Лунный свет падал сквозь чердачное окно, рисуя на деревянном полу причудливые узоры. Душный воздух давил, мешал заснуть. Я повернулся набок, пытаясь устроиться удобнее на старом матрасе.
Снизу донеслись тихие звуки — женский шёпот. Инна. Моя жена разговаривала по телефону в два часа ночи. Я замер, вслушиваясь в её слова, которые отчётливо разносились в ночной тишине дачи. Услышанное перевернуло всю мою жизнь.
Вечером я, как обычно, поднялся наверх — спать под крышей. Жарко было, душно. Ночью проснулся от голоса. Мы с Инной давно уже спали раздельно — она говорила, что я слишком громко храплю и она не высыпается. Кроме того, у нас разный режим. Я ложился рано, а она часто работала допоздна с документами. В городской квартире у меня была отдельная комната, а на даче я облюбовал чердак.
Она говорила внизу в комнате: «У нас всё по-другому. С Ромой мы давно стали просто знакомыми. Он хороший отец, но как муж… Мы уже несколько лет живём по привычке.» Я сидел на деревянном полу, слышал скрип ступеней жену внизу. И впервые почувствовал, как по-настоящему холодно даже в такую жару.
***
Инна всегда казалась мне открытой книгой. Двенадцать лет брака, двое детей — Катя, десяти лет, и Гриша, шести лет. Все эти годы я был уверен, что знаю о ней всё.
Мы встретились в кадровом агентстве: она работала консультантом по подбору персонала, а я пришёл на собеседование как специалист по промышленной безопасности. Сейчас она руководит отделом найма в крупной фармацевтической компании, а я — начальник службы безопасности в промышленном холдинге.
Квартиру в центре купили в ипотеку, которую вот-вот закроем. Дачу я обустроил сам на участке, купленном после повышения Инны.
Странно, как быстро меняется жизнь. Один телефонный разговор — и всё иначе.
— Я не могу больше так, Виталик. Это нечестно по отношению к нему, — её голос дрожал. — Но и остановиться не могу…
Я не узнавал этих интонаций — нежных, мягких, особенных. Со мной она давно так не разговаривала.
— А дети? — тишина. — Знаю, но… Ты же понимаешь, что это касается не только нас с тобой.
Каждое её слово отзывалось болью. Хотелось спуститься вниз, забрать телефон и потребовать объяснений. Но я остался на месте. Хотел услышать всё.
— Слушай, давай встретимся завтра. Он уедет с детьми купаться на речку, а я скажу, что неважно себя чувствую… Да, часов в двенадцать. Я уже всё решила.
Я прикрыл рот ладонью, сдерживая вздох. Инна, моя Инна, планировала встречу с другим, пока я буду с детьми. В голове крутился один вопрос: «Как давно это происходит?»
***
На следующее утро проснулся от аромата кофе. Спустившись в кухню, увидел Инну — свежую, с влажными после душа волосами, в летнем сарафане.
— Доброе утро, — улыбнулась она. — Как спалось на чердаке?
Её глаза — ясные, спокойные — смотрели прямо на меня. Никакого волнения или стыда.
— Нормально, — я отвернулся, не выдержав этого взгляда. — Дети ещё спят?
— Да, устали вчера. Я подумала, может, свозишь их сегодня на речку? День будет тёплым.
Так просто. Она даже не смутилась, произнося заготовленное предложение.
— А ты? — спросил я, наливая кофе. Руки слегка дрожали.
— Я, наверное, останусь. Голова немного болит.
Я кивнул, ощущая внутреннюю боль.
— Конечно. Отдохни.
Вода в речке была тёплой. Дети плескались у берега, а я сидел, погружённый в мысли. Телефон казался необычно тяжёлым в кармане. Я открыл сообщения Инны, перечитал последние — обычные, бытовые. «Купи молока», «Не забудь забрать одежду из химчистки», «Кате нужно купить новую форму для школы».
Ничего необычного. Ни намёка на другую жизнь.
Я зашёл в её профиль в соц.сетях — тоже ничего странного. Фотографии детей, статьи о работе с персоналом, отзывы о книгах. Кто этот Виталик? Коллега? Откуда он появился в нашей жизни?
— Папа, смотри, что я нашёл! — Гриша подбежал ко мне с плоским камнем. — Давай научу запускать «блинчики»!
Я улыбнулся сыну, отложив телефон. Сейчас главное — дети. С Инной разберусь позже.
Домой вернулись около шести. Машина Инны стояла у дома, но внутри было тихо.
— Мам! — закричали дети, забегая в дом. — Мы поймали лягушку!
Инна вышла из спальни. Волосы уложены, на губах свежий блеск, лёгкий макияж. Для человека с головной болью она выглядела слишком… красиво.
— Привет, мои хорошие! — она обняла детей. — Как речка?
— Супер! Папа показал нам, как нырять!
Я смотрел на неё и не узнавал. Кто эта женщина? Двенадцать лет вместе, а сейчас она казалась чужой.
Вечер прошёл в напряжении. Я избегал смотреть на Инну, она делала вид, что всё обычно. Дети, почувствовав неладное, притихли и рано легли спать.
***
Мы остались вдвоём на веранде. Тёплый вечер, звёзды. Раньше такие моменты были наполнены близостью. Теперь между нами лежало расстояние.
— Что-то случилось? — спросила она, заметив мой взгляд. — Ты весь день какой-то задумчивый.
— Кто такой Виталик?
Вопрос прозвучал внезапно, резко. Инна замерла, побледнела, но быстро взяла себя в руки.
— Виталик? — она нахмурилась, изображая непонимание. — Какой Виталик?
— Тот, с которым ты разговаривала ночью. Тот, с которым встречалась сегодня, пока я был с детьми на речке.
Она молчала, глядя мимо меня. Потом глубоко вздохнула и посмотрела в глаза.
— Давно ты знаешь?
— Со вчерашней ночи. Ответь мне — как давно это происходит?
— С конца декабря, — произнесла она едва слышно. — Сразу после новогоднего корпоратива.
«С конца декабря до июля. Больше семи месяцев за моей спиной», — мысль резанула, как ножом. Я смотрел на календарь на стене — с зимними пейзажами, который мы забыли сменить, приехав на дачу. Каждый месяц на нём теперь казался свидетелем её лжи.
— Кто он?
— Руководитель соседнего отдела. Мы много работаем вместе…
— И решили поработать вместе в более неформальной обстановке?
Она вздрогнула от моего тона.
— Нет! — выпалила она. — Я никогда не приводила его в наш дом, ни здесь, ни в городе. Это было бы слишком… Я не могла перешагнуть через это.
— Но через супружескую верность перешагнула легко, да? — горечь наполняла меня. — Обманывать меня каждый день, смотреть в глаза, планировать встречи…
— Это сложно объяснить, — её голос дрожал. — Мы с тобой… мы стали как…
— Как кто, Инна? Как муж и жена? Как родители двоих детей?
Она заплакала. Раньше её слёзы вызывали сочувствие. Сейчас я чувствовал только холод.
— Я запуталась, — прошептала она. — С тобой всё стало таким… предсказуемым. Одно и то же каждый день. А с ним…
— С ним интереснее? Всё новое и захватывающее?
Она не ответила, но её взгляд сказал всё.
— Я думала, это пройдёт. Что это просто… увлечение. Но чем дальше, тем сложнее было остановиться.
Я встал и прошёлся по веранде, не глядя на неё.
— Что ж, — мой голос звучал спокойно и твёрдо. — Я принял решение.
— Рома, — она умоляюще посмотрела на меня. — Давай не будем сейчас ничего решать. Поговорим завтра, когда успокоимся.
— Нет. Я всё решил. Завтра я уезжаю в город и подаю на развод.
— Что? — она вскочила. — Но я же… Мы можем попробовать всё исправить! Я закончу эти отношения, мы начнём заново! Многие семьи проходят через такое…
— Я не «многие», — отрезал я. — Я мужчина, который не потерпит предательства. И не позволю себя обманывать.
Она разрыдалась, протягивая ко мне руки.
— Прошу, не надо так… Мы столько лет вместе, у нас дети… Я сделала ошибку, я признаю…
— Ошибка? — я посмотрел на неё с холодной усмешкой. — Ошибка — это когда забываешь купить хлеб или опаздываешь на встречу. А полгода лгать мужу, встречаться с другим — это осознанный выбор. И я тоже делаю свой выбор.
— А дети? — в отчаянии воскликнула она. — Что с ними будет?
— С детьми всё будет хорошо. Я буду видеться с ними по выходным. Буду помогать финансово. Но жить с тобой больше не буду.
— Ты не можешь просто так всё перечеркнуть! — её голос дрожал. — Двенадцать лет вместе! Неужели они ничего не значат?
— Значат, — кивнул я. — Именно поэтому я так разочарован. Именно поэтому не могу простить.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Нет, — я покачал головой. — Любящие люди так не поступают. Я соберу вещи и уеду утром. А сейчас пойду спать на чердак. В последний раз.
— Рома… — она протянула руку, пытаясь дотронуться до меня.
Я отступил.
— Не надо. Всё кончено, Инна.
***
Я повернулся и пошёл к лестнице, ведущей на чердак. За спиной слышал её тихие рыдания, но не обернулся. Некоторые поступки нельзя простить. Некоторые решения нужно принимать быстро и твёрдо.
Утром я тихо собрал вещи, пока дети ещё спали. Оставил на столе записку с адресом гостиницы, где временно остановлюсь, и номером юриста, который будет заниматься разводом. Квартиру начну искать на следующей неделе — сначала нужно привести мысли в порядок.
Инна сидела на кухне, молча наблюдая за моими сборами. Её глаза были красными от слёз, но я не чувствовал жалости. Только решимость идти дальше.
— Я позвоню детям вечером, — сказал я, застёгивая сумку. — Объясню всё в выходные, когда заберу их на прогулку.
Она кивнула, не поднимая глаз.
— Ты правда не можешь дать нам ещё один шанс?
— Нет, — твёрдо ответил я. — Доверие — как стекло. Разбитое не склеишь. И я не хочу провести остаток жизни, гадая, с кем ты на самом деле и что скрываешь.
— Я бы никогда больше…
— Не надо, — я поднял руку, останавливая её. — Слова ничего не значат. Значат только поступки. А твои поступки всё сказали за тебя.
Я взял сумку и направился к двери.
— Прощай, Инна.
***
Прошло полгода. Я купил новую квартиру недалеко от детского сада Гриши и школы Кати. Развод прошёл быстро и без лишних споров. Инна не сопротивлялась — возможно, чувствовала вину, а может, просто поняла бесполезность попыток что-то изменить.
Мы разделили имущество поровну. Я оставил ей квартиру, взял машину и половину сбережений. Дачу продали, деньги поделили. Дети проводят со мной выходные. Сначала им было тяжело принять новую реальность, но постепенно они привыкли.
С Инной общаемся только по вопросам, касающимся детей. Никаких лишних разговоров, никакого флирта, никаких попыток восстановить отношения. Я был тверд с самого начала и остаюсь таким.
О Виталике я не спрашиваю и не хочу знать. Это больше не моя забота. Недавно от детей узнал, что Инна уволилась и перешла в другую компанию. Видимо, отношения на работе всё-таки закончились не так гладко, как она надеялась.
Я же, напротив, получил повышение и сейчас руковожу целым отделом. Появилось время на спорт и хобби, которые забросил в последние годы брака. Завёл новые знакомства, в том числе женские. Но серьёзных отношений пока не хочу — рано.
Иногда, укладывая детей спать в их комнате в моей новой квартире, я думаю о том, как всё изменилось. Нет, я не жалею о своём решении. Есть вещи, через которые нельзя переступить, есть линии, которые нельзя пересекать. Предательство — одна из них.
Недавно Катя спросила, почему мы расстались с мамой.
— Потому что взрослые иногда перестают понимать друг друга, — ответил я. — Но мы оба любим вас больше всего на свете.
— А вы снова будете вместе? — с надеждой спросил Гриша.
— Нет, малыш, — я погладил его по голове. — Некоторые вещи не возвращаются. Но так даже лучше для всех.
И знаете, в этом есть своя правда. Я больше не просыпаюсь ночью от тревожных мыслей. Не пытаюсь делать вид, что всё хорошо, когда внутри всё разваливается. Не живу фальшивой жизнью.
Я свободен от лжи. Свободен от сомнений. Свободен от необходимости притворяться.
И я больше никогда не буду спать на чердаке, прислушиваясь к шёпоту своей жены в телефонной трубке.
Я буду спать в своей постели. Спокойно и с достоинством.
