— Опять эти твои шторы, как в дешевом отеле! — голос Валентины Петровны прозвучал так, будто она не вошла в квартиру, а ворвалась с обыском.
Галина обернулась от плиты, где кипел суп. Лицо её было усталым, волосы собраны кое-как, на фартуке — пятна от масла.
— Добрый вечер, Валентина Петровна, — сказала она ровно. — Вы, как всегда, вовремя.
— Да ладно тебе, Галь, — вмешался Игорь, снимая куртку. — Мама просто пошутила.
— Шутила, — хмыкнула Галина. — У неё все шутки как у налоговой — с подтекстом.
Валентина Петровна прошла в комнату, не разуваясь. Осмотрела полки, посмотрела на вазу с цветами, потом на подоконник. Как будто проверяла, не изменилась ли обстановка за сутки.
— Ну а что, — сказала наконец. — Всё по-прежнему. Даже цветы искусственные. Настоящие лень купить?
Галина вздохнула, выключила плиту. В воздухе стоял запах тушёного мяса и варёного картофеля.
— Настоящие быстро вянут, — спокойно ответила она. — А эти — хоть глаз радуют.
— Радуют… — повторила Валентина Петровна с насмешкой. — В моё время радовали мужья, а не цветы из «Фикс Прайса».
Игорь кашлянул, будто случайно, но по глазам видно было — стыдно.
— Мам, хватит, — сказал он тихо. — Галя устала, с работы только пришла.
— Она всё время «устала», — парировала Валентина Петровна. — А ты, значит, не устаёшь? Сидишь в офисе, глаза портишь, а она — хозяйка, всё дома, всё под рукой. И ужин, и уют.
Галина повернулась, в руках лопатка, как оружие.
— Простите, вы сейчас серьёзно? — спросила она. — Я тоже в офисе работаю. На полную ставку.
— Да что ты там делаешь-то? — отмахнулась свекровь. — Бумажки перекладываешь. А Игорь — он мужчина, у него ответственность.
— Угу, — сказала Галина холодно. — Ответственность за то, чтобы вы каждый вечер ужинали в чужом доме.
— В чужом? — переспросила Валентина Петровна, делая шаг вперёд. — В доме моего сына?
— В моём доме, — тихо, но чётко произнесла Галина.
Тишина легла между ними, как пыль. Только в кастрюле булькал суп.
Игорь растерянно посмотрел то на жену, то на мать.
— Галь, ну зачем так, — промямлил он. — Мама же просто…
— Просто что? — оборвала Галина. — Просто вечно лезет, куда не просят?
— Не повышай голос, — сказала Валентина Петровна, и в её глазах мелькнула ледяная победа. — Невоспитанно кричать на старших.
— А считать чужое своим — воспитанно? — резко ответила Галина.
Игорь поднялся, будто хотел вмешаться, но не решился. Сел обратно.
— Мама, — сказал он устало, — пожалуйста, давай без этого.
— Ладно, — холодно ответила Валентина Петровна. — Не буду мешать. Только помни, Игорь: твой дом — это не стены, а люди. А если кто-то решает, что ты тут чужой, выводы делай сам.
Она встала, поправила сумку и вышла, громко хлопнув дверью.
Галина опустилась на стул. Смотрела в одну точку.
— Твоя мама умеет ставить точку, — сказала она, не глядя на мужа.
— Она просто волнуется, — оправдался Игорь.
— О себе, — тихо ответила Галина. — Только о себе.
Поздно вечером она сидела у окна с кружкой чая. В телефоне — переписка с сестрой Светой.
Света писала: «Галь, как ты там? Опять эта ведьма достаёт?»
Галина усмехнулась. Пальцы набрали ответ: «Как обычно. Держусь. Ты как?»
Света ответила почти сразу:
«Дети болеют. Макс с температурой, Лиза кашляет. Денег опять впритык. Но ничего, прорвёмся».
Галина закрыла глаза. У неё внутри всё сжалось.
Она знала, как живёт сестра: съёмная двушка в пригороде, зарплаты хватает на коммуналку и еду. Муж сбежал три года назад, оставив долги и кредитку. Света держалась, но на износ.
Галина поднялась, прошла по комнате. Дом был её гордостью — двухкомнатная квартира в панельной девятиэтажке, купленная в ипотеку, которую она платила шесть лет, иногда задерживая взносы, иногда занимая у коллег.
Она вспомнила, как Игорь появился в её жизни: в тот момент, когда долг уже почти был выплачен. Вежливый, мягкий, внимательный. Тогда всё казалось просто. Она работала, он приносил цветы. Потом началась рутина, и вместе с ней — Валентина Петровна.
Сначала свекровь казалась заботливой. Приходила помочь, приносила супы и советы. Потом советы стали приказами. А теперь — прямыми претензиями.
Галина чувствовала, что больше не выдерживает.
На следующий день всё пошло по знакомому сценарию.
Она пришла с работы, переоделась, начала готовить ужин. В половине восьмого хлопнула дверь — Игорь с матерью.
— Мам, я тебе говорил, что Галя новую кофеварку купила? — радостно начал он, словно хотел сгладить прошлое.
— Купила? — подняла брови свекровь. — На что, интересно? Опять в кредит?
— На свои, — спокойно ответила Галина. — У меня премия была.
— Угу, премия, — протянула Валентина Петровна. — Вот если бы вы копили вместе, а не каждая — сама по себе…
Галина поставила тарелки на стол.
— Мы и так всё делим, — сказала она.
— Не всё, — вставила свекровь. — Дом, например.
Игорь закашлялся.
— Мам…
— Что «мам»? — резко обернулась она. — Ты сам подумай! Живёшь тут, платишь за коммуналку, ремонт делал своими руками. А если она, не дай бог, решит тебя выгнать?
Галина застыла с ложкой в руке.
— Вы сейчас что сказали? — её голос дрожал.
— Я сказала правду, — спокойно ответила Валентина Петровна. — Женщины нынче пошли — всё себе, себе. А мужчина — так, приложение.
— Перестаньте, — тихо сказал Игорь, но его никто не слушал.
— Вам, Валентина Петровна, не кажется, что вы переходите черту? — холодно спросила Галина.
— Мне кажется, что ты неблагодарная, — отрезала та. — Я сына вырастила, а теперь ты его от меня отдаляешь.
— Я просто хочу жить спокойно, — ответила Галина. — Без ваших проверок и комментариев.
— А я хочу, чтобы мой сын не оказался на улице! — выкрикнула Валентина Петровна.
— Он не окажется, если сам не уйдёт! — сорвалась Галина.
В кухне повисла мёртвая тишина.
— Понятно, — сказала свекровь тихо. — Вот оно как.
Она поднялась, медленно, демонстративно, взяла сумку.
— Значит, так. Запомни, Галя: я своего сына в обиду не дам. И если надо, сделаю так, что он сам поймёт, где правда.
Дверь захлопнулась.
Игорь сидел, уставившись в тарелку.
— Зачем ты с ней так? — спросил он глухо. — Ты же знаешь, какая она.
— А ты знаешь, какая я? — спросила Галина. — Или тебе всё равно?
Он промолчал.
Галина убрала посуду, вымыла раковину, потом села у окна. За стеклом тянулся тихий вечер — машины, редкие прохожие, дворники, собирающие мусор.
Всё будто застыло.
Она понимала: этот конфликт уже не просто про шторы или кофеварку. Это про власть. Про то, кто решает, как им жить.
И свекровь явно не собиралась отступать.
— Галя, а ты правда хочешь оставить квартиру Светке? — вопрос Игоря прозвучал за завтраком, между куском хлеба и глотком кофе.
Галина подняла глаза от телефона.
— Хочу. А что?
— Ну… — он отвёл взгляд. — Просто неожиданно. Мы ведь семья.
— А сестра — не семья? — спокойно спросила она. — У неё двое детей, одна тянет. Я хочу, чтобы у них была крыша над головой.
Игорь замолчал. Вчера вечером он два часа слушал мать — ту самую, которая убеждала его, что жена его обманывает. Что под видом заботы о сестре она просто готовит почву, чтобы выгнать его из квартиры.
— Просто, — сказал он, стараясь говорить мягко, — такие вещи нужно обсуждать. Вместе.
— Хорошо, обсуждаем, — сказала Галина. — Я решила.
Он выдохнул.
— Понимаешь, — начал он осторожно, — мама говорит, что так неправильно. Дом должен быть общий.
Галина усмехнулась.
— Общий? Ты хоть раз платил ипотеку?
— Мы же семья…
— Не начинай! — резко оборвала она. — Это всё её слова, не твои.
Он замолчал. В его взгляде мелькнуло что-то, похожее на растерянность.
Вечером, когда она возвращалась с работы, на площадке стояли две фигуры. Валентина Петровна — с пакетом в руках, и Игорь — с виноватым видом.
— Мы тут решили, — начала свекровь, даже не здороваясь, — что тебе стоит подумать о будущем.
Галина открыла дверь, не оборачиваясь.
— У меня с будущим всё в порядке.
— Не уверена, — сказала Валентина Петровна. — Женщина одна — как без крыши. Сегодня работа есть, завтра — нет. А так, если оформите квартиру на меня, всё будет надёжно.
Галина остановилась на пороге, повернулась.
— На вас?
— Ну да. Я же не чужая. Всё равно потом всё Игорю достанется.
— Какая щедрость, — усмехнулась Галина. — Только вы забыли один момент: это мой дом.
— Женщины приходят и уходят, — холодно сказала свекровь. — А мать — навсегда.
— Тогда живите со своей матерью, — отрезала Галина, глядя на мужа.
Игорь побледнел.
— Галь, не горячись…
— Я спокойна, — сказала она. — Просто устала от чужих людей в своём доме.
Валентина Петровна всплеснула руками.
— Вот видишь, сынок! Я же говорила: выгонит тебя!
— Никого я не выгоняю! — взорвалась Галина. — Просто хочу, чтобы вы перестали решать за меня.
— Тогда решай, — холодно сказала свекровь. — Или ты отдаёшь дом под надёжную руку, или мы с Игорем съезжаем.
Галина рассмеялась. Смех был резкий, как стекло.
— Надёжная рука? Да вы же сами этот дом сожрёте!
Валентина Петровна схватила сына за локоть.
— Пойдём, Игорёк. Пусть остынет.
Они ушли.
Ночь Галина не спала. Сидела на кухне, пила чай, слушала, как капает вода из-под крана. Мысли ходили по кругу. Всё, что она строила — дом, брак, уют — превращалось в грязную семейную свару.
С утра, собираясь на работу, она увидела Игоря с чемоданом.
— Это что? — спросила.
Он отвёл глаза.
— Мама сказала… лучше я пока у неё побуду.
— Конечно, — кивнула она. — Мама сказала. А ты как обычно — послушался.
— Не начинай, — попросил он. — Я просто хочу, чтобы всё успокоилось.
— Успокоится, — сказала Галина тихо. — Когда ты уйдёшь.
Он вздохнул.
— Может, ещё всё наладится.
— Нет, Игорь. Всё уже случилось.
Он кивнул, взял сумку и вышел.
Неделю она жила одна. На работе не могла сосредоточиться — мысли возвращались домой. К вечеру — пустота. Телевизор гудит, кошка ходит кругами, а дома тишина.
На третий день позвонила Света:
— Галь, привет! Слышала, у тебя там опять свекровь чудит. Ты держись, ладно?
— Держусь, — ответила Галина. — У меня теперь тихо.
— А Игорь?
— У матери. Как и мечтал.
— Может, он образумится?
— Пусть хоть до смерти образумливается, — сказала Галина устало. — Я больше не собираюсь воевать.
Прошла ещё неделя. Однажды вечером в дверь позвонили. Она открыла — Игорь стоял на пороге. Не побритый, глаза красные.
— Галь, можно я зайду?
— Зачем?
— Поговорить.
Он вошёл, снял куртку, сел на стул.
— Я… не хочу так, — сказал он. — Мама… она просто запутала всё.
— А ты? — спросила Галина. — Тебя не нужно было путать. Ты всё понял и так.
— Я хотел, как лучше. Чтобы всем было спокойно.
— Всем — это кому? Ей?
Он замолчал.
— Галь, я скучаю.
— Поздно, — сказала она. — Твоё место там, где твоя мама.
Он поднялся.
— Я не хотел тебя терять.
— А я — терять себя, — ответила Галина.
Он вышел, тихо закрыв дверь.
На следующий день Галина взяла выходной. Поехала к нотариусу. Подала заявление — оформить завещание на Свету и её детей. Без колебаний, без сомнений.
Когда вышла из офиса, стало легко. На душе — пусто, но спокойно.
Вечером она набрала сестру:
— Свет, всё. Дом теперь ваш, если со мной что-то случится.
— Галь, да ты что! Зачем ты это?
— Потому что я знаю, кому он нужен по-настоящему.
Света молчала, потом сказала тихо:
— Ты у меня самая сильная, знаешь?
Галина улыбнулась.
— Нет. Просто устала быть слабой.
Прошло три месяца.
Галина привыкла к одиночеству. В квартире стало тише, просторнее. Без чужих запахов духов и визгливого голоса, без вечных «советов».
Иногда она слышала сплетни — от соседей, от общих знакомых. Говорили, что Игорь с матерью снимают квартиру, что у него проблемы на работе. Ей было всё равно.
Однажды вечером, убирая посуду, она вдруг поняла: впервые за долгое время ей спокойно. Ни злости, ни страха, ни боли. Только ровная, устойчивая тишина.
Телефон зазвонил. На экране — Света.
— Галь, — голос был радостный. — Мы приедем к тебе на выходные, ладно? Дети соскучились.
— Конечно, приезжайте, — ответила она, чувствуя, как в груди поднимается тепло.
— Привезу пирожки, — сказала сестра.
— Только не ты, — засмеялась Галина. — Купим готовые. Просто приезжай.
Она выключила телефон, посмотрела в окно.
Небо было низкое, серое, но спокойное.
Впервые за много лет ей не хотелось бежать.
Дом наконец стал её — не по документам, не по словам, а по сути.
Она наливала чай и думала:
Пусть теперь кто угодно говорит, что дом — это люди. Главное, чтобы в этих людях не было чужих.
