Когда Людмила впервые переступила порог своей долгожданной квартиры, она даже не сразу поверила, что это теперь её дом. Запах свежей штукатурки, тёплый свет из окна, вид на двор с тополями — всё казалось символом новой жизни. «Вот теперь мы с Леней будем жить для себя. Без посторонних, без этих вечных упрёков — «ты чужая»…» — думала она, снимая пальто и аккуратно вешая его в коридоре.
Но идиллия закончилась быстрее, чем холодильник успел заполниться продуктами.
— Ну, здравствуйте, хозяева! — с театральным вздохом произнесла Валентина Петровна, свекровь, переступившая порог уже на третий день после новоселья. Она держала в руках пакет с яблоками и так смотрела на Людмилу, будто те яблоки купила сама Людмила, но забыла отдать по назначению.
— А мы вот решили проверить, как вы тут, — добавил Игорь Михайлович, свекор, тяжело снимая ботинки.
Леонид, как обычно, улыбнулся глуповато и замялся.
— Мам, пап… вы бы хоть позвонили… — протянул он, будто извиняясь не за них, а за жену.
Людмила почувствовала, как в груди поднимается знакомая волна раздражения.
— Конечно, заходите, — сухо сказала она. — У нас же тут проходной двор.
— Людочка, ну что ты! — с притворным возмущением улыбнулась Валентина Петровна. — Разве можно так встречать родителей мужа? Мы же семья!
— Семья — это когда заранее предупреждают, — отрезала Людмила и пошла на кухню.
«Семья у них тут, конечно, интернациональная: я, как лишняя деталь, и они — со своей вечной тягой к контролю», — думала она, включая чайник.
С этого вечера начались «рейды». Сначала родители мужа приходили «ненадолго», потом начали оставаться ночевать, а через неделю появилась и младшая сестра Катя. Та самая, которой двадцать семь, но у которой всё никак не складывается: ни с работой, ни с мужчинами, ни с мозгами.
— Ну а что, у вас же две комнаты, — невинно сказала Катя, бросая сумку на диван. — Я тут только временно.
— «Временно» у вас значит «до пенсии», да? — с сарказмом спросила Людмила.
— Да ладно тебе, — вмешался Леонид, — сестра же, ей негде пожить.
Людмила тогда промолчала, но внутри всё кипело. Ей было страшно даже представить, что будет дальше.
Через месяц квартира, которую они покупали как «своё гнездо», превратилась в филиал коммуналки. В холодильнике постоянно кто-то оставлял пустые кастрюли. В ванной каждый день находились чужие волосы. А вечером начинались семейные советы.
— Леонид, а ведь справедливо было бы оформить квартиру на всех, — как бы невзначай заметила Валентина Петровна за ужином. — Мы же тоже вкладывались. Ты ж помнишь, как мы тебе тогда одолжили?
— Мам, ну это же было двадцать тысяч рублей, — осторожно сказал Леонид, откусывая котлету.
— Но принципиально! — резко ответила свекровь. — Без нас у вас и эта квартира не появилась бы!
Людмила едва не поперхнулась.
— Да вы что, серьёзно? Мы три года с Леней копили! Я работала в две смены! Я в банке видела свою зарплату — и вашу «помощь» тоже. Так что не надо.
— Ой, Людочка, не начинай, — с ледяной усмешкой перебила Валентина Петровна. — Ты ещё молодая, не понимаешь, что всё в жизни держится на семье. А мы — семья.
— А я кто? — резко спросила Людмила.
— Ну… — свекровь многозначительно пожала плечами. — Это вопрос философский.
Леонид нервно закашлял.
— Мам, хватит… Люда, не заводись…
— Конечно, не заводись, — с сарказмом сказала Людмила. — Давайте, может, ещё ключи от квартиры им вручим? Чтобы совсем удобно было.
— А что, хорошая идея, — не удержалась Катя, ухмыляясь. — Будем как одна большая дружная семья.
— Да вы и так тут как одна большая дружная плесень, — вырвалось у Людмилы.
В комнате повисла тишина. И только Игорь Михайлович, откинувшись на спинку стула, хмыкнул:
— Дерзкая…
Позже ночью Леонид пытался её успокоить.
— Ну ты же понимаешь, они без злого умысла. Просто… им тяжело, им хочется быть ближе.
— Ближе? — переспросила Людмила. — Так они уже ближе некуда! В моём шкафу их пальто, в моей ванной их полотенца, в моей кровати скоро кто-то из них поселится!
— Люда, ты перегибаешь…
— Нет, Лёня. Это ты перегибаешь, когда молчишь и делаешь вид, что всё в порядке.
Она отвернулась к стене, понимая, что разговор бесполезен.
Через несколько дней Людмила случайно нашла на столе в зале папку с документами. Бумаги были небрежно разложены: какие-то расписки, нотариальные копии, и среди них — проект договора дарения доли квартиры. Дарителем значился Леонид, одаряемым — его мать.
В этот момент у неё внутри что-то оборвалось.
Она вышла в коридор и увидела Леонида, который как раз помогал отцу чинить розетку.
— Лёня, — спокойно, но с ледяной ноткой произнесла она. — А ты не хочешь объяснить, что это?
— Что? — он побледнел, увидев папку в её руках.
— Договор дарения. Где ты, милый мой муж, даришь своей маме долю в квартире. Которую мы покупали вместе. На общие деньги.
Валентина Петровна, стоявшая рядом, усмехнулась и, не моргнув глазом, сказала:
— Ну а что тут такого? Это же семья. Всё должно быть честно.
— Честно? — голос Людмилы дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Честно будет, если я прямо сейчас вызову полицию и заявлю о мошенничестве.
— Ой, Людочка, не надо театра, — холодно ответила свекровь. — Ты же не понимаешь, как в жизни всё устроено.
Леонид пытался вмешаться:
— Люда, ну подожди, я просто хотел…
— Что? — перебила его она. — Хотел продать меня вместе с мебелью?
Он отвёл взгляд.
В ту ночь Людмила долго сидела на кухне одна. В голове звучали обрывки фраз: «мы же семья», «честно будет оформить», «ты ещё молодая». И впервые за всё время у неё появилось отчётливое чувство — здесь идёт игра, и она в ней пешка.
Она посмотрела на дверь в комнату, где спали Леонид и его «семья». И впервые подумала: «А ведь пора готовить свои ходы».
Утро началось с запаха жареного лука. Для Людмилы это было как сигнал тревоги: если в семь утра по квартире носится аромат котлет — значит, свекровь решила устроить генеральный завтрак для всей семьи.
Людмила вошла на кухню и увидела Валентину Петровну у плиты. На столе уже громоздилась гора кастрюль и сковородок.
— Доброе утро, — холодно сказала Людмила.
— Доброе-то доброе, — усмехнулась свекровь, даже не повернув головы. — Только хозяйка в доме должна вставать первой, а не шляться в халате, когда всё уже готово.
Людмила прищурилась.
— Хозяйка, значит? Интересно. А вы тогда кто у нас — управляющая многоквартирным домом?
— Я — мать хозяина, — торжественно произнесла Валентина Петровна. — А это куда больше, чем «жена на бумаге».
— О, браво, — иронично хлопнула ладонями Людмила. — А где у вас медаль «главная свекровь года»?
Леонид в это время сидел за столом и делал вид, что увлечённо размешивает сахар в чае. Катя листала телефон и хихикала.
— Люд, давай без скандалов с утра, — неуверенно вставил Леонид.
— А я и не скандалю, — отрезала Людмила. — Я просто констатирую факт: в моей квартире хозяйничают чужие люди.
— Чужие? — обиженно вскинула брови свекровь. — То есть мы, родители твоего мужа, чужие?
— А кто ещё? — спокойно спросила Людмила. — Если бы вы были близкими, вы бы не пытались украсть мою долю через липовые документы.
Тишина в кухне стала вязкой. Леонид кашлянул и посмотрел на жену умоляюще.
— Люда… ну не при Кате же…
— А почему нет? — резко сказала она. — Пусть знает, чем её родители занимаются.
Катя подняла глаза от телефона и лениво усмехнулась:
— Ой, не перегибай, Люд. Ты такая драматическая, как будто сериал смотришь про «бедную невестку и злых родственников».
— Сериал, говоришь? — зло усмехнулась Людмила. — Только в этом сериале у вас, героев второго плана, концовка будет печальной.
После завтрака Людмила закрылась в спальне. Она понимала: дальше так продолжаться не может. Или она берёт инициативу в свои руки, или останется вечной «временно прописанной».
Через пару часов Леонид зашёл к ней.
— Люда, ну зачем ты так? Мама обиделась, Катя теперь тоже злится…
— А я должна всех гладить по головке? — вскинулась она. — Лёня, они жрут нас заживо! Ты хоть понимаешь?
— Они же семья… — пробормотал он.
— А я кто тебе? — резко спросила Людмила.
Леонид замолчал. И это молчание оказалось громче любого ответа.
— Вот именно, — сказала Людмила, чувствуя, как сердце уходит в пятки. — Для тебя я никто.
Вечером история получила продолжение. Людмила вернулась с работы раньше обычного и застала в гостиной свекровь с папкой документов. Та сидела за столом с Игорем Михайловичем и что-то обсуждала.
— О, а вот и наша Людочка! — произнесла Валентина Петровна с той же сладкой интонацией, что обычно предвещала скандал. — Мы тут с отцом решили…
— Что решили? — перебила её Людмила.
— Ну, оформили предварительный договор. Леонид согласился, что будет честно поделить квартиру между всеми, — спокойно сказал Игорь Михайлович, не поднимая глаз.
Людмила посмотрела на мужа. Тот стоял у окна и молчал.
— Ты подписал? — тихо спросила она.
— Это… ещё не подпись, — замялся он. — Просто… черновик.
— Черновик твоего предательства, — процедила Людмила.
Свекровь тут же вскинулась:
— Ой, ну зачем такие громкие слова? Это обычная справедливость. Ты же сама понимаешь: без нас этой квартиры бы не было.
— Нет, — холодно сказала Людмила. — Без меня этой квартиры бы не было. Потому что это я вкалывала, брала кредиты, экономила. А вы… вы просто ждали, как падальщики, когда можно будет ухватить кусок.
Валентина Петровна побледнела и резко встала.
— Ах так?!
Людмила шагнула к ней и впервые за всё время сказала вслух то, что давно крутилось в голове:
— Слушайте меня внимательно. Ещё раз я увижу хоть один бумажный «черновик» без моего ведома — я подам в суд. И поверьте, я найду такие слова, что вас потом внуки будут стыдиться.
Свекровь уже открыла рот, но Людмила не дала ей вставить слово.
— А вы, — она обернулась к мужу, — определяйся. Или ты со мной, или ты со своей «семьёй». Но вместе это не работает.
Леонид молчал. Он выглядел как человек, которому проще сгореть, чем принять решение.
Ночью они поссорились окончательно.
— Ты понимаешь, что я не могу бросить родителей? — кричал Леонид.
— А я понимаю, что ты уже бросил меня, — спокойно сказала Людмила. — Только ещё боишься в этом признаться.
Он схватил её за руку:
— Не говори так!
— Отпусти, — резко дёрнула она руку. — Ты меня держишь только тогда, когда надо заставить молчать. А защищать — никогда.
В его глазах мелькнула боль, но он отвернулся.
На следующий день Людмила пошла к знакомому юристу. Она попросила объяснить ей всё про совместную собственность супругов. И когда услышала, что без её подписи ни один договор не имеет силы, внутри неё что-то щёлкнуло.
«Так вот моя сила. Я не пешка. Я — владелица».
Вернувшись домой, она увидела всю «компанию» за ужином.
— Что такая довольная? — с сарказмом спросила Катя.
— Узнала кое-что новое, — ответила Людмила. — Теперь, если кто-то ещё раз сунется к моим документам, я не только в суд пойду, но и в полицию. И посмотрим тогда, кто здесь чужой.
Валентина Петровна прищурилась:
— Думаешь, нас испугаешь?
— Нет, — спокойно сказала Людмила. — Я думаю, что вы испугаетесь скандала. Особенно когда соседи узнают, что уважаемая семья решила отжать квартиру у собственной невестки.
Тишина повисла в воздухе. И впервые за всё время Людмила почувствовала, что у неё есть оружие.
Но в ту же ночь, листая телефон мужа, она наткнулась на переписку. Леонид писал сестре: «Терпи, скоро решим вопрос. Главное — Люду уговорить».
Людмила долго сидела в темноте, глядя на экран. Внутри у неё всё горело.
«Значит, они уже всё решили. Осталось только избавиться от меня».
И тогда она поняла: пора действовать первой.
Вечером пятницы Людмила вернулась домой чуть позже обычного. В коридоре стояла тишина, и даже странно было, что не слышно привычного грохота — свекровь всегда любила разговаривать так, будто её собеседник находился на соседней улице.
Она сняла обувь и прошла в гостиную. За столом сидели все. Леонид, его родители и Катя. На столе лежала та же папка с документами.
— Ну вот и она, — холодно сказала Валентина Петровна, — можно и обсудить.
Людмила поставила сумку на пол и скрестила руки.
— Давайте, обсудим.
Игорь Михайлович откашлялся.
— Мы решили, что будет честно, если квартира оформляется на Леонида и родителей. А ты получишь компенсацию…
— Какую ещё компенсацию? — перебила его Людмила.
— Ну… сумму, равную твоей «части», — сказал он, словно слово «часть» ему противно было произносить.
Людмила усмехнулась.
— Вы что, меня выписать решили?
— Никто никого не выписывает, — вмешался Леонид, нервно потирая руки. — Просто… так будет правильно.
— Правильно для кого? — спросила Людмила.
— Для всех, — твёрдо сказала свекровь. — Мы ведь семья.
— О, опять это слово, — рассмеялась Людмила. — Знаете, я сегодня поняла, что у вас «семья» звучит как приговор.
— Перестань играть словами, — раздражённо бросила Катя. — Мы тут серьёзно говорим.
— Серьёзно? — Людмила резко подошла к столу, схватила папку и с силой бросила её об стену. Листы разлетелись по комнате, словно белые птицы. — Вот это и есть ваш «серьёзный разговор»? В моей квартире, за моей спиной?!
— Ты с ума сошла?! — вскрикнул Леонид.
— Нет, это вы сошли с ума, когда решили, что я всё это стерплю, — ответила она.
Валентина Петровна вскочила и пошла к ней.
— Ты неблагодарная! Мы тебя приняли, а ты…
Людмила резко оттолкнула её за плечо.
— Приняли? Да вы с первого дня мечтали, как меня вышвырнуть!
— Люда, хватит! — закричал Леонид, подскочив.
— Нет, Лёня, теперь я не замолчу, — её голос дрожал, но каждое слово звучало как удар. — Ты хотел, чтобы я выбрала между тобой и твоей семьёй? Так слушай: я выбираю себя.
Тишина повисла на секунду, но напряжение можно было резать ножом.
Она подошла к шкафу, достала заранее собранную сумку и бросила на кровать.
— Я ухожу, — сказала она спокойно. — И забираю своё. И деньги, и документы.
— Ты не имеешь права! — выкрикнула свекровь.
— Имею, — Людмила подняла голову гордо. — Я консультировалась с юристом. Без моей подписи вы никто.
Леонид попытался её остановить, но она посмотрела прямо в его глаза:
— Ты предал меня. Не потому, что выбрал их. А потому, что молчал. Молчание — это тоже предательство.
Он опустил голову. И вдруг Катя нервно захихикала:
— Ну, вот и доигрались. Семейная драма с хэппи-эндом для Люды.
— Нет, Кать, — спокойно ответила Людмила. — Для меня это не конец. Это начало.
Она взяла сумку, ещё раз оглядела комнату. На лицах — шок, злость, беспомощность. На её лице — решимость.
— Прощайте, — сказала она. — Ваша семья останется у вас. Моя жизнь — останется у меня.
Дверь хлопнула так громко, что, казалось, содрогнулся весь дом.
И впервые за много лет Людмила почувствовала себя свободной.
