Я пришла в МФЦ поменять паспорт: фото как у человека, который не выспался десять лет, талончик шуршит в пальцах, номер В-124. В коридоре — как обычно: табуретки, объявления с мелким шрифтом, голос робота: «Окно номер пять». И — переноска. Пластиковая, с синей крышкой, на табуретке у стены. Внутри — янтарные глаза, полосатые брови и такой демонстративный вздох, будто это не мы в очереди, а он.
— Чей кот? — спросила девушка с пухлыми щеками и документами в файлике.
— Не мой, — отрывается от телефона парень в худи. — Мне просто тут сидеть.
— А почему он один? — тревожно тянет «о» пожилая женщина с сеткой-авоськой.
— Может, кот сам по делам, — вмешивается охранник, не поднимая глаз. — У каждого своё окно.
Кот моргает медленно, как будто согласен. Переноска подрагивает от его дыхания. Я краем глаза отмечаю: нос влажный, в целом спокоен, лапы поджаты, зрачки нормальные — не испуг. Не новичок в дороге.
— Простите, — говорю, наклоняясь. — Можно я посмотрю на бирку?
— Смотрите, а то он на вас оформит доверенность, — бурчит кто-то из дальнего ряда.
На ручке — завязанный на узел шнурок, к крышке пластырем прилеплен клочок: «Соня. Не мёрзнуть. Тел. …» Последние цифры стёрлись. Соня моргает снова.
— Значит, Соня, — говорю я ей.
— Это кошка? — оживляется женщина с авоськой. — А я думала, кот.
— А какая разница? — фыркает парень в худи. — Кошки тоже ждут.
Очередь медленно дышит, как аккордеон. На табло сменяются буквы. Слева мальчик в яркой шапке тянет маму за рукав:
— Мам, а почему кошек в МФЦ можно, а самокат — нет?
— Потому что кошки не разгоняются в коридорах, — отвечает мама. — И вообще… Кто оставил животное одно? Нехорошо.
— Может, его бросили, — шепчет девушка с файликом. — Вон как люди делают.
— Не начинайте, — вздыхает охранник, поднимая взгляд впервые. — Я видел, как его заносили. Мужчина с шапкой. Сказал: «Минутку подождите, позовут, я рядом». И куда-то ушёл. Минутка у каждого своя.
— А если он ушёл навсегда? — тихо спрашивает кто-то сзади.
Я сажусь рядом, на табуретку, показываю Соне пальцы — не трогаю, просто рядом.
— Не волнуйся, — говорю ей. — Тут все нервничают одинаково.
— Девушка, — женщина с авоськой наклоняется ко мне, — вы, вроде, понимаете в этом… Он не… ну… ему не плохо?
— Ему скучно, — улыбаюсь. — И, возможно, немного обидно за нас.
— А если его ищут? — не сдаётся девушка. — В чате дома вчера писали: «Пропал рыжий».
— «Пропал рыжий» — это как «пропала надежда»: подходит к половине города, — вздыхает парень в худи. — Сфотайте и закиньте в чат.
Я делаю фото, но номер на бумажке не читается. В этот момент робот объявляет: «В-123 — окно три». Женщина с авоськой вздыхает, поднимается. Парень в худи остаётся, ноутбол в телефоне. Кот — то есть кошка — тоже остаётся, по-прежнему принцесса на горошине.
— А что, если это проверка? — шепчет девушка. — Типа социальный эксперимент: «Оставь переноску — посмотри, что сделают люди».
— Тогда мы уже провалили, — говорит мама мальчика. — Потому что мы обсуждаем, а не действуем.
Соня поворачивает голову к двери. Кто-то входит, кто-то выходит. Пахнет бумагой, куртками и ксероксом. Рядом мужчина в пальто аккуратно поддвигает переноску ближе к стене, чтобы не мешала.
— Осторожно, — предупреждаю. — Лапки.
— Извините, — кивает он. — У меня аллергия, но смотреть приятно.
Робот: «В-124 — окно пять». Это я. Я встаю, оглядываюсь на Соню.
— Если мужчина вернётся — скажите, что я рядом, — прошу у парня в худи.
— Скажем, — отвечает он. — Я даже посмотрю на него строго.
В окне номер пять — женщина с фиолетовой помадой, движения быстрые, отдаёт листки в такт. Я подаю документы, отвечаю на вопросы, но краем уха слышу за спиной: «А почему животных нельзя фотографировать без согласия?» — «А у него где паспорт?» — «У него лапы». И думаю: как же нам всем хочется порядков и одновременно чудес.
— Фото новое приносили? — спрашивает женщина в окне.
— Да, — киваю.
— А старое давайте оставим на память, — неожиданно мягко говорит она и улыбается. — Жизнь проходит, а глаза — те же.
И в этот момент на весь коридор:
— Сонька! — старческий голос, почти крик, — Соня, ты где?
Я оборачиваюсь: у входа, тяжело дыша, стоит невысокий мужчина в шапке, без шарфа, с раскрытой курткой. В руке — листок с талоном, другой дрожит.
— Соня! — повторяет он. — Господи, думал, потерял.
— Она здесь, — из очереди, как хор, сразу несколько голосов. — Тут ваша.
— Ваша кошка, — уточняет охранник. — На табуретке дожидается.
Мужчина подбегает и прислоняется лбом к пластиковой решётке.
— Сонюша, — шепчет он. — Сидишь, ждёшь, да? Ай, умница. Простите! — поднимает глаза на нас. — Я попросил мужчину подержать. Его позвали, он кому-то передал, а меня увели в «Е-четыре», сказали, подписи, копии, я… — он сбивается, — я же быстро, а тут… сердце.
— Главное, что вернулись, — говорит мама мальчика, и голос у неё уже добрый.
— А мы уже думали, — признаётся девушка, — что вас нет.
— Да как же нет, — мужчина растерянно улыбается. — Да это же Соня… Из клиники мы, зубик лечили… Доктор велел не мёрзнуть. Я хотел домой — да вспомнил, что надо доверенность оформить на внучку. Она в школу идёт, а у нас… — он машет листком, — бумага не сходится с другой бумагой. Я быстро. Сонечка, прости меня, дурака.
— Можно? — спрашиваю. — Я ветеринар. Просто гляну, как она.
— Вы? — он смотрит так, будто я принесла с собой все ответы. — Конечно.
Я присаживаюсь, говорю Соне тихо, чтобы не пугалась, заглядываю сквозь решётку. Она спокойная, язык розовый, дыхание ровное.
— Всё нормально, — говорю. — Только дома плед и тёплая вода. И, если можно, не на сквозняке.
— Плед у нас есть, — кивает он серьёзно. — Большой. Ещё от жены остался. Она так Соню заворачивала, как младенца… — он замолкает. — Извините.
— Не извиняйтесь, — мягко отвечает женщина с авоськой, вернувшаяся от окна. — Мы тут все живые.
— А вы номер напишите крупнее, — вмешивается парень в худи. — А то мы звоним, а там… ничего.
— Да, да! — мужчина кивает, вытаскивает из кармана старую ручку. Ручка не пишет.
— Вот, — мама мальчика протягивает маркер. — Верните, когда заполните.
Он пишет медленно, выводит цифры так крупно, будто оставляет их на фасаде дома: «Позвонить, если что». Девушка с файликом фотографирует всё это дело.
— Я в чат дома кину, — говорит. — На всякий случай. Пусть знают, чья Соня.
— Спасибо вам, — мужчина берёт переноску, но она слегка люфтит. — Ой. Что-то она…
— Ручку надо затянуть, — подхожу ближе. — Давайте, я.
— А вы прям умеете, — удивляется он.
— Ну, если всю жизнь про кошек говоришь, иногда полезно уметь и гайку закрутить, — улыбаюсь.
Мы вместе поправляем крышку, шнурок, проверяем защёлки. Соня толкает носом решётку и утыкается мне в палец, как будто подпись ставит.
— Спасибо вам всем, — мужчина обводит глазами очередь. — Я думал, меня тут зачитают — «позор деду»…
— Ну, почти, — честно говорит парень в худи. — Но мы держались.
— Не держались, — поправляет женщина с авоськой. — Мы выбирали: ругаться или помочь. Вышло второе.
— Бывает, — соглашается охранник и неожиданно выдыхает: — Гражданин с Соней, присядьте вот сюда, у окна, где не дует. Номер не пропустите — позову.
— Спасибо, — повторяет мужчина. — Я быстро. Я теперь везде быстро. Время как-то иначе стало… — он не договаривает и присаживается у окна. Соня кладёт морду на лапы.
Я возвращаюсь к своему «пятому окну». Женщина с фиолетовой помадой кладёт на стойку мои документы.
— Всё готово, — она кивает в окно. — Фото прекрасное, глаза — те же.
— Спасибо, — отвечаю.
— И кошка у вас тоже прекрасная, — добавляет она. — Даже если не ваша.
— Это тоже кое-что говорит обо мне, — смеюсь.
Робот: «В-125 — окно четыре». Очередь вздыхает и двигается. Девушка с файликом мимоходом шепчет мне:
— Вы когда сказали «я ветеринар», у меня всё внутри успокоилось. Но хорошо, что вы не полезли всех учить.
— Иногда достаточно быть рядом, — пожимаю плечами. — И цифры написать крупно.
Мальчик в яркой шапке тянет маму:
— Мам, а мы можем завести Соню?
— Нет, — мама улыбается. — Соня уже завела дедушку.
У входа суета спадает. Мужчина с Соней сидит у тёплой батареи, гладит переноску через решётку, шепчет что-то вроде «подождём и поедем». Охранник смотрит в табло, как в ясное небо. Женщина с авоськой расправляет платок. Парень в худи, кажется, перестаёт быть просто парнем в худи — подаёт кому-то талончик, который тот уронил.
И я думаю: сколько нас таких — с удовольствием судящих по первым трём минутам и с готовностью менять приговор на помощь, стоит только увидеть чьи-то дрожащие пальцы и кошачий взгляд за решёткой. Не надо спасать весь мир. Иногда достаточно дождаться своего окна, затянуть одну непослушную гайку и написать цифры крупно. Остальное — додышит само.
