— Мама, нам нужно серьезно поговорить, — Роман поставил на стол коробку с тортом и избегал смотреть в глаза.
Валентина Михайловна заметила, как Оксана нервно теребит ручку сумочки, как сын постукивает пальцами по столешнице. В их напряженных позах читалась решимость людей, пришедших за конкретным результатом.
— Присаживайтесь, чай поставлю, — предложила она, хотя внутри уже все сжалось в предчувствии неприятного разговора.
— Не нужен чай, — отрезала Оксана. — Валентина Михайловна, давайте по делу. Сколько можно в съемных углах мыкаться? Детям нужна стабильность.
Роман дернул жену за рукав, но та продолжила:
— У вас есть дача, которая просто пустует. А у нас есть дети, которые каждый год переезжают с места на место.
Валентина медленно опустилась на стул. Значит, дело в этом.
— Дача не пустует. Я там…
— Копаешься в грядках, — перебил сын. — Мам, тебе шестьдесят два года. Зачем тебе этот огород? Спина болит, давление скачет, а ты все таскаешься туда каждые выходные.
Она посмотрела на него внимательно. Когда он успел стать таким чужим? Этот уверенный тон, эта деловая хватка — откуда?
— Роман, дача — это не просто огород.
— А что? — Оксана подалась вперед. — Там же нет даже нормальных удобств. Туалет на улице, душа нет. В двадцать первом веке как пещерные люди живете.
— Мы с папой тридцать лет эту дачу обустраивали, — тихо сказала Валентина.
— Ключевое слово — «с папой», — Оксана стукнула ладонью по столу. — Папы нет уже три года. А жизнь продолжается.
Роман поморщился от резкости жены, но возразить не решился.
— Мам, послушай, — он наклонился к матери. — Мы не просим подарить. Мы готовы оформить все как займ. Вернем деньги, когда встанем на ноги.
Валентина усмехнулась:
— Займ? А проценты какие?
— Мама, ну что ты! Между родственниками… — Роман смутился.
— То есть без процентов, без залога, без сроков возврата?
Повисла неловкая тишина.
— Валентина Михайловна, — Оксана сменила тон на проникновенный, — вы же бабушка. Неужели вам не хочется, чтобы ваши внуки росли в собственном доме? Чтобы у них была своя комната, свои игрушки?
— А сейчас у них нет игрушек?
— Есть, но… — Оксана запнулась. — Но каждый переезд — это стресс для детей. Они не успевают привыкнуть к школе, к друзьям.
Валентина встала и подошла к окну. Во дворе играли дети — беззаботные, шумные. У них тоже не было собственных квартир, но они смеялись.
— А если я не соглашусь?
— Мам, ну почему сразу так? — Роман попытался обнять ее, но она отстранилась.
— Я просто хочу понимать последствия.
Оксана и Роман переглянулись.
— Никаких последствий, — солгал сын. — Просто будем дальше снимать.
— И реже встречаться, — добавила Оксана тихо, но так, чтобы Валентина услышала. — Понимаете, когда вся зарплата уходит на аренду, на поездки к родственникам денег не остается.
Валентина обернулась:
— Это угроза?
— Какая угроза? — Оксана изобразила удивление. — Это реальность. Бензин дорожает, времени свободного нет…
— Мам, дай нам неделю, — поспешно вмешался Роман. — Подумай спокойно. Мы же не торопим.
После их ухода Валентина долго сидела на кухне. Недоеденный торт казался приторно-сладким, как и весь этот разговор.
На следующий день она поехала на дачу.
Участок встретил ее майской свежестью. Яблоня, которую сажал покойный Сергей, стояла в белом наряде цветов. В теплице наливались первые огурцы. Тюльпаны вдоль дорожки горели яркими пятнами.
— Как можно это продать? — прошептала она, присев на лавочку под яблоней.
— Валентина Михайловна! — окликнул сосед Владимир Петрович. — Давненько не виделись. Как дела?
Владимир Петрович был ее одноклассником. После смерти жены он все больше времени проводил на даче, и они подружились — два одиноких человека, нашедших утешение в простых радостях.
— Да вот сын советует дачу продать, — призналась она.
— Зачем? — искренне удивился он.
— На квартиру им нужны деньги.
Владимир Петрович задумался:
— А вы что думаете?
— Я думаю, что через год-два они разведутся, а дачи у меня уже не будет.
— Откуда такие мысли?
— А вы видели, как они друг на друга смотрят? Как она им командует? — Валентина горько усмехнулась. — Роман даже слова поперек сказать не смеет.
Они проговорили до вечера. Владимир Петрович помог прополоть морковь, она угостила его чаем с медом.
— Знаете что, — сказал он на прощание, — если решите продавать, предупредите. Может, я куплю. Участки рядом объединим.
Валентина посмотрела на него внимательно. В его глазах читалось нечто большее, чем соседская забота.
Дома ее ждал звонок от Романа:
— Мам, как дела? Думала?
— Думаю, — коротко ответила она.
— А долго будешь думать? А то знаешь, цены растут, может не успеть…
— Роман, а если через два года вы разведетесь?
Пауза.
— Мам, с чего ты взяла?
— С того, что Оксана тебя как мальчишку воспитывает. А ты молчишь.
— Мама, при чем тут это? Мы о квартире говорим.
— О квартире или о деньгах?
— Какая разница? — вырвалось у него.
Вот и ответ.
— Разница большая, сынок.
Через день приехала Оксана. Одна.
— Валентина Михайловна, можно откровенно?
— Давайте.
— Роман слабохарактерный. Всю жизнь за мамину юбку прячется. Если вы ему не поможете сейчас стать мужчиной, он так и останется маменькиным сынком.
Валентина внимательно изучала лицо невестки. Умная девочка. И расчетливая.
— А вы его любите?
Оксана дернулась:
— Конечно! Иначе зачем бы я с ним жила?
— Не знаю. Деньги, статус, привычка…
— Валентина Михайловна! — возмутилась Оксана. — Как вы можете!
— А я и не осуждаю. Просто хочу понимать, во что вкладываю.
— Вы вкладываете в будущее своих внуков!
— Или в ваше благополучие за счет моих воспоминаний.
Оксана встала:
— Хорошо. Тогда так: либо вы помогаете нам, либо мы ограничиваем общение с детьми. Роман слабый, но дети его слушаются. Если я скажу, что бабушка их не любит…
— Шантаж?
— Реальность, — Оксана пожала плечами. — Выбор за вами.
После ее ухода Валентина сидела и думала. Неужели она воспитала сына, который позволяет жене шантажировать собственную мать?
Владимир Петрович приехал вечером:
— Видел, Оксана уезжала. Что-то расстроенная была.
Валентина рассказала о разговоре.
— Знаете, что я думаю? — сказал он. — Если вы продадите дачу, внуков все равно не увидите. Такие люди всегда найдут повод.
— А если не продам?
— Тоже не увидите. Но хотя бы дача останется.
Они сидели на веранде, пили чай и смотрели на закат. Валентина думала: а ведь это тоже счастье. Тихое, позднее, но настоящее.
— Владимир Петрович, а что, если мы действительно участки объединим?
Он улыбнулся:
— А я только об этом и мечтаю.
Звонок от Романа застал ее за утренней прополкой:
— Мам, решение принято?
— Принято.
— И?
— Не продаю.
Молчание. Потом:
— Мам, ты понимаешь, что делаешь?
— Понимаю. Выбираю свою жизнь.
— А как же мы?
— А вы — взрослые люди. Сами разберетесь.
Роман положил трубку, не попрощавшись.
Полгода они не общались. Потом позвонил:
— Мам, мы развелись.
Валентина закрыла глаза. Как она и предсказывала.
— Приезжай, поговорим.
— Не могу. Оксана запретила детям со мной видеться. Говорит, что я их предал ради твоих капризов.
— А ты что думаешь?
Долгая пауза.
— Не знаю, мам. Ничего не знаю.
Валентина положила трубку и вышла в сад. Владимир Петрович поливал цветы на общей клумбе.
— Плохие новости? — спросил он.
— Развелись.
— Ожидаемо.
— Детей у него отобрали.
— Тоже ожидаемо.
Она посмотрела на него:
— Не жалеете, что связались со мной? Сплошные проблемы.
Владимир Петрович обнял ее:
— Валя, мне шестьдесят пять лет. Я думал, что все хорошее уже позади. А оказалось — впереди.
Вечером Валентина сидела на веранде и думала о сыне. Жалко его, конечно. Но выбор он сделал сам. А она — свой.
И не жалела.
