— Ты зачем своей матери ключи от квартиры дала? — спросила Маргарита, не отрываясь от кофеварки.
— Я не “давала”, — Алексей потянулся, зевнул, как будто всю ночь вкалывал, хотя на самом деле спал без задних ног. — Она сама попросила. Мало ли, вдруг что…
— Вдруг что? — Маргарита повернулась. Улыбка у неё была скромная, как у хищника перед броском. — Типа если у нас в квартире внезапно закончится кислород, и она прилетит как космонавт с запасным баллоном?
— Не ерничай, Марго, — раздражённо бросил Алексей и пошёл в ванную. — Она мать. Беспокоится.
Мать. Беспокоится.
Именно этой «беспокойной» Елене Петровне вчерашним вечером не понравилось, что в ванной лежит “мужская пена для бритья на женской полке”. Что ножи у Маргариты тупые. Что “у вас в холодильнике мрак”. И что “женщина должна радовать мужчину, а не смотреть на него как налоговый инспектор”.
А главное — она это говорила, стоя в тапочках Маргариты и расчесываясь её расчёской.
— Алексей, — тихо сказала Маргарита, входя в ванную. — Я тебя предупреждала. Если она ещё раз припрётся без звонка, я меняю замки.
— Хватит тебе уже, — пробурчал он, глядя в зеркало. — Началось с ключей, закончилось угрозами. Может, ты у нас фюрер, а не жена?
Маргарита улыбнулась.
— Фюреры хотя бы обеспечивают дисциплину. А у нас тут коммуналка имени Елены Петровны. Какой-то цирк с борщами.
Сначала всё было как у людей. Даже как в фильме. Свадьба в парке, шампанское, белое платье. Алексей был романтичный, даже сентиментальный — цветы, записки, прогулки под дождём. Казалось, он и родился, чтобы делать Маргариту счастливой. А потом — понеслось.
Квартиру она купила до свадьбы. На материнский капитал, плюс свою ипотеку тянула, плюс бабушка помогла — царствие ей небесное. Была гордость. Своё. Без риелторов, без одолжений. Сама. А Алексей въехал с тапочками, гантелями и матерью в придачу — сначала «временно», потом «на время ремонта», потом «ну ты же понимаешь, она одна».
Теперь Елена Петровна просто была. Как шкаф-купе или батарея. Никуда не денешься.
— Ты когда на работу выйдешь-то? — спрашивала Елена Петровна, перемешивая борщ.
— Я работаю из дома. Дистанционно, — Маргарита стискивала зубы.
— Да ну, ерунда эта всё, — махала рукой свекровь. — Муж на работе, а ты в пижаме с ноутбуком. Это не жизнь, а халява.
— Я в декрете, если что, — сухо заметила Маргарита.
— И что? Я вот с двумя детьми работала с утра до ночи и ничего. Живые все.
— Ну вы — героиня. А я — лентяйка. Всё верно, — кивала Маргарита и наливала себе кофе.
Только кофе она уже пила не в тишине, а под комментарии.
Про «как ты держишь кружку»,
про «почему ребёнок в синих носках, а не в белых»,
про «вот в мои годы мужчина домой летел, а не на скамейке зависал».
— Слушай, а ты её любишь вообще? — спросила Маргарита у Алексея вечером, когда он разувался в коридоре.
— Ты о ком?
— О ней. О своей святой мученице. Которая “всё для нас делает”. Которая в холодильнике подписала контейнеры с надписями “не трогать — мясо моё”.
Алексей снял куртку, повесил.
— Марго, может, тебе к психологу? Ты реально начала завидовать моей матери. Это нездорово.
Маргарита долго смотрела на него.
— Слушай, ты… ты помнишь, что мы в моей квартире живём?
— Не начинай. Я всё это уже слышал.
— А ты не думал, что это я всё слышу. Каждый день. От твоей мамочки. На кухне. В ванной. Даже в нашей спальне, между прочим. Где, на минуточку, теперь стоит её кресло, потому что у неё «спина болит, а диван у тебя неправильный».
— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся он.
— Преувеличиваю? У нас ребёнок первый раз сказал «баба», и я не уверена, что он про меня говорил!
На следующий день Елена Петровна пришла как всегда — без звонка, в персиковом халате и с пакетом от “Глобуса”.
— Я тут котлетки привезла, — сообщила она, ставя пакет прямо на ноутбук Маргариты. — А то вы опять на своих “завтраках” худеете. Мужчина должен кушать плотно.
— Елена Петровна, вы забыли, что сегодня у меня созвон с клиентами? — Маргарита отодвинула пакет и встала.
— Ну и что? Вы же дома. Это не офис, это… так, игра в работу.
Маргарита медленно вдохнула. Потом выдохнула.
— А вы не думали, что вам домой надо? У вас там кресло, диван, телевизор, цветы — ну просто райская жизнь без невестки-идиотки.
— Что ты себе позволяешь, девочка? — Елена Петровна вспыхнула, как спичка. — Это мой сын! Я его родила! А ты… ты…
— А я купила эту квартиру. И ваш сын здесь живёт по моей доброте душевной. И вы, кстати, тоже.
— Так ты нас на улицу выставить хочешь?
— Я хочу жить в тишине. Без подслушивания под дверью ванной. Без вашего “а у нас в молодости всё было по-другому”. Без ваших борщей, запах которых въелся даже в кондиционер!
Елена Петровна схватила пакет с котлетами и шагнула к двери.
— Ты ещё пожалеешь. С такими, как ты, семьи не строят. Таких, как ты, бросают.
— Ну наконец-то! — всплеснула руками Маргарита. — Хоть кто-то меня бросит, а не сожрёт котлетами и упрёками!
Вечером Алексей не пришёл. Ни в восемь, ни в девять, ни в десять.
В двенадцать Маргарита села у окна с бокалом вина и увидела, как он выходит из машины — с розами.
Рядом была женщина. Блондинка. Высокая. Смеялась, трогала его за руку.
Именно в этот момент Маргарита поняла — её брак не разваливается. Он уже развалился. Просто она продолжала жить в его обломках.
Маргарита проснулась от грохота кастрюли и запаха жареного лука. На часах было восемь утра. Воскресенье.
Она не вставала. Смотрела в потолок, сжав зубы. Снился сон, где она кричала на кухне, рвала на себе фартук, а потом ехала в такси и повторяла водителю: быстрее, пожалуйста, быстрее…
В гостиной кто-то кашлянул. Потом — голос:
— Да что ж у вас тут половники прячут? И как вы так живёте, я не понимаю, — Елена Петровна, как всегда, разговаривала с предметами интерьера, будто те были виновны в её разочаровании.
Маргарита встала. Без тапочек. Прошла по прохладному ламинату, чувствуя, как с каждым шагом по телу ползёт раздражение.
— Доброе утро, — спокойно сказала она, входя в кухню.
Елена Петровна стояла в её халате. Не новом. В том самом, в котором Маргарита бегала за курьером.
На плите шипела сковородка, в раковине плавал сырой фарш, а стол был завален зеленью, яйцами и мисками.
— Мы, значит, всё же решили завтракать по-царски? — Маргарита прищурилась.
— Я решила, что вам не мешало бы нормально поесть, — не оборачиваясь, отрезала свекровь. — А то ты вечно худеешь, как будто на показ ходишь. Женщина должна быть не кости обтянутые кожей, а мясо — и не только у мужа на ужин.
— Это вы сейчас кому? — с кривой усмешкой уточнила Маргарита.
— Мне повторить?
Маргарита подошла к холодильнику, открыла его, задумалась. Потом закрыла. Подошла к кофемашине.
— Алексей на работе? — почти безразлично спросила она.
— Где ж ему быть. Ему ж жить надо как-то. Не на твою ведь ипотеку.
— О, началось. А давайте вспомним, чья квартира? — Маргарита резко повернулась. — Вы так свободно себя чувствуете, что я начинаю думать: может, вы считаете, что это ваш дом?
Елена Петровна повернулась, вытирая руки о халат.
— А ты считаешь, что тебе кто-то тут должен кланяться? Это ты вышла за Алексея. А с Алексеем — я. Мы семья. Или ты об этом не думала, когда штампы ставила?
Маргарита посмотрела на неё долго. Потом выдохнула:
— Заберите ключи, Елена Петровна. И больше без звонка не приходите. Это не нормально — вот так вламываться.
— Вламываться? — переспросила свекровь с ядом в голосе. — Ты с ума сошла? Я в квартиру сына пришла! Тут живёт моя кровь, мой мальчик. И я ещё буду у кого-то разрешения спрашивать?
— У вашей крови есть паспорт и голос. Почему бы вам не слушать его? — Маргарита подошла вплотную. — Алексей всё молчит. А вы всё говорите. Может, пора наоборот?
— Ты посмотри на неё, — Елена Петровна подняла брови. — Выслужилась, квартиру купила, и теперь считает себя хозяйкой жизни. А ты попробуй одна по жизни пройди. Без моего сына. Без помощи. И посмотрим, куда ты загнёшься со своей гордостью!
Маргарита улыбнулась. Но глаза у неё были холодные.
— Я, знаете ли, жила одна. И без ваших советов проживу. А вот вам, похоже, уже скучно стало — решили поиграть в другая женщина на кухне, да?
— Я тебя сейчас врежу! — сдернула с головы платок Елена Петровна.
— Попробуйте. Только я полицию вызову, и вы будете объяснять, как оказались у меня дома, без спроса. В квартире, оформленной на меня, купленной до брака, со свежим ключом, которого быть у вас не должно!
Свекровь замерла. Потом отошла на шаг.
— Ага. Началось. Вот теперь я тебя вижу настоящую. Я знала, что из себя строишь. Красивая, независимая… А теперь — зубы наружу. Ну-ну. Только не забудь, Маргариточка: ты замужем. За моим сыном. А имущество в браке — общее.
— Только если куплено в браке, Елена Петровна. А эта квартира — моя. До брака. И вы, к сожалению, тут никто.
— Алексей так не считает, — процедила свекровь.
— А Алексей у нас кто? Призрак в тапочках? Человек-невмешательство? — Маргарита пересекла кухню. — Он всё время не при делах. Ему удобно. И вы ему удобны. Только мне вот это уже неудобно. Очень.
Свекровь резко схватила халат с крючка и направилась в коридор.
Маргарита пошла следом. Открыла дверь.
— Позвоните Алексею. Скажите, что мы поговорили. Только очень честно. Как вы умеете.
— Я ещё посмотрю, как ты запоёшь, когда он с тобой разведётся. Ты не думай, что он за тебя будет держаться, — Елена Петровна повернулась уже в проёме. — Уж я ему объясню, что с тобой жить — это как с лезвием в одной постели.
— А я объясню юристу, что вы нарушили границы частной собственности и угрожали. Так что теперь это моя игра, Елена Петровна.
Она закрыла дверь, не хлопая.
На кухне потрескивала сковородка. На плите чернел недожаренный омлет.
Маргарита достала телефон и набрала адвоката, чью визитку она сохранила ещё полгода назад — когда впервые подумала, что этот брак не про любовь.
Вечером Алексей пришёл домой как ни в чём не бывало. С пакетом пельменей и банкой кукурузы. Поставил всё на кухонный стол, потянулся.
— Привет. Чё-то жареным пахнет… Мама заезжала?
Маргарита посмотрела на него долго. И впервые — как на чужого.
— Ты знал, что у неё есть ключ?
— Ну да. Мы же давно ей копию сделали. А что?
— А то, что она сегодня снова пришла. Без звонка. На рассвете. В моём халате копалась в фарше и читала мне лекции о жизни.
Алексей усмехнулся.
— Ну, это же мама… Ты же знаешь, какая она. Её проще не трогать.
— А меня можно трогать? — резко бросила Маргарита. — По-твоему, мне должно быть норм, что человек, который меня ненавидит, приходит в мой дом, когда хочет, и чувствует себя хозяйкой?
Он пожал плечами. Пошёл наливать себе чай. Уютный, родной чай. Как будто и не пахло изменой изнутри.
— Ну, ты же знала, за кого выходишь. Это часть комплекта. Как машина с кондеем.
— То есть ты — это «комплект с мамой»? — Маргарита прищурилась. — А если в комплекте окажется ещё и любовница? Ты и это оправдаешь?
Алексей замер. Обернулся. Кружку не поставил, держал на весу.
— Что ты имеешь в виду?
— Сегодня в обед я гуляла в парке. Видела тебя. С ней.
Он побледнел. Моргнул. Потом криво улыбнулся, как будто в дешёвом сериале.
— Слушай… это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю? Что ты завёл подругу, чтобы не злить маму? Или чтобы не уставать от скандалов дома?
Он поставил кружку. Медленно подошёл.
— Рит. Серьёзно. Мы просто поговорили. Это бывшая однокурсница. Мы сидели в парке, ели мороженое…
— И держались за руки, как в выпускном классе? — перебила она. — А может, ты и с мамой потом это обсуждал? Типа: «мам, смотри, нашёл ту, что не ноет и не требует ключи вернуть»?
— Ты истеришь, — с досадой бросил он. — Вот за это я и ухожу. Понимаешь? Ты сама всё ломаешь.
Она молчала. Просто смотрела.
— Я ухожу, — повторил он. — Сегодня. Мне надоело. Ты вечно недовольна, вечно что-то не так. Ты думаешь, что весь мир должен плясать под тебя, потому что ты ипотеку выплатила. Ну и живи одна! С кухней, с ключами, с твоими правилами!
Он подошёл к полке, стал собирать вещи. Суетливо. Поспешно. Как трус.
— И вещи свои забери, — спокойно сказала Маргарита. — Всё, что ты сюда принёс, унеси. Я менять замки сегодня. К утру в этой квартире ни одного лишнего ключа не останется.
— Это наше общее жильё, между прочим! — заорал он. — И ты не имеешь права просто так выгонять меня!
— Имею. Квартира моя. Куплена до брака. В свидетельстве — только я. А ты — гость, Алексей. Гость, которому больше не рады.
— Я подам на раздел имущества!
— Подай. Только не забудь, что ни копейки ты сюда не вложил. У нас всё записано. Свою подружку тоже запиши в свидетели — вдруг поможет.
Он метнулся к двери. Обулся. Повернулся.
— Мама была права. Ты — змея. Холодная, жёсткая, эгоистичная.
Маргарита кивнула.
— Лучше быть змеёй, чем тряпкой. Или мужем, который прячется за маму. А теперь — проваливай.
Он ушёл. Хлопнул дверью.
Через пятнадцать минут Маргарита стояла у подъезда. Мужчина в тёмной куртке и с чемоданом у ног что-то настраивал в замке.
— Всё, как просили. Новый цилиндр, новая личинка. Старые ключи больше не подойдут. Вот — комплект. Три штуки.
— Спасибо, — сказала она, и её голос дрогнул.
Она не плакала. Просто стояла в темноте у двери и смотрела, как в её руках звенят новые ключи. Только её ключи.
Позади — звуки чужих шагов, запах чужого борща, крики, визги, обвинения. Всё это — теперь «прошлое».
А впереди — тишина. И замки, к которым больше никто не подбирается без спроса.
Алексей больше не вернулся.
Мама его звонила — орала в трубку, угрожала судом.
А через месяц пришла повестка. Он подал на раздел имущества.
Через два месяца — суд.
Через три — решение: квартира остаётся Маргарите.
С вещами — свободны.
И на четвёртый — она поехала на юг. Одна.
С одним рюкзаком, новыми ключами — и ощущением, что жизнь только началась.
