Ирина заметила неладное ещё в мае.
Кирилл, обычно шумный, с дурацкими шутками на завтрак и рассказами «как он вчера всех на стройке сделал», вдруг стал молчаливым. Возвращался поздно, запах парфюма на рубашке — не её. Ну ладно, подумала, может, клиентка обнимала. Хотя клиентки Кирилла обычно в касках, с грязными ботинками и матом в три этажа.
Он перестал просить борщ. Для Ирины это было тревожнее всего — значит, человек реально занят, даже пожевать некогда. А однажды она услышала, как он ночью шёпотом разговаривает по телефону, уходя на балкон.
— С кем это ты? — спросила она утром, наливая кофе.
— С кем-с кем… с бригадиром. — Он глянул так, будто бригадир был, как минимум, его любовницей. — У нас сроки горят.
— У тебя всегда сроки горят. Только теперь, похоже, вместе с деньгами.
Он промолчал. Это молчание было толще, чем бетон на его объектах.
Через неделю Ирина случайно нашла в ящике стола папку. И хотя она не была из тех, кто роется в чужих вещах, папка буквально кричала «Открой меня!».
Внутри — уведомления из банка: просрочка по кредиту, требование оплатить 1,8 миллиона в течение 10 дней.
Ирина села на край кровати. Её пальцы дрожали не от страха — от злости. Она, работающая в банке, месяцами экономила на отпуске, отказалась от новой сумки, чтобы через год купить свою мечту — машину. А он… он всё это время врал.
Вечером разговор всё же случился.
— Кирилл, — начала она спокойно, хотя внутри уже слышала барабанный бой. — Я сегодня узнала о кредите.
— Каком ещё кредите? — Кирилл попытался сделать лицо «я тут вообще ни при чём».
— На полтора миллиона, просроченном. Может, ещё расскажешь, что это бумажка из “Монополии”?
— Ира, не начинай. Всё под контролем.
— Под контролем? — она засмеялась так, что даже соседский пёс завыл. — Я работаю с кредитами каждый день, и когда вижу «под контролем» с просрочкой, у меня одна ассоциация: морг.
Он начал нервно ходить по комнате.
— Я брал деньги на зарплаты ребятам. Если я сейчас не закрою долг, мы все влетим.
— Мы? — она подчеркнула слово, как хирург — скальпелем. — Ты влетаешь. Я — нет.
— Ты могла бы помочь.
— Помочь? Ты серьёзно?
— Продай машину. И снимем твой депозит.
— А давай ты ещё предложишь мне почку продать? — Ирина не выдержала, в голосе звенела сталь. — Ты столько месяцев молчал, врал, а теперь я должна отдать всё, что копила годами?
— Это же для нас! — выкрикнул он.
— Нет, Кирилл. Это для тебя. Для твоего бизнеса, который ты уже похоронил.
Он подошёл ближе, почти вплотную. Его глаза были злые, но скорее от отчаяния.
— Ты понимаешь, что без этого мы потеряем всё?
— Кирилл, — она посмотрела прямо в глаза, — я уже потеряла. Тебя.
На следующий день Ирина сняла со своей машины номера, поставила в гараж и достала все документы на своё имя. Просто на всякий случай.
А вечером Кирилл пришёл домой с запахом дешёвого виски и ультиматумом:
— Я дал слово людям. Если ты не продашь машину — нам конец.
— Нам? — она горько усмехнулась. — Нам конец был вчера, когда я увидела твой кредит.
Он бросил куртку на диван и ушёл в спальню.
Ирина сидела на кухне до глубокой ночи. Она вспомнила, как пять лет назад он обещал, что никогда не втянет её в свои дела. Как она верила, что они — команда. А теперь чувствовала себя банкоматом, в котором закончились деньги.
Ей стало страшно — не за долги, а за то, что человек, с которым она прожила годы, так легко поставил её на торги.
Утром она впервые за всё время сказала:
— Кирилл, я подаю на развод.
— Да ну, брось. — Он отмахнулся. — Нервная ты у меня.
— Нет, Кирилл. Это ты у меня наглый.
Заявление на развод Ирина подала тихо, без слёз и истерик. Даже подруге ничего не сказала. Просто пошла в ЗАГС в обеденный перерыв, отдала документы, забрала расписку — и на работу.
Но Кирилл узнал об этом через два дня. Не от неё, конечно, а от своей мамы.
Как? А вот это отдельная история. Мама Кирилла, Светлана Петровна, знала всё в доме сына быстрее него самого. Она — как ФСБ, только без формы, но с неизменной фразой: «Я же мать».
В субботу в девять утра раздался звонок в дверь. Ирина, в халате и с чашкой кофе, открыла — и поняла, что день пошёл наперекосяк. На пороге стояла Светлана Петровна, в руках пакет с пирожками и лицом, на котором читалось: «Сейчас будет допрос с пристрастием».
— Доброе утро, Ирина, — сказала она тоном, как будто доброе оно только у неё. — А сын мой говорит, ты от него уходишь?
— Доброе, Светлана Петровна. Проходите, — Ирина отступила в сторону, хотя хотелось сказать «идите обратно». — Да, ухожу.
— И что, машину решила оставить себе? — Мама Кирилла прошла в кухню и без приглашения поставила чайник. — Не по-человечески это.
— А по-человечески — это когда взрослый мужик скрывает от жены долги, а потом требует её имущество?
— Ира, — Светлана Петровна вздохнула, — ну это же бизнес. Там всякое бывает.
— Так пусть бизнес и расплачивается. Машина — моя.
— А ты подумала, как он без неё? Ему же надо ездить, решать дела.
— Я подумала, как я без неё. И решила, что не хочу.
В этот момент в квартиру вошёл Кирилл, всё ещё в спортивках и с видом, будто он герой, пришедший спасти ситуацию.
— Мам, я же сказал, не надо лезть.
— Кирилл, молчи! — Светлана Петровна махнула рукой. — Ты бы лучше объяснил, как ты допустил, что жена против мужа пошла.
— Я не против мужа, — поправила Ирина, — я против наглого требования продать моё имущество.
— И что, ты думаешь, в одиночку проживёшь? — Светлана Петровна прищурилась. — Женщина без мужа — как чай без сахара.
— Ничего, я люблю горькое, — Ирина улыбнулась, но внутри у неё уже закипала злость.
Кирилл встал между ними.
— Всё, хватит. Мы договаривались спокойно. Ира, мы можем всё решить без этого… развода.
— Кирилл, мы можем, но только если ты вернёшься в прошлое и не врёшь мне год.
— Ты драматизируешь, — он сделал шаг к ней, но она отступила.
— А ты банализируешь.
Светлана Петровна тяжело опустилась на стул.
— Так, я скажу прямо, — её голос стал холодным. — Машину вы оформите на Кирилла. Всё равно в семье нет «моё» и «твоё».
— В нашей уже есть, — Ирина смотрела прямо на неё. — И если вы сейчас не выйдете из моей кухни, я вызову полицию.
— Полицию? — Светлана Петровна подняла брови. — На свекровь?
— На постороннего человека. После развода вы мне никто.
Кирилл не выдержал, схватил Ирину за руку.
— Ты что несёшь? — в его голосе просквозила угроза.
— Отпусти, — она дёрнулась, но он держал крепко. — Кирилл, я серьёзно.
— Я тоже, — он смотрел прямо в глаза. — Ты не понимаешь, что рушишь всё.
Ирина резко выдернула руку.
— Нет, Кирилл. Я понимаю, что спасаю себя.
На этом разговор закончился. Светлана Петровна ушла, громко хлопнув дверью. Кирилл ушёл следом, даже не взяв ключи.
Оставшись одна, Ирина включила чайник, налила себе кофе и вдруг почувствовала, как руки трясутся. Не от страха — от осознания, что назад дороги нет.
Она не просто подала на развод. Она уже вышла из этих отношений. Внутри.
Развод назначили на 15 августа. Кирилл до последнего пытался «разрулить» ситуацию, звоня, приходя без приглашения, присылая СМС:
«Подумай ещё раз»
«Ты просто злишься»
«Не руби с плеча»
Но Ирина уже не злилась. Она устала. А усталость — страшнее злости: она не лечится цветами и извинениями.
В тот день он явился в квартиру за вещами. Без стука, с дежурной наглостью, как будто всё ещё хозяин.
— Ты хоть кофе нальёшь? — сказал он, разуваясь.
— Кофе в магазине. Вода из-под крана. — Ирина даже не повернулась.
— Вот умеешь ты настроение испортить.
— Кирилл, мы разводимся. Мое настроение уже испорчено лет на пять вперёд.
Он прошёл в комнату и начал открывать шкаф.
— Ты вещи мои трогала?
— Я их складывала. Чтобы ты не лазил тут.
— А если я хочу сам?
— А если я хочу тишины?
В этот момент зазвонил домофон. Ирина машинально сняла трубку.
— Это Светлана Петровна. Открой.
— Нет.
— Открой, Ира, не устраивай цирк.
— Кирилл, я сейчас выйду из своей квартиры, но только чтобы впустить участкового. Хочешь так?
Кирилл выдохнул сквозь зубы, но мать впустил сам. Светлана Петровна вошла, как шторм: громко, с возмущением и пакетом продуктов — будто собиралась устраивать блокаду.
— Я тут подумала, — сразу начала она, — ты зря так. Надо мириться.
— А я тут подумала, — перебила Ирина, — что вы зря пришли.
— Ты просто обижена.
— Нет, я свободна.
Светлана Петровна фыркнула.
— И что ты теперь? Без мужа, с машиной. Машина-то тебя греть будет?
— Будет, — Ирина усмехнулась, — в мороз я заведу печку, а в дождь включу дворники. Гораздо полезнее, чем ваш сын.
Кирилл рявкнул:
— Хватит меня позорить!
— А что позорить, Кирилл? — Ирина встала, глядя прямо в глаза. — Это факт: я не буду больше расхлёбывать твои долги, решать твои проблемы и вытирать тебе нос.
— Ты неблагодарная! — выкрикнула свекровь. — Он же для тебя старался!
— Да, я помню, как он старался. Особенно врать.
Кирилл шагнул ближе, но Ирина не отступила.
— Кирилл, — её голос стал тихим, почти спокойным, — ты не заметил главного: я перестала тебя любить. Не вчера, не сегодня — давно. А всё, что ты делал, только ускоряло этот процесс.
Он молчал. Даже Светлана Петровна замолчала.
Ирина пошла к двери, открыла её настежь.
— Всё. Лавочка закрыта. Свободны.
Кирилл взял сумку, вышел, не глядя. Светлана Петровна что-то пробормотала, но тоже ушла.
Когда дверь захлопнулась, Ирина прислонилась к ней спиной и вдруг почувствовала — дышать стало легче. Очень легко.
Не потому что она победила. А потому что вернула себе самое дорогое — себя.
