Василиса стояла посреди комнаты, сжимая в руках телефон. Экран светился коротким сообщением от матери:
“Мы с отцом подумали, что пришло время тебе съехать. Квартира понадобится Оксане.”
Словно в груди что-то обрушилось.
— Съехать? — её голос дрогнул, как треснувшая струна. — Но мы же договаривались…
Три года. Целых три года она обживала эту квартиру, вкладывала в неё душу. Нелепая кружка с котятами на полке, любимый плед на диване — всё здесь стало её маленьким миром.
Тогда, после университета, когда она только начала работать, отец предложил этот вариант.
— Снимать — деньги на ветер, — сказал он тогда. — Лучше откладывай на своё жильё.
И она поверила. Поверила, что её воспринимают как взрослую. Как равную.
Теперь же в глазах стояло второе сообщение:
“Оксана возвращается в город. Ей нужно где-то жить с семьёй.”
Оксана. Старшая сестра. Непотопляемая. Финансовый аналитик, который вдруг умудрился потерять всё в какой-то рискованной сделке. Теперь, разумеется, у семьи первоочередная задача — подставить ей плечо.
— Ну конечно… — Василиса опустилась на диван, словно силы оставили её разом.
Три года накоплений — почти половина нужной суммы. Ещё бы два года, и она смогла бы взять ипотеку. А теперь? Теперь её просто выгоняют.
Телефон снова вибрировал:
“В воскресенье семейный обед. Обсудим всё.”
Обсудим. Словно у неё есть право голоса.
Василиса откинулась на спинку дивана, уставившись в потолок. Воспоминания накатывали одно за другим. Детство. Вечно один и тот же сценарий: если у Оксаны проблемы — Василиса должна уступить. Василисе не хватило денег на курсы английского, потому что у Оксаны новые туфли. Василиса делала уроки на кухне, потому что письменный стол был “по праву старшей”.
И эти слова, произнесённые когда-то медовым тоном:
— Ты же понимаешь, сестрёнка, мне нужнее…
В воскресенье Василиса стояла на подъездной дорожке родительского дома. Глубокий вдох, медленный выдох. Машина отца на месте. Они, конечно, ни в чём не сомневаются.
Мать встретила её, как всегда, слишком радушно:
— Василисонька, как я рада!
— Да? А сообщения говорили обратное.
Мать сжала губы, но промолчала, жестом пригласив пройти.
В гостиной отец сидел с планшетом, как всегда. Даже не посмотрел, пока не заговорил:
— Значит так, Оксана возвращается. Ей тяжело…
— Ей всегда тяжело, — обрезала Василиса, чувствуя, как злость закипает внутри.
— Не перебивай! — резко одёрнула мать.
— Василиса, — голос отца оставался ровным. — У неё семья. Дети. Они не могут оставаться на улице.
— А я могу? — Василиса не выдержала. — Мне двадцать шесть, и я честно копила деньги на своё жильё!
— Ты моложе. У тебя всё впереди, — вмешалась мать, обнимая её за плечи.
Она сбросила руку и шагнула назад.
— Впереди? Знаете что, для меня это не впереди, это сейчас!
Слова срывались с губ, как капли дождя перед бурей. Василиса знала: никто её не услышит.
А сколько всего ещё хотелось сделать. Сколько было задумок, планов, и всё — теперь рушится.
— Мы всё понимаем, — отец поднялся, словно тяжесть его слов давила и на него самого. — Но ситуация изменилась. У тебя есть месяц, чтобы найти новое жильё.
— Месяц?! — руки Василисы начали дрожать, голос зазвенел, как натянутая струна. — Вы это серьёзно?
— Оксана приезжает через месяц.
Месяц. Четыре недели, чтобы перевернуть всю свою жизнь.
— А мне нужно время, чтобы накопить на своё жильё! — голос сорвался на крик. — Вы же сами предложили мне этот вариант! Вы сказали: «Живи, копи, всё будет хорошо»!
— Василисонька, — мать попыталась снова взять её за руку, — мы поможем с поиском квартиры…
— Не надо! — она отдёрнула руку, словно её обожгли. — Я сама. Как всегда.
Она вылетела из дома, захлопнув дверь так, что дрогнули стёкла. В машине, уткнувшись лбом в руль, пыталась успокоиться, но слёзы текли по щекам.
Почему всегда так? Почему для Оксаны всегда находятся оправдания, а для неё — только требования?
Следующие две недели были похожи на бесконечную гонку. Квартиры либо оказывались слишком дорогими, либо выглядели так, словно в них нельзя было жить даже временно. А подходящие варианты исчезали ещё до того, как она успевала до них доехать.
— Извините, уже сдали, — слышала она в трубке раз за разом.
— А эта квартира ещё свободна? — спрашивала у риэлторов.
— Нет, только что внесли залог.
На работе всё валилось из рук. Код, который обычно писался без усилий, казался набором непонятных символов. Ошибки сыпались одна за другой, начальник начинал раздражаться.
— Василиса, у тебя точно всё в порядке? — спросила коллега Светлана, заглянув ей через плечо.
— Всё нормально, — отмахнулась Василиса.
«Всё нормально» — фраза, ставшая привычной мантрой.
В пятницу вечером она сидела в своей почти бывшей квартире, уставившись в экран ноутбука. Объявления с недвижимостью сменяли друг друга, но ничего подходящего. Телефон завибрировал.
Сообщение от Оксаны:
«Привет, сестрёнка! Слышала, как вы решили с родителями. Надеюсь, ты не слишком расстроилась? У меня ведь семья, дети… Всё правильно. Ты же понимаешь.»
Василиса смотрела на экран, ощущая, как её переполняет злость. Не сказав ни слова, она нажала кнопку «Заблокировать контакт».
В понедельник она взяла отгул и отправилась в банк. После двух часов разговоров стало очевидно: даже если снимать самую дешёвую квартиру, накопить на первоначальный взнос получится не раньше, чем через два года.
— С учётом арендной платы и текущего дохода, сумма будет накапливаться дольше, чем предполагалось, — вежливо объяснил менеджер, показывая расчёты.
Два года. Ещё два года ждать.
Вечером позвонила мать.
— Василисонька, как успехи? Нашла квартиру?
— Никак.
— Может, поживёшь у нас? В твоей комнате?
— Мам, мне двадцать шесть. Я не вернусь в детскую.
— Но это же временно…
— Всё временно, — горько усмехнулась Василиса. — Пока Оксана снова чего-нибудь не придумает.
— Ты несправедлива к сестре!
— А вы — ко мне.
В трубке повисло молчание.
— Мам, я всё понимаю, — сказала Василиса после паузы. — Оксана всегда была вашей любимицей. Что бы она ни натворила, вы её защитите. А я… я просто та, кто должна подвинуться. Как всегда.
— Василиса…
— Не надо, — её голос звучал ровно, почти бесцветно. Она покачала головой, хотя мать не могла этого видеть. — Я справлюсь. Сама.
Она опустила телефон на стол, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Тишина наполнила комнату, в которой уже витало ощущение перемен.
Василиса включила ноутбук. Корпоративный портал. Вакансии. Список. Пальцы замерли над клавишами.
Филиал компании в Новосибирске ищет разработчиков.
Зарплата выше. Полный релокационный пакет. Новый город, новый старт.
«Почему бы и нет?» — мысль пришла внезапно, обожгла.
Василиса глубоко вдохнула и, не давая себе времени передумать, нажала «Откликнуться».
Уже на следующий день раздался первый звонок. Потом ещё один. Онлайн-собеседование, технический тест, финальное интервью. Всё сливалось в одно стремительное движение, которое захватывало её, оставляя позади сомнения.
— Ваше портфолио впечатляет, — улыбнулся технический директор на экране. — Когда сможете приступить?
— Через месяц, — голос дрогнул, но уверенность звучала в каждом слове.
— Отлично. Добро пожаловать в команду.
Неделя пролетела, как в тумане. И вот она сидела в кабинете начальника, заявление об увольнении лежало между ними на столе.
— Уезжаешь? — он прищурился, оценивающе глядя на неё.
— Да, — Василиса выпрямилась. — Новая работа. Новый город.
— Давно заметил, что ты будто не на своём месте, — сказал он, задумчиво перекатывая в руках ручку. — Рад, что ты нашла то, что тебе нужно. Новосибирск — хорошее место, команда сильная. Ты будешь там на своём месте.
Слова тёплой поддержки были неожиданными. Василиса почувствовала, как ком подступает к горлу.
— Спасибо, — прошептала она.
Вечером коробки из шкафа снова стояли перед ней. Те самые, которые три года назад помогали заполнять родители. Тогда всё казалось новым и светлым.
Теперь же каждый предмет, каждая книга, каждая мелочь напоминала о том, что ей предстоит оставить. Подушка-антистресс, подарок коллег — такая нелепая, яркая. Книги по программированию. Столько всего…
В дверь позвонили. На пороге стоял отец.
— Можно?
Она молча отступила в сторону, позволяя ему войти.
Отец осмотрелся: коробки в углу, на диване — стопка одежды.
— Мать сказала, ты уезжаешь, — произнёс он.
— Да, — коротко ответила она.
— В другой город?
— В Новосибирск.
Он сел на диван, подвинув вещи, и долго молчал.
— Я горжусь тобой, — сказал он наконец.
Василиса застыла.
— Правда?
— Всегда гордился. Тем, как ты справляешься.
— Но вы всегда выбирали Оксану, — голос был горьким, будто говорил не она, а рана, оставленная в сердце.
Отец поднял взгляд, тяжёлый, усталый.
— Прости нас. Мы не всё делали правильно.
Тишина повисла в комнате. Василиса чувствовала, как что-то внутри неё медленно, неуверенно, но начинало заживать.
— Ничего, — выдохнула она. — Я справлюсь.
Он коснулся её плеча, чуть сжал его.
— Ты сильная, — сказал он тихо.
— У меня просто не было выбора, — она усмехнулась, но впервые за долгое время улыбка не показалась горькой.
– Ты знаешь, – после долгой паузы отец произнёс это, будто осторожно выбирая каждое слово. – Я всегда гордился тобой. Тем, как ты училась, как работала. Тем, что ты всегда точно знала, чего хочешь.
Василиса удивлённо подняла брови, но в её взгляде была не радость, а горькая ирония.
– Правда? – её голос был сухим. – А по вашим поступкам этого не скажешь.
Отец нахмурился, словно не сразу нашёл, что ответить.
– Мы хотели как лучше…
– Для Оксаны, – она не дала ему договорить, а взгляд её стал колючим, как морозный ветер.
– Для всех, – вздохнул он, опуская глаза. – У неё ведь дети…
– Пап, – Василиса мягко тронула его за руку, словно уговаривая не защищаться. – Я понимаю. Правда. Вы хотели помочь ей. Это естественно. Но я ведь тоже ваша дочь. Хоть раз… хоть один раз я так ждала, что вы поддержите меня. Только меня.
В комнате повисла тишина, гулкая, звенящая. Василиса слышала, как отчётливо стучит её сердце, и этот звук, казалось, становился громче с каждым мгновением.
Она всегда ждала этого разговора. Сколько раз в детстве, лёжа в постели, она воображала, как они наконец поймут её, увидят её, признают её.
– Прости нас, – наконец заговорил отец. Его голос дрогнул, и он с трудом выдавливал из себя слова. – Мы… Мы действительно часто ставили её интересы выше твоих. Это было неправильно.
– Да, это было неправильно, – Василиса почувствовала, как её глаза наполняются слезами. Но, к своему удивлению, она не ощутила горечи, только странную лёгкость, будто этот груз больше не принадлежал ей. – И, знаешь… может, это и к лучшему. Я давно хотела перемен. Просто боялась.
Отец неловко притянул её к себе, его руки были тяжёлыми, но такими тёплыми.
– Ты справишься, – произнёс он с тихой уверенностью. – Ты сильная.
Она улыбнулась, сквозь слёзы, сквозь тугую боль, которая всё ещё билась где-то внутри.
– Знаю, – ответила она. – У меня ведь не было выбора.
Через месяц она стояла в аэропорту. Два чемодана, рюкзак, билет в один конец.
– Обещай звонить, – мать вытирала уголки глаз, стараясь незаметно.
– Обещаю, – Василиса наклонилась, чтобы обнять её.
– И приезжать.
– Конечно, – она улыбнулась, как только могла.
Отец подошёл молча. Он крепко обнял её, и она почувствовала, как его рука скользнула в карман её куртки.
– Пап, не надо…
– Потом откроешь, – коротко сказал он, качнув головой.
Когда самолёт поднялся в небо, Василиса вытащила конверт. Аккуратно разорвала край, дрожащими пальцами достала содержимое.
Это была распечатка банковской выписки. Сумма, которой ей так не хватало, чтобы завершить ремонт.
Внизу, чуть наклонно, ручкой было приписано: «Это только начало. Мы всё исправим».
Василиса откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Может быть, действительно исправят.
А пока впереди был новый город, новая работа, новая жизнь. Её жизнь.
