— Ты что, издеваешься? — голос Валентины Николаевны раздался так резко, что Марина вздрогнула, едва переступив порог. — Ты пришла с работы, да? А дома у тебя что? Муж сидит, как сыч, и ждет, пока мать ему поможет!
Марина устало сняла сапоги, швырнула сумку на стул и скрестила руки. Сил после налоговой не было никаких, но видеть в своей квартире эту женщину — ещё и с лицом прокурора в пике формы — оказалось выше её терпения.
— А я при чём? — спокойно спросила она, хотя сердце бешено колотилось.
Антон сидел на диване, уткнувшись в телевизор, будто там показывали что-то важнее его собственной жизни. Увидев жену, он виновато дернул плечом, но глаз не поднял.
— При том, что ты жена, — язвительно отрезала Валентина Николаевна, расправив плечи. — А жена должна поддерживать мужа. Не только когда он цветы тебе несет, но и когда ему тяжело. Или ты думаешь, замуж вышла ради прописки?
— Мам, ну не начинай, — буркнул Антон, но его голос звучал так, будто он сам умолял мать продолжать.
Марина сделала пару шагов в комнату, поставила руки на бедра.
— А что конкретно вы хотите, Валентина Николаевна? Чтобы я под ваше причитание сдала свои ключи, сумку и пошла жить в подвал?
Свекровь смерила её взглядом, полным яда.
— Я хочу, чтобы ты проявила хоть каплю совести. У Антона долги, полтора миллиона! Его просто разорвут кредиторы! Ты понимаешь, чем это грозит?
Марина тяжело выдохнула.
— Да, понимаю. Но квартира, которую вы так облюбовали, не имеет к этим долгам никакого отношения. Это моё наследство. Родители кровь из носа копили на неё. Я что, должна сейчас всё это продать ради того, чтобы Антон закрыл очередную дыру?
Антон заёрзал, словно под ним подожгли диван.
— Марин, ну не начинай… Я же не специально. Оно само так вышло…
Марина резко повернулась к нему.
— Оно само? Ты кредиты сам брал или тебе их в сумку подкинули?
Антон поднял глаза, на его лице было что-то детское, жалкое, почти сломленное.
— Я хотел бизнес поднять… кафе открыть. У людей же получается! А у меня что, хуже?
Марина прыснула, но смех вышел злым.
— Получается у тех, кто головой думает, а не у тех, кто уверен, что бизнес — это столы купить и меню распечатать.
— Смотри-ка, какая умная, — холодно усмехнулась свекровь. — А мужа унизить при мне тебе совесть позволяет, да?
Марина подняла бровь.
— Унизить? Простите, я называю вещи своими именами. А если ваш сын ведет себя как ребенок, может, пора ему сказать правду, а не прикрывать?
— Ты забываешься! — вскинулась Валентина Николаевна, её щеки налились краской. — Мой сын — золотой человек! Он ради семьи старается, а ты его только пинаешь!
Антон жалобно пробормотал:
— Мам, не надо…
Но мать не слушала.
— Если ты сейчас не продашь квартиру, Марина, считай, ты подписала ему приговор. Мужа в тюрьму, а сама с квартирой. Молодец! Вот этим ты и гордишься?
Марина замерла. В груди колотилось, будто у неё внутри завелся бешеный метроном. Перед глазами вдруг встала мама, её тихий голос: «Береги эту квартиру, доченька. Это твоя защита. Что бы ни случилось».
Она сжала пальцы так, что костяшки побелели.
— Я квартиру не продам.
В комнате повисла тишина. Телевизор тарахтел на фоне, диктор бодро рассказывал про курс доллара, но все трое сидели в своём аду.
— Вот как? — прошипела Валентина Николаевна. — Значит, ты готова пустить моего сына по миру, лишь бы твоя дырявая гордость осталась при тебе?
Марина подняла голову.
— Это не гордость. Это память. Это безопасность. Это то, что вы никогда не поймёте, Валентина Николаевна. Потому что вы привыкли жить за чужой счёт.
Свекровь вскочила.
— Ах вот как ты заговорила! — её голос дрожал от злости. — Так знай: я этого так не оставлю!
Антон дернулся, поднялся, схватил мать за локоть.
— Мам, хватит!
Но она резко выдернула руку.
— Нет, Антон! Пусть знает, кого ты взял в жёны! Эгоистку, которая думает только о себе!
Марина сделала шаг вперёд и тихо, но жестко произнесла:
— Если вы не уйдёте сейчас, я вызову полицию.
Валентина Николаевна замерла, потом фыркнула так, словно воняло нестерпимо.
— Это ещё не конец, Марина. Запомни мои слова.
Она схватила сумку и хлопнула дверью так, что с полки рухнула рамка с фотографией.
Антон стоял, не зная, куда деть руки. Марина посмотрела на него, и в её взгляде было столько усталости, что он потупился.
— Ты доволен? — спросила она тихо, но с такой холодной сталью в голосе, что Антон вздрогнул.
Он опустился обратно на диван, будто кто-то выключил в нём батарейку.
— Я не хотел… оно так вышло…
Марина покачала головой.
— Оно не выходит само. Оно делается руками. Твоими руками.
Антон закрыл лицо ладонями.
— Я всё понимаю. Но, Марин… я ведь без тебя пропаду.
Она усмехнулась.
— Пропади тогда сам. А моя квартира здесь.
Она подняла рамку с фотографии родителей, вытерла пыль и поставила обратно. И вдруг поняла: её решение окончательное.
На следующий день Марина сидела в кухне, уткнувшись в кружку с остывшим чаем. Спала она плохо: ворочалась, прислушивалась к каждому шороху. Антон лёг поздно, вонял перегаром, хоть он клялся, что «для успокоения» выпил всего бутылку пива. Враньё. Она знала его запахи наизусть.
Телефон завибрировал на столе. Имя на экране высветилось знакомое — «Валентина Николаевна».
Марина ухмыльнулась криво, почти с горечью.
— Вот и утренний театр начинается, — пробормотала она себе под нос.
Она сняла трубку и услышала злобное дыхание свекрови.
— Ты гордишься собой? — голос Валентины Николаевны был как лёд. — Ты довела Антона до отчаяния! Он с утра чуть не рыдал!
— Это не я его довела, — устало ответила Марина. — Это кредиты довели. И его детское желание жить красиво на чужой счёт.
— Ты! — сорвалась свекровь. — Ты жена! Ты должна его спасать!
Марина зевнула, нарочно громко.
— А вы, Валентина Николаевна, не думали, что сыну уже за тридцать? Может, пора научить его отвечать за свои поступки?
— Он всегда был мягким! — воскликнула она с пафосом. — И в этом его сила!
Марина усмехнулась.
— Сила? Простите, но у нас в России за долги не сила нужна, а деньги.
На том конце линии наступила короткая пауза, а потом грянуло:
— Сволочь ты! Неблагодарная!
Марина спокойно нажала красную кнопку.
Она поднесла кружку к губам, но чай уже стал холодным и горьким, как сама её жизнь в эти дни.
Антон вернулся домой около полудня, будто нарочно выбрал время, когда Марина сидела на кухне с документами. Она разбирала бумаги — квитанции, счета, письма из банка.
— Марин, — начал он осторожно, как ученик перед злой учительницей. — Я тут подумал… может, мы попробуем взять ещё один кредит? Маленький. На перекрытие процентов.
Марина посмотрела на него так, что он сразу замолк.
— Антон, ты серьёзно? Ты хочешь пожар тушить бензином?
— Ну а что делать? — пожал он плечами. — Если продать квартиру, всё решится разом.
Марина резко хлопнула папкой по столу.
— Ещё раз скажешь про квартиру — выкину из неё вместе с твоими кроссовками.
— Да что ты так взвилась? — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. — Я же о нас забочусь!
— Забота? — Марина наклонилась к нему. — Забота — это когда ты приносишь домой зарплату, а не пачку долговых писем!
Антон вздохнул и сел на табурет.
— Я понимаю. Но я не могу так жить, Марин…
— А я могу? — вспыхнула она. — Думаешь, мне легко? Каждый день люди приходят в налоговую, плачут, ругаются, а я должна их успокаивать и бумаги заполнять! А вечером я прихожу сюда — и у меня дома такой же налоговый ад!
Антон виновато улыбнулся.
— Ну, зато у тебя практика хорошая.
Марина не выдержала и рассмеялась, но смех был нервным.
— Молодец, юмор у тебя как всегда на уровне «шуток» ведущих на утреннем радио.
Он протянул руку, хотел коснуться её ладони, но она отдёрнула.
— Не смей. Пока не возьмёшь себя в руки — не смей.
Вечером Валентина Николаевна явилась снова. На этот раз — с папкой в руках и видом нотариуса.
— Я всё узнала, — с порога заявила она. — Квартиру можно продать быстро. Деньги сразу уйдут на долги.
Марина устало опустилась на диван.
— Вы хотя бы слушаете, что вам говорят? Или у вас одно ухо для Марины, другое — для банка?
— Это семейный вопрос! — выкрикнула свекровь. — И ты не имеешь права быть против!
— Я не имею права? — Марина встала. — А вы не имеете права распоряжаться моей собственностью. Хотите помочь сыну — продавайте свою дачу.
— Дачу?! — возмутилась Валентина Николаевна. — Ты в своём уме? Это мой труд, мой дом!
— Вот именно, — спокойно кивнула Марина. — Так вот и квартира — мой дом.
Антон сидел, как вкопанный. Лицо его было бледным.
— Мам, перестань…
Но мать не слушала. Она металась по комнате, жестикулировала, словно актриса в дешёвой мыльной опере.
— Я всё ради тебя делаю, а ты молчишь! А она тут командует!
Марина шагнула ближе.
— Знаете, Валентина Николаевна, у меня ощущение, что вы давно перепутали роли. Это я замужем за вашим сыном, а не вы.
Свекровь вспыхнула.
— Как ты смеешь?!
Марина усмехнулась.
— А вот так.
И вдруг произошло то, чего она никак не ждала: Антон встал. Настоял.
— Мам, хватит!
Его голос прозвучал громко и резко. Даже Марина вздрогнула.
— Что? — Валентина Николаевна уставилась на него так, будто он только что признался, что он — её соседский кот.
— Квартира — Маринина. И точка. Она права. Я сам во всё это влез, я сам и разбираться буду, — Антон смотрел на мать, и впервые в его глазах мелькнула какая-то твёрдость.
Валентина Николаевна побледнела.
— Ты… ты против меня?
— Я не против, мам, — выдохнул он. — Я за справедливость.
Марина молчала, но внутри у неё всё кипело.
Свекровь схватила сумку и резко развернулась.
— Вы оба с ума сошли! — крикнула она и хлопнула дверью так, что посуда в шкафу задребезжала.
Когда дверь захлопнулась, в квартире повисла тишина. Антон опустился на диван, как после марафона.
Марина стояла, глядя на него, и не верила, что это её муж.
— Ты это сейчас сказал серьёзно? — тихо спросила она.
Он кивнул.
— Да. Я всё понял. Я… я не хочу потерять тебя, Марин.
Она подошла ближе, смотрела ему в глаза. И вдруг заметила: в них впервые нет привычного страха или жалости к себе. Там было что-то другое. Может, решимость.
Марина глубоко вдохнула.
— Ладно. Посмотрим, что ты сможешь сделать без маминой опеки.
Она повернулась, пошла на кухню. Взгляд упал на фотографию родителей, что стояла на полке. И она мысленно сказала: «Я сберегла, мам. Как ты просила».
А где-то в соседней комнате Антон сидел, и впервые за долгое время ему было по-настоящему страшно. Но не из-за кредитов. А из-за того, что если он снова ошибётся, Марина уйдёт. Навсегда.
