слушались, но она всё-таки смогла снять жемчужное ожерелье – подарок Сергея на двадцатилетие их свадьбы. На прикроватной тумбочке стояла свадебная фотография – молодые, с по-настоящему счастливыми глазами. Яна перевернула рамку, не в силах смотреть на эти лица, на эти улыбки.
В коридоре прозвучали торопливые шаги – Лариса уходила. Цокот её каблуков был оглушительно громким, как выстрелы. Через пару минут последовал стук в дверь спальни.
– Яна, давай поговорим… – голос Сергея звучал из-за двери, глухо, как будто его слова приходили из другого мира.
Ответа не последовало. Яна впервые за двадцать три года не знала, что сказать. Только сейчас она заметила, что всё ещё сжимает в руке один пион. Лепестки были смяты и начали темнеть – точно так же, как и её жизнь, утратившая свои яркие цвета.
Телефон Сергея тихо вибрировал на кухонном столе, нарушая утреннюю тишину. Яна взглянула на экран – сообщение от Ларисы. Сергей, сидя рядом за завтраком, дёрнулся в сторону телефона, но было поздно – Яна уже успела увидеть начало: «Вчера было так хорошо…»
Краем глаза она заметила, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих телефон. Он всегда так поступал, когда нервничал – сжимал кулаки до побеления. Раньше это происходило перед важными совещаниями, а теперь – когда приходили сообщения от Ларисы.
– Это рабочие вопросы, – пробормотал он, быстро хватая телефон. Голос его звучал напряжённо, как струна, в горле застрявший ком. – Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты переживаешь из-за пустяков. Лариса консультирует меня по новому проекту…
«Новый проект,» – усмехнулась про себя Яна. Сколько таких «проектов» появилось за последние несколько месяцев? Она молча наблюдала, как его пальцы бегают по экрану, стирая следы. Вместе с этими сообщениями исчезала и её вера в их отношения – по букве, по слову, по касанию.
Позже, перебирая бельё для стирки, Яна нашла в кармане рубашки Сергея чек из ресторана «Прибой» – того самого, что на набережной. Дата совпадала с его «срочной командировкой». Два бокала вина, десерт «Анна Павлова» на двоих… Яна помнила, как Лариса всегда заказывала этот десерт, уверяя, что он напоминает ей о балетной юности.
Через неделю Лариса пришла с яблочным пирогом, как ни в чём не бывало. Запах корицы и ванили, привычный и любимый, теперь вызвал у Яны лишь тошноту. Каждый кусок казался пропитанным ложью.
– Яночка, ты просто чудо! – щебетала Лариса, устроившись за столом. На ней было новое платье – тёмно-синее, точно такое же, какое Яна хотела купить месяц назад. – Я бы так не смогла. Если бы мой муж проводил столько времени с другой женщиной… – Лариса многозначительно умолкла, помешивая кофе серебряной ложечкой. Той самой, которую Яна подарила ей на сорокалетие.
– Ты о своём муже говоришь, правда? – Яна медленно помешивала кофе, не отрывая взгляда от бывшей подруги. В чашке отражалась её искажённая, неестественная улыбка. Точно так же, как и вся их дружба.
Лариса на мгновение растерялась, её улыбка дрогнула, но она быстро взяла себя в руки.
– Ой, смотри, какая чудесная чашка! Это новая? – она потянулась к фарфоровой чашке с золотым ободком. – Надо и себе такую купить…
«Конечно, купи,» – подумала Яна. – «Ты же всегда хотела иметь всё, что есть у меня. Мужа тоже…»
Яна наблюдала, как Лариса суетливо переставляет посуду. Внутри что-то оборвалось. Двадцать лет дружбы превратились в театральное представление, где она стала единственным зрителем. Когда всё это началось? Может, ещё тогда, когда Лариса впервые пришла к ним в гости после свадьбы? Или позже, когда она начала всё чаще забегать «на кофе»?
Вечером, перебирая бумаги в кабинете мужа, Яна наткнулась на ещё один чек. Ресторан «Белый парус», тот самый, где они с Сергеем праздновали свою свадьбу. Два бокала шампанского, салат «Цезарь» без анчоусов – Лариса всегда их терпеть не могла…
«Может, я себе всё это надумываю?» – думала Яна, разглядывая чек. Но покалывание в груди подсказывало: пришло время смотреть правде в глаза. Каждая деталь, каждый взгляд, каждый случайный жест складывались в картину предательства.
Этой ночью она впервые не дождалась мужа с «поздней работы». Заснула, сжимая в руке смятый чек, как улику преступления против их любви. Во сне ей казалось, что она слышит смех Ларисы – тот самый, из кухни, когда она вернулась с букетом пионов…
Ресторан «Сирень» утопал в сумеречном свете. Мягкие блики свечей играли на бокалах, создавая причудливые тени на белоснежных скатертях. Яна выбрала это место для ужина не случайно – здесь они с Сергеем когда-то отмечали десятилетие свадьбы. Сегодня за столом сидели все их друзья: Михаил с Татьяной, Володя с Ириной, Лариса с мужем Андреем. Сергей нервничал – Яна видела это по тому, как он теребил салфетку, то складывая её, то расправляя снова.
Официант разлил вино по бокалам. Яна заметила, как рука Сергея дрогнула, когда бокал Ларисы случайно коснулся его руки. Эти мелочи… Раньше она списывала их на случайности, но теперь каждое движение кричало о предательстве.
– А помнишь тот чудесный ресторанчик на берегу? – Лариса подняла бокал и игриво подмигнула. – «Морской бриз», кажется? Серёжа так забавно выбирал вино! Официант чуть с ума не сошёл, пока он решал, между «Пино Гриджио» и…
Звон разбитого стекла прервал её щебетание. Яна уронила руку, расплескав вино. Красные капли на белоснежной скатерти расползались, как пятна крови. «Морской бриз» – тот самый ресторан, куда они с Сергеем собирались поехать на годовщину. Он отменил поездку, сославшись на срочную командировку в Новосибирск.
– Какой ресторан? – её голос звучал неестественно спокойно, как будто она сдерживала бурю, которая вот-вот прорвётся. – Ты про тот период, когда Серёжа был в командировке в Новосибирске?
Вокруг повисла тяжёлая тишина. Лариса побледнела, поняв, что совершила фатальную ошибку. Татьяна с Ириной переглянулись, будто бы они знали всё – они все это знали? Сергей сжал бокал, его пальцы побелели, как у человека, который видит что-то ужасное, но продолжает смотреть.
– Я… – Лариса попыталась начать, но её голос срывался.
– Одноразовое, – перебил её Сергей, наконец-то подняв глаза, но голос его был низким и почти неразборчивым.
– Одноразовое, – эхом отозвалась Яна, и в её голосе была такая горечь, что она могла бы отравить вино в любом ресторане. – Как и всё, что я для тебя сделала. Двадцать три года – одноразовые? Наш дом, наша семья, наши мечты – всё одноразовое?
Она встала, и всё вокруг стало вдруг таким ясным, как если бы туман рассеялся после долгой ночи. Каждый взгляд, каждое движение, каждая «случайная» встреча – всё сложилось в единую картину. Мозаика предательства была на месте.
– Яночка… – Лариса потянулась к ней, и её лицо приняло выражение наигранного сочувствия.
– Не смей! – в голосе Яны прозвучала сталь. – Не смей называть меня так. Ты убила мою Яночку, когда предала нашу дружбу. Когда ты приходила ко мне с пирогами, разговорами о верности, а сама… – она не договорила, лишь покачала головой.
Яна повернулась к мужу.
– А ты… ты даже не нашёл в себе смелости признаться. Позволил мне выглядеть дурой перед всеми. Сколько они все знают? Месяц? Год? – её взгляд метался по притихшим друзьям.
Андрей, муж Ларисы, нервно кашлянул:
– Может, не стоит устраивать сцен… Давайте всё обсудим спокойно.
– Сцен? – Яна горько усмехнулась. – Нет, это не сцена. Это финал. Занавес. Конец спектакля, где я играла роль счастливой жены, а вы все были благодарными зрителями.
Она положила на стол салфетку – идеально белую, как и жизнь, которую она считала идеальной, достала деньги за свой ужин и направилась к выходу. За её спиной слышались встревоженные голоса, кто-то звал её по имени, но она шла не оборачиваясь.
На улице моросил дождик, мелкий, как старая память. Яна подняла лицо к небу, позволяя каплям смешиваться с её слезами. Внутри было пусто и… свободно. Это было ощущение, как если бы лопнула последняя ниточка, что сдерживала её в клетке самообмана.
«Занавес», – повторила она про себя, доставая из сумочки помаду. В отражении витрины она увидела своё лицо и впервые за долгое время улыбнулась. Искренне, без притворства. Это была улыбка женщины, которая сняла с себя маску и готова начать всё заново.
Яна методично складывала вещи мужа в чемодан, словно не просто собирала его вещи, а разделяла по полочкам свою жизнь с ним. Каждая рубашка напоминала ей о каком-то моменте: вот эта с конференции в Сочи, где они впервые поссорились из-за Ларисы, эта – с юбилея компании, когда он танцевал с ней целый вечер… Галстуки, как немые свидетели их общих праздников, хранили свою историю: красный с полосками – с серебряной свадьбы родителей, синий – с выпускного дочери. Костюмы – чёрный был на той встрече выпускников, когда Лариса впервые появилась без мужа…
Последним Яна вытащила его любимый свитер. Бордовый, с косами, который она связала своими руками до рассвета. Как она подбирала пряжу, как тщательно высчитывала петли, как представляла, как он будет улыбаться, надевая его. Положила его отдельно – этот свитер останется, как напоминание о том, какой наивной она была.
В прихожей зазвонил телефон. Восьмой раз за утро. Она не взяла. На двери осталась записка: «Я верю, что ты разберёшься с собой. Но я в это не буду втянута.» Простые слова, за которыми стояли годы молчаливого принятия, бессонных ночей и подавленных подозрений.
Яна набрала номер Кати, подруги детства – той самой, которая когда-то предупреждала её о Ларисе:
– Можно у тебя пожить несколько дней?
– Сколько нужно, – ответила Катя без лишних вопросов. – Диван свободен, вино припасено.
Через три месяца Яна стояла перед маленьким помещением на углу Садовой. Облупившаяся вывеска, обшарпанные стены – но она видела в этом больше, чем другие. Видела уютное кафе, о котором мечтала двадцать лет, варя кофе для мужа и его… гостьи.
– Снимаю, – сказала она риелтору, доставая заранее подготовленные документы. – Когда можно начать ремонт?
В этот момент зазвонил телефон. Сергей. Она знала, что он скажет – уже выучила наизусть его покаянную речь.
– Яна, я готов сделать всё, чтобы ты меня простила. Давай начнём сначала…
Она смотрела на ключи от будущего кафе в своей руке. Маленькие, потёртые – как её нынешняя жизнь. Но теперь эта потёртость не пугала.
– Тебе придётся начать с себя. Я больше не собираюсь тебя спасать. Ни от Ларисы, ни от тебя самого.
Она отключила телефон и достала из сумки блокнот с набросками интерьера. На первой странице было написано: «Кафе Пионы» – те самые цветы, с которых началось её освобождение. Под названием был список дел: «Заказать вывеску, найти поставщиков, купить оборудование…»
Вечером, сидя у Кати на кухне, она впервые за долгое время почувствовала спокойствие. Не счастье – до него ещё было далеко. Но покой, да. Теперь она точно знала: счастье не в том, чтобы прощать предательство, а в том, чтобы найти силы начать заново. И эти силы она нашла – в себе самой.
На подоконнике стоял маленький горшок с ростком пиона – Катя принесла его с дачи.
– Представляешь, – сказала она, – он пробился сквозь асфальт. Упрямый…
Яна улыбнулась, глядя на росток. Как похоже на неё саму – пробиваться сквозь асфальт чужого предательства к своему собственному свету.
