Сладковатый аромат сирени плыл по банковскому залу, неуместный и дразнящий в октябрьской прохладе. Наталья замерла у входа, машинально поправляя непослушные пряди волос. Вечная битва с шевелюрой! Муж давно твердил о короткой стрижке, но она всё не решалась расстаться с привычной длиной.
— Наталья Петровна! — звонкий голос прервал её размышления. За стойкой улыбалась Маша, бывшая ученица её дочери. — Что-то вы сегодня сами не своя…
— Не выспалась просто, — отмахнулась женщина, пряча тревогу в глазах. — Машенька, глянь, пожалуйста, остаток на счёте.
Пока молодая сотрудница колдовала над компьютером, Наталья рассеянно наблюдала за улицей. Там, за стеклом, бабушка вела внука, уплетающего мороженое. «И я о мороженом мечтала», — пронеслось в голове. — «Только большом таком — о море, о песке, о солнце… Сколько раз Павла звала — то крыша, то машина, вечные отговорки!»
— Наталья Петровна… — растерянный голос Маши заставил её вздрогнуть. — Тут какое-то недоразумение…
— Что такое?
— Счёт… он пустой. Совершенно.
Ноги подкосились, и Наталья тяжело опустилась на ближайший стул.
— Как — пустой?! Там же… там четыреста тысяч лежало!
— Три дня назад… — Маша нервно поправила очки. — Павел Иванович снял. Вот, смотрите.
Что-то оборвалось внутри — тонко, со звоном, как струна старой гитары.
— Разве он может распоряжаться моим счётом?
— Счёт общий, вы же сами… помните?
До дома она брела как в тумане, увязая в густой патоке мыслей. «Вот значит как, Павлуша… Вот, значит, до чего дошло…»
Мужские голоса у гаражей привлекли её внимание. Среди них выделялся один — звонкий, самодовольный, до боли знакомый. Завернув за угол, она замерла: муж, сияющий как начищенный самовар, красовался перед новенькой иномаркой. Серебристый металлик слепил глаза.
— Наташенька! — воскликнул он с наигранной радостью. — Полюбуйся красоткой! Теперь и на дачу с комфортом, и в отпуск…
«В отпуск?» — внутри всё закипело. — «На МОИ деньги? На МОЮ мечту?»
— Ты снял деньги с моего счёта.
— Да брось ты! — отмахнулся он. — Какие твои-мои? Всё общее! Зато смотри…
Мужики потихоньку растворились в воздухе, почуяв надвигающуюся бурю. А она стояла, чувствуя, как немеют кончики пальцев и гулко стучит в висках.
— Павел, — голос звучал непривычно тихо. — Ты понимаешь, что натворил?
— Да что ты завелась-то? — всплеснул он руками. — Инвестиция же отличная! Теперь мы…
Она развернулась и пошла прочь — просто шаг за шагом, всё дальше от этой блестящей железной коробки, что поглотила её мечты. Внутри клокотала буря, но сил на крик, на слёзы, на праведный гнев почему-то не осталось.
У подъезда Наталья обернулась. Павел так и стоял у гаража — потерянный, съёжившийся, а рядом хищно поблескивала на солнце новенькая иномарка. «Вот он — памятник нашему браку», — пронеслось в голове.
Тридцать лет… Цифра ударила под дых, выбивая воздух из лёгких. Три десятка лет она верила в его заботу, в его мудрость. А он просто… распоряжался. Её трудом. Её временем. Её жизнью.
До квартиры она добралась почти на автопилоте, цепляясь за перила, словно утопающий за соломинку. Хотелось забиться под одеяло и раствориться в темноте.
Ночь превратилась в бесконечную пытку. Павел пытался достучаться, что-то объяснял, но слова отскакивали от невидимой стены. После долгих вздохов и шарканий по кухне он сдался и устроился в гостиной. В спальню не сунулся — и правильно.
На рассвете пришло решение — банк. Должен же быть какой-то выход! Наталья достала документы, которые когда-то подписывала не глядя, доверяя мужу. Он ведь у них «главный по бумажкам», а она так… кухарка при нём.
Утро встретило промозглой сыростью. Наталья куталась в пальто, хотя холодно не было — её колотило изнутри. На столе сиротливо стыла чашка чая с запиской: «Наташенька, давай поговорим». Чай отправился в раковину — вместе с остатками иллюзий.
В банке вместо приветливой Маши сидел молодой сотрудник с сонными глазами. «Константин», — гласил бейджик.
— Муж снял все деньги без разрешения. Это незаконно. Верните, — выпалила она заготовленную фразу.
— Давайте посмотрим… А, Павел Иванович — созаёмщик по счёту.
— Что это значит?
— У него равные права на средства. Юридически всё законно.
Мир покачнулся. В ушах зашумело морским прибоем — тем самым, которого она никогда не увидит.
Домой Наталья вернулась в прострации. Новая записка на холодильнике — «Поехал оформлять страховку» — вызвала только горькую усмешку.
Звонок дочери прозвучал как гром среди ясного неба.
— Мама, что случилось? Папа говорит…
— Он украл мои деньги, — голос звучал глухо, безжизненно.
После долгого молчания Катя произнесла:
— Мам… это ведь не первый раз.
— О чём ты?
— А диван, помнишь? И мой свадебный подарок? Каждый раз находились «срочные траты»…
Наталья застыла, пораженная внезапным озарением. Как же она была слепа! Годами верила в «срочные расходы», в «мужскую мудрость». А он просто… пользовался её доверием. Раз за разом, год за годом.
— Мама, ты никогда не имела права голоса в деньгах, — в голосе Кати звучала горечь. — Папа всегда решал за тебя. Просто раньше суммы были меньше… А сейчас он перешёл все границы.
Наталья сидела, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться в летний день.
— Мамуль, ты здесь? — встревожилась дочь.
— Да, солнышко… Слышу. Спасибо, что открыла мне глаза.
— Может, приехать к тебе?
— Нет-нет, не стоит. Я… справлюсь.
К возвращению Павла глаза высохли. Она сидела на кухне, потягивая свежезаваренный чай — не его подачку.
— Наташенька, — с порога начал он, — хватит дуться! Давай поговорим как взрослые люди.
Он опустился напротив, потянулся к её руке. Она отдёрнулась, словно от огня.
— Скажи, ты всегда так поступал? — голос звучал непривычно твёрдо.
— Как — так?
— Распоряжался моими деньгами. По своему усмотрению.
— Опять двадцать пять! — он грохнул ладонью по столу. — Тридцать лет вместе, а ты…
— Ответь на вопрос, Павел.
Он осёкся, не узнавая этих стальных ноток в голосе всегда покладистой жены.
— Ну было дело, — буркнул он. — И что? Я же для семьи старался, не на кутежи спускал!
— И поэтому решил, что вправе забрать все мои сбережения? До последней копейки?
— Да сколько можно! — взревел он. — Машина была нужна — я её купил! Что теперь, каяться прикажешь?
Наталья смотрела на мужа, будто впервые видела: вот он — человек, с которым прожита целая жизнь. И он даже не понимает, что сделал что-то неправильное.
— Ты не осознаёшь, — произнесла она тихо. — Дело не в деньгах. В уважении. Которого у тебя ко мне нет.
— Вот она, бабская логика! — фыркнул он. — Всё вверх тормашками!
Она поднялась — спокойно, уверенно. Голос не дрожал:
— Завтра еду в автосалон. Узнаю насчёт возврата машины.
В огромном зале автосалона она чувствовала себя неуместной. Цоканье старых туфель по зеркальному полу казалось оглушительным, потёртая сумка — кричаще убогой среди лакированного великолепия. Ценники заставляли щуриться: четыреста, пятьсот, шестьсот тысяч… «Боже, сколько же можно на них накопить!»
— Чем могу помочь? — подлетел юный менеджер в идеальном костюме.
— Хочу узнать о возврате машины…
После часа беготни по кабинетам, заполнения бумаг и безответных звонков мужу она вышла с чётким планом действий и списком необходимых документов. Внутри звенела пустота, но решимость крепла с каждым шагом.
Домой Наталья брела неторопливо. В магазине машинально складывала в корзину привычные продукты, но, взяв любимый мужем паштет, вдруг усмехнулась и вернула его на полку. «Сам себе купит, самостоятельный…»
Павел обнаружился в гараже — колдовал над своим приобретением, любовно протирая капот. Она замерла в дверном проёме, прислонившись к косяку:
— Налюбовался?
Он вздрогнул, выронив тряпку:
— Чего крадёшься?
— Была в автосалоне, — голос звучал обманчиво спокойно. — Машину можно вернуть. Потеряем процентов пятнадцать, но это лучше, чем ничего.
Павел уставился на неё, словно увидел призрака:
— Что?..
— Верни машину. И деньги — мне.
— Ты рехнулась?! — он побагровел. — Никуда я её не поведу!
— Значит, я сама отвезу.
— Чёрта с два! — кулаки сжались. — Это моя машина!
— Нет, Паша, — она качнула головой. — Это твой выбор: либо я, либо она.
Он открыл рот, закрыл, потом нервно рассмеялся:
— Да брось ты, Наташ… Что за…
— Либо исправляешь ситуацию, либо я ухожу, — каждое слово падало, как камень. Без истерик, без слёз — по-деловому. — Мне не нужен брак, где меня не слышат.
— Ну ты даёшь! — его смех звучал фальшиво. — Тридцать лет вместе, а ты из-за какой-то железки…
— Не из-за железки, — оборвала она. — Из-за тебя. Из-за твоего отношения. Ты украл мои деньги. Растоптал мечту. Считаешь, что я не вправе распоряжаться заработанным. Вот из-за этого.
Павел вдруг сдулся, как проколотый шарик.
— Ты… серьёзно? — прошептал он. — Про уход?
— Абсолютно.
— Но… куда ты пойдёшь? К Катьке? У них тесно, ребёнок…
— Не твоя забота. Я взрослая женщина — разберусь.
Они стояли друг напротив друга, чужие, разделённые хромированной громадой. Наталья впервые заметила, какие у машины хищные очертания — будто акула, готовая проглотить их семью.
— Дай подумать, — выдавил он. — Хотя бы до завтра.
— Хорошо.
В душной квартире она распахнула окна и вдруг поняла — здесь давно не пахнет счастьем. Только застоявшееся варево из пыли, подгоревшей каши и кошачьего лотка. Разве об этом мечталось?
Ночью, вслушиваясь в его дыхание с дивана, она перебирала воспоминания: внуки, огород, общие радости… Всё рушится, как песочный замок под волной. Но не из-за денег. Не из-за машины. Из-за неуважения. Из-за того, что она для него — не человек. Приложение. Кухарка, прачка, нянька. А решения принимает он.
«Или равноправный брак, или никакого», — пульсировало в голове. «В конце концов, я на пенсии. На море копила — значит, и на отдельное жильё смогу. Вон, Нина Григорьевна после развода как расцвела…»
Под утро забылась тревожным сном. Снилось море — бескрайнее, лазурное. Она плыла, подхваченная волнами, и впервые за долгие годы чувствовала себя свободной…
Щелчок двери выдернул из дрёмы. Павел ушёл — наверное, к своей железной любовнице. «Пусть думает. Пусть выбирает».
Никогда прежде она не ставила ультиматумов. Никогда он пропадал на рыбалке, оставляя её с грудной Катей. Никогда поползли слухи о молоденькой секретарше. Ни даже когда проиграл отпускные на скачках.
Всегда прощала. Всегда понимала. Всегда уступала.
Но не сейчас. Хватит быть приложением к быту, чьё мнение ничего не стоит.
С рассвета Павел сидел в машине — застывший, вцепившийся в руль. Наталья занималась домашними делами, чувствуя, как внутри крепнет что-то новое. Стержень, наверное.
В шесть вечера подъехал — взъерошенный, с какими-то бумагами.
— Садись, — кивнул на кухню. — Разговор есть.
Положил на стол договор возврата. Подписанный.
— Ты… правда? — не поверила глазам.
— Ага, — невесело усмехнулся. — Выбрал тебя.
Какой-то потерянный, незнакомый.
— К Мишке ездил, — признался вдруг. — К сыну. Спросил совета.
— И что он?
— Сказал, что я идиот. И что со своей женой он бы так никогда… В общем, я не прав был. Совсем не прав.
Она молчала. Сорок лет вместе — такого не случалось.
— Хочу всё по-новому начать, — проговорил он, изучая скатерть. — С финансами. Ты можешь вести бюджет. А крупные траты — только вместе решать.
— Серьёзно?
— Ага. Просто подумал — столько лет, а я ни разу не спросил, чего ты хочешь. А ты ведь о море мечтала… — знакомым жестом взъерошил волосы. — Давай как равные партнёры?
— Когда деньги вернутся, — добавил тише, — можем путёвку взять. В Турцию. С шампанским.
У неё защипало в глазах. Неужели правда одумался?
— Хорошо, — кивнула. — Попробуем. Но учти — ещё раз такое выкинешь, и всё. Либо равные, либо врозь.
— Понял, — ответил серьёзно.
Она провела рукой по его седым волосам:
— Ты правда выбрал меня, а не машину?
— Ты что… — в глазах блеснула влага, — разве железка тебя заменит? Я просто… дурак был. Вот и всё.
Он уткнулся в её фартук, как провинившийся мальчишка, бормоча извинения. А она смотрела в окно на опустевший гараж и думала — может, эта встряска и к лучшему? Без неё так бы и жили чужими: он — командуя, она — подчиняясь…
«На море мы поедем, — думала она, глядя в окно. — И счёт я открою. Свой, личный. И никто — слышите? — никто больше не отнимет у меня право решать свою судьбу».
— Наташ, а ты правда бы ушла? — голос Павла дрогнул.
Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Правда.
— Ты права, — произнёс он тихо.
Эти три слова согрели её сильнее любых извинений. Он услышал. Впервые за сорок лет по-настоящему услышал.
За окном догорал закат, окрашивая небо в цвет морской волны. И впереди был новый день. В новой жизни.
