Когда мама в последний раз сказала моей дочке: «Ты неудачница, как отец твой», — я впервые не промолчала. Мне не важно, что она моя мама. Мне важно, кто она моим детям. И я выбрала не мать — я выбрала будущее.
Июльская жара обволакивала квартиру, несмотря на открытые окна. Я размешивала овощной суп и слушала, как Злата с бабушкой решают математические задачки.
Дочке восемь, и она прекрасно справляется с умножением и делением, но почему-то в присутствии моей мамы всегда начинает путаться в элементарных вещах.
— Шестью восемь сколько будет? — спросила мама.
Злата закусила губу и задумалась.
— Сорок два? — неуверенно произнесла она.
Мама фыркнула.
— Сорок восемь! Как можно путать такие простые вещи? — в её голосе зазвучало то самое, знакомое мне с детства разочарование. — Ты неудачница, как отец твой. Сколько раз мы уже повторяли эту таблицу? И всё без толку. Он тоже никогда не мог довести начатое до конца.
Я застыла с половником в руке. Эти слова прозвучали не в первый раз, но именно сегодня что-то внутри меня не выдержало.
— Мам, — мой голос звучал спокойно, хотя внутри всё клокотало, — давай поговорим в другой комнате.
Злата съёжилась, и это окончательно меня добило. Я увидела в ней себя — маленькую девочку, которая боится сделать ошибку, потому что за ней обязательно последует насмешка.
— Что такое? — недовольно спросила мама, когда мы вышли в коридор.
— Перестань сравнивать Злату с Ильёй. И вообще перестань говорить о ней в таком тоне.
— В каком таком? Я просто указываю на её недостатки, чтобы она выросла лучше. Меня так воспитывали, и ничего, выросла нормальным человеком.
Нормальным? Это слово заставило меня горько усмехнуться. Моя мама, специалист по управлению персоналом в крупной энергетической компании, никогда не считала, что с её методами воспитания что-то не так. А я всю жизнь старалась соответствовать её ожиданиям и всегда терпела неудачу.
— Мам, — начала я, понимая, что откладывать дальше нельзя. — Мы с Ильёй решили, что пока ты не научишься уважительно относиться к нашим детям, тебе лучше не приходить к нам домой.
Она отшатнулась, будто я её ударила.
— Что значит не приходить? Это мои внуки!
— Которых ты постоянно критикуешь и сравниваешь с их отцом, говоря, что он неудачник. При них же! Ты думаешь, это нормально?
— Ой, да ладно тебе, Галя. Дети должны знать правду. Твой муж зарабатывает меньше, чем мог бы. А мог бы и квартиру вам побольше обеспечить, а не эту клетушку.
Наша «клетушка» — трёхкомнатная квартира в новом районе, которую мы с Ильёй купили в ипотеку пять лет назад после рождения Егора. Ипотеку выплачиваем вместе. Я работаю руководителем отдела маркетинга в компании, занимающейся садовым оборудованием, а Илья — инженером в сфере энергетики. Мы не шикуем, но и не бедствуем.
— Мама, дело не в деньгах и не в размере квартиры. Дело в том, как ты говоришь с детьми и о нас с Ильёй.
— А как я говорю? Я всегда желаю вам только лучшего! — В её глазах появились слёзы. — Ты неблагодарная. Я всю жизнь тебе отдала, а теперь ты меня к внукам не пускаешь!
Знакомая стратегия. Стоит мне высказать претензию, как она тут же становится жертвой. Годами я на это велась, но сейчас что-то изменилось.
— Я не запрещаю тебе видеться с внуками. Но только при условии, что ты перестанешь их критиковать и сравнивать с кем-либо.
Мама хмыкнула.
— Так ты теперь условия ставишь? Интересно, когда это ты стала такой дерзкой? Наверное, твой муженёк научил. Он всегда был таким.
— Мама, я не девочка, мне тридцать два года. У меня своя семья, свои дети и свои принципы воспитания.
— Ну-ну, — усмехнулась она. — Воспитывай, как знаешь. Только потом не жалуйся, что они на шею сядут и ножки свесят.
***
Она развернулась и направилась в комнату. Я пошла за ней, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Мама подошла к Злате, погладила её по голове.
— Бабушка пойдёт домой, солнышко. Твоя мама считает, что я плохо на тебя влияю.
Злата непонимающе посмотрела на меня:
— Мама?
— Бабушка придёт к вам позже, — сказала я, пытаясь сохранить спокойствие. — Нам с ней нужно кое-что обсудить.
Мама демонстративно собрала свои вещи и вышла из квартиры, даже не попрощавшись. Я выдохнула, только когда за ней закрылась дверь.
— Мам, а почему бабушка обиделась? — спросила Злата.
Я присела рядом с ней.
— Бабушка не обиделась, просто мы с ней немного поспорили.
— Из-за меня? Потому что я не решила задачку?
— Нет, конечно нет! — я обняла дочку. — Ты замечательно решаешь задачки. Просто иногда бабушка говорит вещи, которые могут вас с Егором расстроить. И я хочу, чтобы она так больше не делала.
Злата кивнула. Но в её глазах всё равно застыла тревога. Мне стало больно от мысли, что моя собственная мать заставляет моего ребёнка чувствовать себя недостаточно хорошим.
***
Вечером, когда дети уснули, мы с Ильёй сели на кухне. Я рассказала ему о конфликте с мамой.
— Наконец-то, — он взял меня за руку. — Я давно хотел тебе сказать, что твоя мама… — он запнулся, подбирая слова, — ну, не очень хорошо влияет на детей. Особенно на Злату. Ты замечала, как она замыкается после общения с бабушкой?
— Замечала, — тихо ответила я. — Просто мне казалось, что я преувеличиваю. Что, может быть, это я слишком чувствительная. Мама всегда так говорила.
Илья покачал головой:
— Галя, твоя мама делает с нашими детьми то же, что делала с тобой. Помнишь, ты рассказывала, как она сравнивала тебя с другими детьми? Как говорила, что ты недостаточно умная, недостаточно красивая, недостаточно успешная?
Я помнила. Всю жизнь я старалась доказать матери, что я достойна её любви. Но что бы я ни делала — золотая медаль в школе, красный диплом университета, успешная карьера — для неё этого всегда было мало.
— Я не хочу, чтобы наши дети выросли с ощущением, что они должны постоянно кому-то что-то доказывать, — сказал Илья. — Я хочу, чтобы они знали, что мы любим их безусловно. Просто за то, что они есть.
Его слова отозвались во мне теплом и нежностью. Именно поэтому я и полюбила Илью — он принимал меня такой, какая я есть, со всеми моими особенностями.
— Ты прав, — сказала я. — Но как быть с мамой? Она ведь не отступит. Ты же знаешь, какая она настойчивая.
— Знаю, — вздохнул Илья. — Но речь идёт о благополучии наших детей. Если она не может общаться с ними уважительно. Значит, мы должны ограничить их общение.
— Она воспримет это как предательство.
— А как она воспринимает твои просьбы не критиковать детей?
Я пожала плечами:
— Как посягательство на её авторитет, наверное.
— Вот именно. В любом случае, она будет недовольна. Но дети — наша ответственность, и мы должны их защищать. Даже от бабушки, если она причиняет им душевную боль.
Я понимала, что он прав. Но мысль о полном разрыве с матерью вызывала у меня почти физическую боль. Несмотря на всё, я любила её. И мне было страшно представить, что будет, если она не изменит своего поведения. И мне придётся полностью запретить ей видеться с внуками.
***
Мама позвонила на следующий день. Её голос звучал как обычно — немного надменно, немного раздражённо.
— Галя, я подумала над твоими словами. Может, я действительно бываю слишком строга с детьми. Но я делаю это из лучших побуждений.
— Я знаю, мама. Но результат получается обратный. Дети чувствуют себя плохо после общения с тобой.
— Не преувеличивай. Я всего лишь указываю им на ошибки, чтобы они становились лучше.
Я глубоко вдохнула, собираясь с мыслями.
— Мама, я заметила такую вещь. Когда ты говоришь детям, что они что-то делают неправильно, ты не просто указываешь на ошибку. Ты как будто… вешаешь на них ярлык. Называешь их неудачниками, неумехами. Сравниваешь с другими людьми, причём всегда не в их пользу.
— И что в этом такого? — искренне удивилась она. — Это стимулирует их становиться лучше.
— Нет, мам. Это заставляет их чувствовать себя плохо. Они начинают думать, что с ними что-то не так. Что они недостаточно хороши сами по себе.
— Галя, ты слишком мягкая с детьми. Так их избалуешь.
— Быть доброй к детям — не значит их баловать. Я могу указать Злате на ошибку в задаче, не говоря при этом, что она неудачница.
Мама помолчала.
— Ладно, я постараюсь следить за тем, что говорю.
— Спасибо, — сказала я, чувствуя облегчение. Возможно, всё наладится.
***
Следующая встреча с мамой состоялась через неделю. Она пришла к нам домой с подарками для детей — новой игрушкой для Егора и набором для рукоделия для Златы.
Вначале всё шло хорошо. Мама играла с Егором, помогала Злате разбираться с набором. Я даже начала думать, что наш разговор подействовал.
Но потом Злата случайно уронила баночку с бусинами, и они рассыпались по полу.
— Да что ж такое! — тут же всплеснула руками мама. — Опять всё на пол! Что ж ты такая неумеха? Даже баночку нормально подержать не можешь! Теперь полчаса собирать придётся!
Я увидела, как лицо Златы изменилось — губы задрожали, глаза наполнились слезами.
— Мама, можно тебя на минутку? — я отвела её в коридор.
— Что такое? — недовольно спросила она.
— Мама, ты опять делаешь то же самое, — тихо сказала я. — «Что ж ты такая неумеха?» — это именно то, о чём мы говорили. Ты навешиваешь на неё ярлык.
— Но ведь это правда! Она действительно неумеха!
— Мама, она ребёнок. Дети роняют вещи, это нормально. И даже если бы она была неумехой, зачем об этом говорить таким тоном? Это её не исправит, а только заставит чувствовать себя плохо.
Мама покачала головой:
— Галя, ты слишком печёшься о своих детях. Их нужно готовить к реальной жизни, а не оберегать от малейшей критики.
— Есть разница между полезным советом и обидными словами, мама. Когда ты говоришь ребёнку, что он неудачник, неумеха, что у него всё падает из рук — это не совет, это обидные слова.
— Ой, да ладно тебе, Галя. Какие обидные слова? Не преувеличивай.
Я почувствовала, как во мне нарастает раздражение.
— Мама, я не хочу, чтобы ты разговаривала с моими детьми в таком тоне. Если ты не можешь сдержаться, значит, мы будем встречаться реже.
— Ты мне угрожаешь? — её глаза сузились.
— Нет, я просто ставлю условия. Это мои дети. И я не позволю никому, даже тебе, делать им больно.
— Какая же ты неблагодарная! — воскликнула мама. — Я ради тебя всю жизнь положила. А теперь ты меня к внукам не пускаешь!
— Я не запрещаю тебе видеться с внуками. Я прошу тебя относиться к ним с уважением. Это разные вещи.
Мама фыркнула:
— Уважение нужно заслужить.
Эта фраза ударила меня, словно током. Всю жизнь я слышала от неё эти слова. «Уважение нужно заслужить, Галя». «Любовь нужно заслужить, Галя». Как будто безусловной любви не существовало в принципе.
— Нет, мама, — тихо сказала я. — Дети достойны внимания просто потому, что они люди. Так же, как и взрослые.
— Вот ещё! — возмутилась она. — Дети должны слушаться старших, а не требовать к себе особого отношения.
Я поняла, что этот разговор никуда не ведёт. Мама не слышала меня. Не хотела слышать.
— Думаю, тебе лучше уйти, — сказала я. — Сегодня мы всё равно не придём к согласию.
— Что? — она выглядела ошеломлённой. — Ты меня выгоняешь?
— Я предлагаю тебе уйти сейчас, чтобы мы не продолжали этот бессмысленный спор при детях.
Мама взяла свою сумку:
— Хорошо, я уйду. Но запомни. Ты делаешь огромную ошибку. Твои дети вырастут слабыми и избалованными. И тогда ты пожалеешь о своих методах воспитания.
Она хлопнула дверью с такой силой, что стало слышно, как задрожали стёкла. Я прислонилась к стене, чувствуя, как подкашиваются колени.
Из комнаты вышла Злата.
— Мам, а почему бабушка ушла? Она обиделась на меня за бусинки?
Я обняла дочку:
— Нет, родная. Бабушка обиделась на меня, потому что мы по-разному думаем о некоторых вещах.
— О каких вещах?
Я задумалась. Как объяснить восьмилетнему ребёнку сложные отношения между взрослыми?
— О том, как разговаривать с детьми. Бабушка думает, что можно говорить резкие вещи, если это поможет ребёнку стать лучше. А я считаю, что можно помогать ребёнку расти и развиваться, не говоря резких вещей.
Злата внимательно посмотрела на меня:
— Я не люблю, когда бабушка говорит, что я плохая. Мне тогда кажется, что она меня не любит.
У меня сжалось сердце. Именно то, чего я боялась, уже происходило. Моя дочь начала сомневаться в том, что её любят. Начала связывать любовь с одобрением. Начала считать, что её ценность зависит от того, насколько хорошо она что-то делает.
— Бабушка любит тебя, — сказала я, хотя и не была уверена, что это правда. — Просто она не умеет показывать свою любовь так, чтобы не делать больно.
***
Следующие две недели мама не звонила и не приходила. Я чувствовала смесь облегчения и вины. С одной стороны, атмосфера в доме стала спокойнее. Дети не напрягались. Не боялись сделать что-то не так. С другой стороны, я понимала, что лишаю их общения с бабушкой, которая, несмотря на все свои недостатки, любила их по-своему.
И спустя полгода после нашей первой серьёзной ссоры ничего не изменилось. Каждый телефонный разговор с мамой заканчивался одинаково. Она обвиняла меня в неблагодарности, я просила её не оскорблять детей.
— Ты ставишь условия родной матери! — возмущалась она. И её голос дрожал от обиды. — Что я такого сделала? Всего лишь сказала правду!
Я пыталась объяснить разницу между конструктивной критикой и оскорблениями, но она не желала слушать.
Однажды утром позвонила тётя Лариса.
— Галя, — в её голосе звучала тревога, — ты знаешь, что твоя мама всем рассказывает, будто ты запретила ей видеться с внуками?
Я знала. От общих знакомых до меня доходили её жалобы.
— Она преувеличивает, — устало ответила я. — Я просто прошу её не называть детей неудачниками и не сравнивать их постоянно с другими.
Тётя вздохнула:
— Я пыталась поговорить с ней, но она считает себя абсолютно правой. Она не видит ничего плохого в своих словах.
— Она никогда не изменится, да? — тихо спросила я.
— Боюсь, что нет, — тётя помолчала. — Но ты не обязана это терпеть, Галя. Даже если она твоя мать.
***
Вечером мы с Ильёй долго разговаривали.
— Я больше не могу, — призналась я. — Каждый её звонок – ссора. А потом ещё звонят родственники, знакомые, соседи… Она всем жалуется, какая я ужасная дочь.
Илья обнял меня:
— Тебе не за что себя винить. Ты просишь о таком простом – не оскорблять детей. Если она не может этого понять…
— Я думаю, она понимает, — прервала его я. — Просто для неё важнее быть правой, чем поддерживать отношения с внуками.
***
На следующий день я получила сообщение от своей двоюродной сестры: «Тётя Света звонила вчера моей маме, плакала в трубку, что ты лишила её смысла жизни, запретив видеться с внуками».
Это была последняя капля.
Я набрала мамин номер.
— Галя? — в её голосе звучало удивление. Обычно я не звонила первой.
— Мама, я хочу прояснить ситуацию, — мой голос был спокойным, хотя внутри всё клокотало. — Я никогда не запрещала тебе видеться с внуками. Я просила тебя об одном – не критиковать их постоянно, не называть неудачниками, не сравнивать с другими детьми.
— Ты запрещаешь мне говорить правду! — тут же парировала она. — Это то же самое!
— Мама, дело не в правде. Дело в том, как ты её говоришь. Когда ты называешь Злату неудачницей – это не правда, это оскорбление.
— Я не оскорбляю! Я воспитываю! — её голос повысился. — Меня так воспитывали, и ничего, выросла нормальным человеком!
— Если ты не можешь уважительно относиться к моим детям, — твёрдо сказала я, — то да, лучше нам пока не видеться. И прекрати, пожалуйста, рассказывать всем, будто я запретила тебе общаться с внуками. Это неправда.
— А что тогда правда? — в её голосе зазвучали слёзы. — То, что ты стыдишься собственной матери? Что тебе важнее эти новомодные психологические теории, чем родная мать?
Я глубоко вздохнула:
— Мне важнее психологическое благополучие моих детей. И если ты не можешь общаться с ними без оскорблений – да, мне придётся выбрать их благополучие.
***
После этого разговора мама не звонила две недели. Но я знала, что она не молчит. От родственников я узнавала, что она обзванивает всех, рассказывая, какая я неблагодарная дочь, как жестоко лишила её внуков.
Она выставляла себя жертвой, а меня – монстром.
— Я слышала, ты совсем не даёшь своей маме видеться с внуками, — сказала мне как-то соседка. — Это правда?
— Нет, — устало ответила я. — Я просто прошу её не оскорблять их.
Но в глазах соседки я уже видела осуждение. Мама успела первой рассказать свою версию событий.
***
Время шло. Мама иногда звонила, но разговоры всегда заканчивались одинаково – взаимными обвинениями. Она упрямо не желала признавать, что её слова могут ранить детей.
Тётя Лариса предложила компромисс – организовать встречу в нейтральном месте, где я буду всё время рядом и смогу контролировать ситуацию.
Мы встретились в кафе. Первые полчаса всё шло хорошо. Мама угощала детей мороженым, расспрашивала Злату о школе, о друзьях. Я начала думать, что, может быть, она всё-таки поняла.
А потом Егор случайно опрокинул стакан с соком.
— Ну что за ребёнок! — тут же воскликнула мама. — Вечно у тебя всё из рук валится! Весь в отца!
Я увидела, как лицо сына исказилось, и поняла – ничего не изменилось.
— Мы уходим, — спокойно сказала я, вытирая разлитый сок салфетками. — Мама, мы уже говорили об этом. Никаких оскорблений.
— Это не оскорбление! — возмутилась она. — Это констатация факта! Посмотри, что он наделал!
— Он случайно опрокинул стакан. Это не повод вешать на него ярлык неуклюжего.
Мама сузила глаза:
— Значит, уходите. Иди, продолжай растить своих детей в тепличных условиях. А потом не удивляйся, когда жизнь их сломает!
Я молча собрала вещи, взяла детей за руки и вышла из кафе.
***
В тот вечер я долго не могла заснуть. Всё кончено? Действительно ли я готова к тому, что мои дети будут расти без бабушки?
Илья обнял меня:
— Знаешь, что меня поражает? То, что она не может сдержаться даже на короткое время. Даже когда знает, что от этого зависит её общение с внуками.
Я кивнула:
— Она просто не видит в своих словах ничего плохого. Для неё это норма – называть ребёнка неуклюжим, если он что-то уронил.
— Но это не норма, — твёрдо сказал Илья. — И я горжусь тем, что ты нашла в себе силы прервать этот цикл. Ты выросла с критикующей матерью, но не стала такой же для наших детей.
Да, я прервала цикл. И это стоило любых жертв.
Прошёл год. Мама по-прежнему звонила иногда, но я уже знала, чем закончится разговор. Она не изменилась и не собиралась меняться. Для неё было важнее быть правой, чем наладить отношения с внуками.
А для меня было важнее будущее моих детей, чем прошлое с моей матерью.
Я выбрала их – и никогда об этом не пожалела.
