— А что ты с квартирой бабушкиной делать собираешься? — равнодушно бросила тетя Нина, размешивая сахар в чае так громко, словно пыталась разбудить этим звуком совесть всей нашей семьи.
Я замерла с бутербродом у рта. Девять дней. Прошло всего девять дней с похорон, а разговоры о наследстве уже начались. В голове всплыли последние бабушкины слова, сказанные мне в нашу последнюю встречу: «Машенька, помни — дом не просто стены, это память». Я даже не успела осознать, что больше никогда не услышу её хриплый, с легким саркастическим оттенком голос, не почувствую запах её любимых ванильных духов, а они уже делят имущество.
— Не знаю, — осторожно ответила я, впиваясь ногтями в ладонь под столом. — Я об этом пока не думала.
— Ну, думать-то пора, — с нажимом произнесла тетя. — Квартира хорошая, двушка в центре. Сейчас таких уже не делают. Мы с Витей подумали, может, ты нам ее продашь? По-родственному, конечно.
По-родственному. Эта фраза прозвучала как сигнал тревоги. Тетя Нина — младшая сестра моей мамы — всегда отличалась особым талантом извлекать выгоду из любой ситуации, даже из похорон. Мне было двадцать семь, работала я редактором в небольшом издательстве, снимала комнату в коммуналке и о собственном жилье могла только мечтать. И вот теперь, когда судьба преподнесла такой горький подарок, тетя решила, что это отличный шанс для них с дядей Витей расширить жилплощадь.
— Я пока не готова это обсуждать, — ответила я, изо всех сил стараясь быть вежливой.
— Да что тут обсуждать? — не унималась тетя. — Жить ты там все равно не будешь, город у нас маленький, работы нет. А так деньги получишь, нам поможешь. Ты же родня!
Я знала эту интонацию. «Ты же родня» в переводе с языка тети Нины всегда означало: «Ты нам должна, и не смей сопротивляться». Что-то внутри меня дрогнуло. А может, она права? Может, я действительно должна помочь родственникам? В конце концов, мне эта квартира для жизни не нужна…
«А что насчет твоих планов когда-нибудь вернуться в родной город?» — тихо спросил внутренний голос.
Бабушка умерла неожиданно. Инсульт — и все. Никто не был готов. Я примчалась из Москвы на похороны, бросив важный проект на середине, пропустив собеседование в перспективное издательство и отменив билеты в Барселону, куда мы собирались с парнем. Маме с папой прилететь из Таиланда, где они жили последние пять лет, не получилось — проблемы с документами. Так я оказалась единственной прямой наследницей и единственным человеком, искренне скорбящим о бабушке Вере, которая научила меня всему — от умения печь яблочный штрудель до искусства говорить «нет» без чувства вины.
Последние годы я бывала у бабушки нечасто, раз в три-четыре месяца приезжала на выходные. Привозила продукты, помогала с уборкой, слушала бесконечные истории о соседях и бесконечных сериалах. Иногда мне было скучно, иногда — неловко за свое нетерпение, но я продолжала приезжать. Тетя Нина жила в том же городе, в пятнадцати минутах ходьбы, но навещала бабушку от силы раз в месяц, и то если нужно было что-то починить силами дяди Вити.
— Мы бы с радостью, но работы много, дети, внуки, ты же понимаешь, — всегда оправдывалась она, когда бабушка деликатно намекала, что не видела дочь уже несколько недель.
На поминках тетя Нина плакала громче всех. Обнимала меня, называла «девочкой моей» и рассказывала всем, как сильно любила маму.
— Я каждый день к ней заходила, — говорила она соседке бабушки. — Каждый день проверяла, как она, помогала чем могла.
Я тогда промолчала. Не время было уличать во лжи, тем более что тетя после третьей рюмки, кажется, сама начинала верить в свои истории.
— Не хочешь продавать, сдавай, — не отставала тетя Нина, когда мы пили чай на кухне в бабушкиной квартире. — Мы будем присматривать, чтоб квартиранты не разгромили. За символическую плату, конечно.
Я сделала глоток чая, чтобы выиграть время и собраться с мыслями.
— А сколько примерно вы готовы предложить за квартиру? — спросила я, решив проверить, насколько «по-родственному» собирается действовать тетя.
Она моментально оживилась, отставила чашку и придвинулась ближе.
— Ну, рынок сейчас сложный. Кризис, сама понимаешь. Плюс квартира требует ремонта, — она окинула взглядом кухню, где бабушка два года назад сделала свежий ремонт. — Мы думали, миллион двести. Это очень хорошая цена по нынешним временам.
Я чуть не поперхнулась. Двушка в центре стоила минимум втрое дороже, и тетя это прекрасно знала. Я поставила чашку и внимательно посмотрела на нее.
— Интересное предложение, — сказала я, ощущая, как пульсирует венка на виске. — А вы знаете, сколько на самом деле стоят такие квартиры?
Чай в чашке тети Нины колыхнулся, когда она резко поставила её на стол. Звон ложечки о фарфор прозвучал как маленький набат.
— Да кому она нужна? — тетя Нина махнула рукой так, что массивный золотой браслет звякнул о запястье. — Дом старый, перекрытия деревянные. Коммуналка зимой — это ж разорение! Да и вообще, родственникам помогать надо. Мы тебя в детстве на море брали каждый год, помнишь?
Я помнила. Один раз, когда мне было девять лет, они взяли меня с собой в Анапу, потому что маме делали операцию, а папа работал сутками. Я тогда всю неделю нянчилась с их младшим сыном, меняла ему памперсы и развлекала в номере, пока они с дядей Витей загорали на пляже или ужинали в прибрежных кафе. «Машка, покорми Димку, мы скоро!» — до сих пор звучало в ушах.
— Тетя Нина, я понимаю, что вам хочется приобрести квартиру выгодно, — начала я, стараясь говорить мягко. — Но я пока вообще не планирую ее продавать. Возможно, буду приезжать сюда, может, перееду когда-нибудь. Не знаю пока.
Лицо тети мгновенно изменилось, превратившись из заискивающего в оскорбленное.
— Да тебе-то она зачем? Ты в своей Москве живешь, вся такая успешная. А мы здесь, рядом с мамой были все эти годы.
Я прикусила язык, чтобы не сказать, что «рядом» и «в пятнадцати минутах ходьбы, но почти никогда не заходя» — это разные вещи.
— Я еще подумаю, тетя, — ответила я примирительно. — Давайте вернемся к этому разговору позже. Сейчас все еще слишком свежо.
— Конечно-конечно, — протянула она, поджав губы. — Ты подумай. Только учти, предложение у нас не вечное.
На следующий день я проснулась от звонка в дверь. На пороге стоял дядя Витя с огромной коробкой инструментов.
— Доброе утро, племяшка! — бодро поприветствовал он. — Пришел кран на кухне посмотреть, Нина сказала, он подтекает.
Кран не подтекал. Более того, его заменили всего полгода назад, и бабушка с гордостью демонстрировала мне эту новинку во время моего последнего визита.
— Здравствуйте, дядя Витя, — я пропустила его в квартиру, недоумевая. — Но с краном все в порядке.
— А давай проверим, — подмигнул он и направился на кухню. — Слушай, пока я тут, может, еще что починить надо? Двери скрипят? Полки какие повесить?
Я поняла, что это тактика осады. Если не удалось сразу купить квартиру по бросовой цене, они решили внедриться под видом помощи и не оставлять меня в покое.
Дядя Витя долго крутил идеально работающий кран, потом заглянул под раковину, постучал по трубам и многозначительно покачал головой.
— Плохи дела, племяшка. Тут все менять надо, трубы старые, того и гляди прорвет. А если зальешь соседей, это ж какие деньги платить придется.
Я вспомнила, что трубы в доме заменили при капремонте три года назад.
— Странно, бабушка говорила, что трубы новые, — заметила я.
— Ой, да что бабушка понимала в сантехнике, — отмахнулся дядя. — Поверь мне, все на честном слове держится. На твоем месте я бы продал эту головную боль, пока не поздно.
Он еще около часа ходил по квартире, находя все новые и новые «проблемы»: якобы плесень в ванной (чистейшая плитка), шаткий шкаф (надежно прикрученный к стене), треснувшее стекло на балконе (идеально целое). К концу его визита у меня сложилось впечатление, что квартира вот-вот развалится.
— Ну что, подумай над нашим предложением, — сказал он, собираясь уходить. — Мы даже готовы накинуть еще сотню тысяч, раз уж столько проблем.
Когда за ним закрылась дверь, я опустилась на диван и глубоко вздохнула. Неужели они думают, что я не понимаю, что происходит?
Вечером позвонила моя двоюродная сестра Ксюша, дочь тети Нины.
— Машка, ты как? — спросила она с наигранной заботой. — Держишься?
Мы никогда не были особенно близки. В детстве она постоянно жаловалась на меня родителям, когда я приезжала в гости, а потом, когда мы выросли, наше общение свелось к поздравлениям с днем рождения в соцсетях.
— Нормально, спасибо, — ответила я сдержанно.
— Слушай, я тут подумала… — начала она, и я мысленно приготовилась к очередной атаке. — Ты же не собираешься переезжать сюда, правда? А квартира пустует. Может, я пока в ней поживу? Ну, чтобы присмотреть, чтобы не простаивала.
— А как же твоя квартира? — спросила я, прекрасно зная, что родители купили ей однушку два года назад.
— Да я ее сдам, — беззаботно ответила Ксюша. — А ты за бабушкину мне ничего платить не будешь, я же просто присмотрю. По-родственному.
Опять это «по-родственному». Похоже, это семейный пароль для обозначения односторонней выгоды.
— Спасибо за предложение, — сказала я. — Но я пока побуду здесь, разберу бабушкины вещи. А потом решу, что делать дальше.
— А когда примерно решишь? — не отставала она. — Просто мне бы хотелось планировать.
— Не знаю, Ксюша. Может, неделя, может, месяц.
— Месяц?! — в ее голосе прозвучало неприкрытое разочарование. — Так долго? Тебе же в Москву надо возвращаться, на работу.
— Я взяла отпуск, — соврала я, хотя на самом деле просто договорилась работать удаленно. — И хочу побыть здесь, в бабушкином доме. Это важно для меня.
После разговора с Ксюшей я поняла, что все это неспроста. За день до этого я получила письмо от нотариуса, что могу оформлять наследство через шесть месяцев после смерти бабушки. Видимо, тетя Нина каким-то образом узнала об этом и теперь пыталась действовать на опережение — либо купить квартиру за бесценок, либо поселить в ней дочь в надежде, что потом ее будет сложнее выселить.
Утром я проснулась от звонка в дверь. На пороге стояла соседка бабушки, Лидия Петровна, с пирогом в руках.
— Машенька, я тебе завтрак принесла, — улыбнулась она. — Знаю, тяжело тебе сейчас.
Мы сели на кухне, и она, разливая чай, вдруг сказала:
— Ты, наверное, удивляешься, почему твои родственники так активизировались?
Я подняла на нее глаза.
— Есть немного.
— Твоя бабушка мне все рассказывала, — продолжила Лидия Петровна. — Они к ней почти не заходили, только на большие праздники. А когда заходили, все выспрашивали про завещание. Нина прямо говорила: «Мама, ты же квартиру мне оставишь? Машка в Москве, ей не нужно». А твоя бабушка, царствие ей небесное, все отшучивалась. Гордая она была, Нину расстраивать не хотела, но и подыгрывать ей тоже.
Я сжала кулаки под столом, чувствуя, как во мне закипает гнев.
— За неделю до… до того, как ей стало плохо, — продолжала соседка, — она мне сказала: «Знаешь, Лида, решила я все-таки Машеньке квартиру оставить. Она хоть и редко приезжает, но всегда с душой. Нина с Витей только и ждут, когда я помру, чтобы квартиру заполучить». Вот так и сказала, прости господи. И еще добавила: «Если со мной что случится, скажи Маше, чтобы никому не продавала. Эту квартиру еще ее дедушка получал, когда завод строил. Это их семейное, пусть у Маши останется».
У меня на глаза навернулись слезы. Я вспомнила, как бабушка рассказывала истории о дедушке, которого я никогда не видела — он умер до моего рождения. Как они вместе обустраивали эту квартиру, сажали цветы на балконе, клеили обои, выбирали люстру в зал.
— Спасибо, что рассказали, — тихо сказала я.
— Да не за что, деточка. Просто знай: бабушка тебя очень любила и хотела, чтобы у тебя был свой угол. Не поддавайся, если будут давить.
Вечером, когда золотистый свет заката окрасил стены в тот же оттенок, что бабушка когда-то выбрала для занавесок, позвонила тетя Нина. Я долго смотрела на вибрирующий телефон, чувствуя, как внутри нарастает противоречие. Часть меня хотела просто согласиться — продать квартиру, избавиться от этой обузы в чужом городе, прекратить накаляющийся конфликт. Другая часть, сильнее и увереннее, напоминала о бабушке, о том, как она бережно ухаживала за каждым уголком своего дома.
— Ну что, надумала? — без предисловий спросила тетя, когда я всё-таки ответила. — Мы с Витей прикинули и решили, что можем дать тебе полтора миллиона. Последнее предложение.
Я глубоко вдохнула, ощущая запах старых книг из бабушкиного шкафа, и медленно выдохнула.
— Тетя Нина, — начала я, чувствуя, как дрожит голос, но потом неожиданно обретая твердость, — я ценю ваше предложение, но квартиру я продавать не собираюсь. Ни за полтора миллиона, ни за три, ни за пять.
— Что значит не собираешься? — ее голос мгновенно стал резким. — Тебе-то она зачем? У тебя вся жизнь в Москве, чего ты здесь забыла?
— Это квартира моей бабушки, — ответила я, чувствуя, как дрожит голос. — И дедушки. Это часть моей семейной истории, и я хочу ее сохранить.
— Ах вот как! — почти закричала тетя. — Значит, нам с Витей можно было годами ухаживать за мамой, а тебе теперь все достанется?
Я глубоко вздохнула, собираясь с духом.
— Тетя Нина, — сказала я твердо, — мы обе знаем, что вы не ухаживали за бабушкой годами. Вы жили в пятнадцати минутах ходьбы и навещали ее раз в месяц, если вообще навещали. Все это время бабушка жила одна, сама ходила в магазин, сама готовила, сама убирала. Я приезжала к ней, когда могла, помогала с тяжелыми делами. И мы обе знаем, что единственная причина, по которой вы сейчас проявляете такую активность — желание заполучить квартиру по цене вдвое ниже рыночной.
В трубке повисла тишина.
— Значит, так, — наконец процедила тетя. — Значит, родная тетка для тебя ничего не значит?
— Тетя Нина, — я старалась говорить мягче, — вы моя семья, и я всегда буду рада видеть вас… в гостях. Но эта квартира — память о бабушке и дедушке. И она остается у меня.
— Ну и черт с тобой! — выпалила она. — Только не приходи потом, когда тебе помощь понадобится. Неблагодарная!
Она бросила трубку.
Следующие несколько дней были тихими. Ни тетя, ни дядя, ни Ксюша не звонили и не приходили. Я разбирала бабушкины вещи, находила старые фотографии, письма, сувениры из поездок. Каждая вещь хранила историю, каждая напоминала о бабушке. Я не могла представить, как все это могло бы исчезнуть, если бы я согласилась на сделку с тетей.
В одной из коробок я нашла папку с документами. Среди них оказался незаконченный черновик завещания, написанный бабушкиным аккуратным почерком: «Все свое имущество, включая квартиру, завещаю своей внучке, Марии Александровне…» Дальше текст обрывался — видимо, бабушка планировала оформить документ официально, но не успела.
Я села на диван, прижимая листок к груди, и разрыдалась — впервые с момента похорон. Не из-за наследства, не из-за тети, а просто потому, что поняла: бабушка действительно любила меня, думала обо мне, заботилась, даже когда я была далеко.
Через неделю молчания, наполненную работой, разбором бабушкиных вещей и гнетущими мыслями, я услышала звонок в дверь, когда ужинала на кухне. Бархатистый борщ — бабушкин рецепт, который никогда не получался так, как у неё — остывал в тарелке.
На пороге стояла тетя Нина с пакетом, в котором виднелась бутылка вина и коробка конфет — тех самых «Птичье молоко», которые бабушка всегда покупала к чаю по воскресеньям.
— Можно? — спросила она непривычно тихо, и я заметила тени под её глазами, которых раньше не видела.
Я сомневалась секунду, потом молча отошла, пропуская её. Тишина обволакивала нас, как тяжелое одеяло, когда мы сели на кухне, где столько лет назад, будучи детьми, ели бабушкины блинчики с вареньем. Тетя достала вино, дрожащими руками разлила по бокалам.
— Я хотела извиниться, — сказала она, не глядя на меня. Её пальцы нервно теребили салфетку. — Я… перегнула палку. Просто… знаешь, когда мама умерла, я вдруг поняла, что у меня больше нет родителей. Совсем. И это так страшно, Маша. Как будто под тобой больше нет земли. И еще эта квартира… Здесь столько воспоминаний. Мое детство прошло тут. Мама заплетала мне косички, стоя у этого зеркала, — она кивнула в сторону коридора. — Мне казалось, что если квартира будет у нас, то частичка мамы останется со мной.
Слезы заблестели в уголках её глаз, и на секунду мне захотелось ей поверить. Но я вспомнила все её трюки и манипуляции прошлых лет. Тетя Нина всегда умела красиво говорить и даже плакать, особенно когда ей что-то было нужно.
— Понимаю, — осторожно ответила я. — Мне тоже тяжело.
— Ты прости меня, — продолжила она, и на ее глазах появились слезы. — Я неправильно себя вела. Непорядочно. Нам с Витей просто очень хотелось эту квартиру, и я… я немного сошла с ума. Но ты права. Это твое наследство, твоя память.
Я смотрела на нее, пытаясь понять, искренна ли она или это очередная манипуляция.
— Знаешь, — сказала я, — я планирую приезжать сюда время от времени. Буду работать удаленно, отдыхать от Москвы. Может быть, когда-нибудь даже перееду насовсем. В любом случае, я всегда буду рада вас видеть… в гостях.
Тетя Нина вздохнула, утерла слезы и улыбнулась — немного грустно, но, кажется, искренне.
— Договорились, племяшка.
Мы просидели за столом еще пару часов. Впервые за долгое время тетя рассказывала не о своих проблемах, а о бабушке — какой она была в молодости, какие платья носила, как познакомилась с дедушкой. Это были истории, которых я раньше не слышала, и они делали образ бабушки еще более живым, многогранным.
Когда тетя собралась уходить, я вдруг поняла, что не держу на нее зла. Да, она поступила некрасиво, пыталась нажиться на смерти родного человека. Но, может быть, горе действительно делает нас странными, заставляет цепляться за материальные вещи в надежде удержать ускользающие воспоминания.
— Приходите на ужин в воскресенье, — предложила я. — С дядей Витей и Ксюшей. Я приготовлю бабушкин пирог с яблоками.
— Обязательно придем, — кивнула тетя и неожиданно крепко обняла меня. — Ты молодец, Машка. Сильная. Вся в бабушку.
Вечером, сидя на балконе с чашкой чая, я смотрела на закат и думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда требуется смерть близкого человека, чтобы понять истинную ценность отношений, чтобы научиться отстаивать свои границы и при этом не разрывать связи.
Квартира оставалась со мной. Не просто как недвижимость, а как часть семейной истории, как мостик между прошлым и будущим. И я была рада, что нашла в себе силы сказать «нет» тем, кто хотел лишить меня этой связи.
Бабушка была бы довольна. И я была уверена, что она каким-то образом знает об этом.
