— Мам, а где ты? — голос Дениса дрожал от непонимания. — Дома никого нет, а ужина… ужина тоже нет.
— Приготовьте сами, — спокойно ответила Валентина Сергеевна, глядя в окно пансионата на заходящее солнце.
— Как это — сами? Мы же не умеем! А папа вообще… — Данил перехватил трубку у брата.
— Научитесь. Время пришло.
Валя отключила телефон и впервые за двадцать лет почувствовала что-то похожее на облегчение. Нет, не радость — до нее было еще далеко. Но эта тяжесть в груди, которая копилась годами, наконец дала трещину.
Началось все три недели назад, когда директор вызвал ее к себе. Сорок пять лет, двадцать лет в одной компании, безупречная репутация — и вдруг «сокращение штата». Валентина помнила, как стояла в кабинете и кивала, соглашаясь с неизбежным, а в голове билась только одна мысль: как теперь оплачивать учебу мальчиков?
Дома встретили привычно. Миша смотрел футбол, близнецы играли в приставку. Никто не поднял головы, когда она прошла на кухню готовить ужин. Даже когда она сказала об увольнении, реакция была предсказуемой.
— Ничего, Валечка, что-нибудь найдешь, — отмахнулся Михаил Иванович, не отрываясь от экрана. — Ты же у нас умница.
— А деньги на универ откуда возьмем? — Денис впервые проявил интерес к семейным финансам.
— Мам, ты же что-нибудь придумаешь, — добавил Данил с такой уверенностью, словно она была волшебницей.
Придумает. Найдет. Решит. Как всегда.
Валентина вспоминала, когда это началось. Наверное, еще в первые годы брака, когда Миша называл ее своей «хозяюшкой» и умилялся, глядя, как она хлопочет по дому. Потом родились мальчики, и заботы удвоились. А она так хотела быть хорошей женой, хорошей матерью… Где-то в этой погоне за «хорошестью» потерялась она сама.
Работала, зарабатывала больше мужа, вела дом, воспитывала детей. А они привыкли. Привыкли так, что даже не замечали ее усилий. Для них это стало естественным — как солнце встает каждое утро.
— Мама должна, — говорили сыновья.
— Жена справится, — думал муж.
— Я обязана, — считала сама Валентина.
Но в тот вечер, когда Денис с Данилом объявили, что поступают только на платное отделение («Зачем рисковать с бюджетом, если у мамы есть деньги?»), что-то щелкнуло в ее голове. Как в старых советских игрушках — ключик прокручивается, а завестись уже не может.
Она собрала сумку, купила путевку в пансионат и оставила записку: «Уехала отдохнуть. Деньги в тумбочке». Впервые за годы не объясняла, не извинялась, не переживала об их реакции.
Первые дни в пансионате просто спала. Высыпалась так, как не высыпалась лет десять. Потом начала думать. О себе, о своей жизни, о том, что хочет именно она, а не они.
Странно, но ответ пришел быстро. Она хотела тишины. Хотела читать книги, не отвлекаясь на крики «Мам, где моя рубашка?». Хотела пить кофе медленно, смакуя каждый глоток. Хотела принадлежать себе хотя бы несколько часов в день.
Телефон взрывался звонками. Сначала возмущенными, потом растерянными, потом почти паническими. Она не отвечала.
На пятый день позвонила сама.
— Валя, ты где? — голос Миши дрогнул. — Мы с ума сходим!
— Учусь жить для себя, — ответила она. — А вы?
— Как это — для себя? А мы?
— А что вы? Вас трое взрослых мужчин. Неужели не справитесь?
Миша молчал. Наверное, впервые за годы задумывался о том, что жена — не функция, а человек.
— Но мы же тебя любим! — наконец выдавил он.
— Любите? — Валентина усмехнулась. — Или привыкли пользоваться?
За неделю ее жизнь кардинально изменилась. Она нашла работу — даже лучше прежней. Сняла маленькую комнату у пожилой женщины. Впервые за годы покупала продукты только для себя.
Когда снова позвонила домой, говорил уже Данил:
— Мам, мы подали документы на бюджет! Оказывается, у нас неплохие шансы!
— Вот как? — Валентина не скрывала удивления.
— Да, и еще… Папа научился включать стиральную машину. А Денис готовит макароны — почти съедобные!
— И как вам такая жизнь?
— Знаешь, не так уж плохо. Даже интересно как-то. Мы теперь сами за себя отвечаем.
Валентина закрыла глаза. Оказывается, они могли. Просто никогда не было необходимости.
— Когда вернешься? — Данил помолчал. — Мы соскучились. По-настоящему соскучились, не просто по твоим борщам.
— Не знаю, — честно ответила она. — Возможно, не скоро.
— А может, и не нужно возвращаться? — неожиданно сказал сын. — То есть, мы хотим, чтобы ты вернулась, но… может, мы сами приедем к тебе? В гости? Как к… как к человеку, а не как к маме-функции?
Валентина почувствовала, как что-то тает в груди. Не все потеряно. Не все.
— Данил?
— Да, мам?
— Может быть. Посмотрим.
Она повесила трубку и посмотрела в зеркало. Сорок пять лет, морщинки в уголках глаз, седые нити в волосах. Но в глазах впервые за годы — живой блеск. Она снова существовала. Не только для других — для себя.
Завтра новый рабочий день, новые коллеги, новые задачи. А дома трое мужчин учатся жить самостоятельно. Возможно, учатся ценить то, что раньше принимали как должное.
Валентина Сергеевна улыбнулась своему отражению. Какой будет эта новая жизнь? Вернется ли она домой? И если да, то на каких условиях?
Пока она не знала ответов. Но впервые за годы это ее не пугало. Впервые она могла позволить себе не знать, не планировать, не решать за всех.
Просто жить. Для себя.
