— На тебя совсем нельзя рассчитывать, — сказала Даша, глядя на недоделанную работу в саду. Я молча сел на крыльцо, вытер лоб и не ответил. Потому что каждый раз, когда я копал, строил и чинил, никто не говорил даже «спасибо».
Что-то во мне надломилось. Не водосток на крыше, не замок в двери, не проводка — нечто важнее. То, что годами скрепляло наш брак. Теперь оно дало трещину от постоянного непризнания.
Я смотрел на свои руки, покрытые мозолями от пяти часов работы в саду, и вспоминал слова отца: «Леня, запомни — человеку важно чувствовать, что его труд замечают. Иначе пропадает желание что-либо делать».
Даша прошла мимо меня с отстраненным видом. Шесть лет брака, трехкомнатная квартира в ипотеку, которую мы взяли три года назад после двух лет совместных накоплений, собственными руками отремонтированная дача. И ни слова благодарности за последние месяцы. Только требования и упреки.
— Когда ты закончишь с сорняками, нужно еще забор подправить, — бросила она через плечо. — И не забудь про грядки с клубникой.
Я поднял глаза к небу. Июньское солнце припекало, рубашка прилипла к спине. Даша скрылась в доме, а я остался наедине со своими мыслями и недопрополотыми грядками.
***
Мы познакомились с Дашей на кулинарном мастер-классе. Я работал экспертом по технике безопасности в энергетической компании, а она занималась организацией образовательных программ в компьютерной академии. Я заметил ее сразу — рыжие волосы, заплетенные в косу, и яркие зеленые глаза с хитринкой.
Когда она никак не могла разобраться с рецептом французского соуса, я предложил свою помощь. Мы проговорили потом два часа в кафе при кулинарной школе, и я впервые за долгое время почувствовал неподдельный интерес к моим рассказам.
— Слушай, Лёня, — сказала она тогда, — в тебе есть какая-то особенная черта. Редко встретишь человека, который так увлеченно говорит о своем деле и при этом умеет слушать других.
Я таял от ее слов. Каждый комплимент запоминал, как коллекционер — редкую монету. После свадьбы мы сняли однокомнатную квартиру, затем накопили на первоначальный взнос и взяли ипотеку на трехкомнатную.
Даша говорила, что гордится мной, когда я по вечерам и выходным делал ремонт вместо того, чтобы нанять специалистов. Мы экономили каждую копейку.
А потом что-то изменилось. Даша получила повышение, стала руководителем направления. Я радовался за нее, но с этого момента комплименты и благодарности постепенно исчезли из нашей жизни.
Сначала я не замечал, потом стал считать дни между ее «спасибо». Последнее прозвучало 94 дня назад, когда я починил посудомоечную машину.
В доме было прохладно. Даша сидела за ноутбуком, что-то быстро печатая. Я открыл холодильник, достал воду.
— Ты мог бы все-таки закончить с сорняками, — не поднимая глаз от экрана, сказала она. — Я хотела завтра посадить цветы возле крыльца.
— А что, если я не хочу? — спокойно произнес я.
Ее пальцы замерли над клавиатурой. Она медленно подняла голову.
— Что значит «не хочу»? Мы же планировали.
— Мы планировали. А делаю всегда я. — Я поставил стакан на стол. — Ты заметила, что за последние три месяца ни разу не сказала мне «спасибо» за работу по дому?
— Серьезно? — Даша закатила глаза. — Ты как ребенок, которому нужно постоянно говорить, какой он молодец?
Ее слова ударили больнее, чем я ожидал. Внутри поднималась волна обиды, которую я годами загонял глубже и глубже.
— Нет, я как человек, который хочет чувствовать, что его усилия замечают и ценят, — мой голос дрогнул. — Помнишь, как мы начинали? Ты говорила, что восхищаешься моими руками. А теперь принимаешь все как должное.
— У меня работа, я устаю. Не могу постоянно думать о том, чтобы отмечать каждую мелочь, которую ты делаешь по дому.
— Дело не в прополке, — я сжал кулаки. — Дело в отношении. В уважении.
— Уважении? — Даша захлопнула ноутбук. — А где твое уважение к моей работе? Ты знаешь, сколько проектов я веду? Сколько людей от меня зависит? Я прихожу домой вымотанная, а ты требуешь еще и эмоциональной работы!
Я покачал головой.
— Значит, твоя усталость важнее моей? Твои достижения весомее? — Я отошел в сторону. За окном виднелся наш сад, который я облагораживал пять лет подряд. — Знаешь, что я чувствую сейчас? Будто я просто рабочие руки в этом доме. Мастер на все случаи. А не равноправный участник отношений.
***
Вечером мы молча ужинали. Тишина давила, но ни один из нас не решался ее нарушить. Даша первой отодвинула тарелку.
— Я не понимаю, чего ты хочешь, — наконец произнесла она. — Чтобы я каждый день отмечала все, что ты сделал?
Я отложил вилку.
— Хочу, чтобы ты заметила меня. Не как помощника по хозяйству, а как человека с чувствами. Да, мне важно, что ты ценишь мои усилия. Мне нужны твои слова. Твоя благодарность. Без этого я чувствую себя… ненужным.
— Но это же нормальные человеческие потребности, Лёнь, — Даша покачала головой. — Я неправа, что обесценила твои чувства.
— Вот именно об этом я и говорю, — я поднялся из-за стола. — Ты обесцениваешь мои чувства. Считаешь их недостойными внимания. А потом удивляешься, почему я не хочу больше ничего делать.
Даша смотрела на меня расширенными глазами.
— Мне кажется, ты раздуваешь из мухи слона.
— А мне кажется, ты не слышишь, что я пытаюсь до тебя донести.
Я вышел из кухни, оставив ее в одиночестве. Впервые за нашу совместную жизнь я не стал мыть посуду после ужина.
***
На следующее утро я проснулся раньше обычного. Не от будильника — от ощущения, будто что-то внутри меня окончательно опустело. За окном пели птицы, но их трели раздражали. Казались издевкой.
Я прошёл на кухню. Мою кружку кто-то переставил в другой шкаф. Посуду я так и не помыл — и никто за меня этого не сделал. Крошки на столе, пустой чайник. В доме, где я раньше старался держать порядок, теперь витала тихая небрежность. Как отражение наших отношений: никто не стал исправлять, потому что всем всё равно.
Даша не вышла из спальни. Я слышал, как она двигается по комнате, разговаривает с кем-то по телефону. Наверное, по работе. Или подруге жалуется, какой я стал чувствительный. Тоже мне, мужик — и вдруг захотел слов поддержки.
Я надел рабочую рубашку и вышел во двор. Сорняки за ночь не исчезли, наоборот — будто распустились шире, как назло. Глядя на них, я понял: мне не хочется бороться. Ни с ними, ни с ней, ни за то, что развалилось. Просто нет сил. Ни физических, ни душевных.
Я сел на ступеньку. И стал вспоминать, как всё начиналось. Как я чинил первые полки на съёмной квартире, как вместе выбирали светильники, как мы смеялись, ели лапшу из одной миски.
Теперь же — в каждом слове колкость. В каждом взгляде — усталость, как будто мы оба тащим на себе брак, в который давно никто не верит.
— Что ты собираешься делать с клубникой? — спросила Даша, выйдя на крыльцо в халате. Она держала в руках чашку с кофе, даже не предложила мне.
— Ничего, — ответил я. — Пусть растёт, как хочет.
Она фыркнула.
— Лень — это не выход.
Я посмотрел на неё. Как на чужого человека.
— А может, выход — это когда один перестаёт тянуть всё на себе и просто отступает?
Она молчала. Я молчал. Мы стали людьми, которые живут рядом, но не вместе.
На следующий день я поехал в город. Без списка задач, без объяснений. Просто уехал — к себе домой, в ту самую трёшку, которую мы вместе брали в ипотеку. Только теперь она казалась мне пустой коробкой, обклеенной чужими обоями.
Я вошёл, закрыл дверь и впервые за долгое время не почувствовал вины за то, что ничего не делаю. Просто лёг на диван и смотрел в потолок.
Неделю мы не разговаривали. Ни звонка, ни сообщения. На восьмой день пришло короткое: «Ты забыл свои перчатки».
Я ответил: «Оставь себе. Может, пригодятся, когда будешь копать одна». Она не написала больше. А я не ждал.
***
Прошло три месяца. Лето кончилось. На даче, как мне сказали соседи, клубника разрослась как сорняк — и её никто не собрал. Забор так и остался покосившимся. Даша стала ездить туда реже. Я — вообще ни разу.
Однажды я вернулся домой поздно. После смены на работе, где теперь брал допроекты, лишь бы не думать. В почтовом ящике лежал конверт — не от банка, не от налоговой. От Даши. Почерк её.
Я открыл.
«Лёня. Я устала. Ни прощать, ни объяснять не хочу. Мы застряли в чем-то, что не работает уже давно. Я больше не чувствую себя частью этого дома, этой дачи, этого брака. Не ищи в этом драму — просто все закончилось.
Ты всё время говорил, что я тебя не замечаю. А ты хоть раз задумался, каково было жить с постоянным недовольством рядом? Я не железная. Я не выдержала. Прости, если ждёшь сочувствия — его не осталось. Просто прими, что я больше не твоя жена. Дачу можешь оставить себе. Мне ничего не нужно».
Никаких эмоций внутри не вспыхнуло. Ни боли, ни злости, ни даже облегчения. Только подтверждение того, что мы давно стали друг другу случайными свидетелями. Свидетелями процесса медленного растворения семьи.
Всё, что я делал — своими руками, своими вечерами, своими выходными — теперь обесценено одним предложением: «Можешь оставить себе».
Дом, который я строил для нас, оказался просто домом, в котором она временно жила. Я вспомнил:
— как прокладывал электрику,
— как копал траншеи для водостока,
— как два месяца выравнивал полы на даче,
— как искал подходящие краску, плитку — потому что она хотела «тёплый песочный оттенок».
Я помнил каждый болт. Каждую мозоль.Она — ни одной благодарности. Ни одного: «Спасибо, Лёня. Без тебя бы не справилась». Только: «Мне ничего не нужно».
Я сел на стул. Впервые в жизни я чувствовал не злость. Не боль. Даже не опустошение. Бессмысленность. Как будто прожил шесть лет, строя дом без фундамента. И теперь он рухнул — не с грохотом, а в тишине.
Она ушла, не обронив ни слова благодарности. Значит, я правда был не муж, не человек. Просто мастер. Рабочая сила. Я понял: больше не буду чинить ни замков, ни розеток, ни отношений.
