«Ты должен расцвести», — говорила она. А я хотел просто посидеть с книгой, не отвечая ни на что. И понял: та, кого я оставил, цветёт сама.
Если бы кто-то спросил Петра Антоновича, когда точно он совершил самую большую ошибку своей жизни, он бы назвал конкретную дату. Зимний вечер, когда он сказал Надежде Федоровне, своей супруге, с который прожил в браке тридцати пяти лет, что больше не может продолжать их отношения.
Какая насмешка судьбы. Я начал обманывать себя именно с того момента.
Прошёл год. Целый год с тех пор, как он сменил просторную квартиру на однокомнатное жильё на окраине Москвы, где они теснились втроём — он, Дашенька и маленький Виталик.
Даша ежедневно выражала недовольство их жилищными условиями. Она говорила, что с её педагогическим образованием ей приходится тратить два часа на дорогу до детского развивающего центра, где она ведёт занятия по изобразительному искусству. Постоянно напоминала, что Виталику необходим хороший детский сад поблизости, а не тот, в который его зачислили.
— Петь, ты обещал нам достойную жизнь, — её голос звучал напряжённо. — Я не для того покинула Тверь, чтобы жить в таких условиях. Мы должны купить нормальное жильё, а не платить огромные деньги за аренду этой тесной квартиры. Твои сбережения куда-то быстро исчезают, а нам нужно думать о будущем.
Петр Антонович глубоко вздохнул. Сбережения. Он отдал почти все средства за первоначальный взнос и оформил ипотеку на квартиру в строящемся доме, но до заселения оставалось ещё больше года.
***
Надежда Федоровна поставила чайник и задумчиво посмотрела в окно. Весна медленно набирала силу, но настроение оставалось пасмурным.
Телефон завибрировал — звонил Артём, их с Петром сын. В свои тридцать два он стал точной копией отца: такой же основательный, такой же надёжный. Каким Пётр был когда-то.
— Мам, как у тебя дела?
Надежда улыбнулась. За этот год она часто слышала этот вопрос. И всегда отвечала одинаково.
— Всё отлично, сынок. Работаю, живу. Как Варя? Как моя Женечка?
— Замечательно. Женька в садике настоящая звезда — воспитательница советует отдать её на музыкальные занятия, говорит, что у неё необыкновенный голос. А у Вари… — он замолчал на секунду. — Мам, она хотела сама тебе сообщить, но я не могу молчать. Мы ждём второго малыша!
Тёплое чувство разлилось в груди Надежды. Внуки — вот её настоящее сокровище. То, что осталось неизменным после ухода Петра.
— Это прекрасная новость, сынок. Приезжайте на выходных, я приготовлю тот яблочный пирог, который так нравится Жене.
— Мам, — Артём немного помедлил. — Тут такое дело… Отец звонил. Хочет встретиться. Говорит, что скучает по всем нам.
Надежда сильнее сжала телефон.
— И что ты ответил?
— Что семья у нас одна, и он всегда останется отцом и дедом. Но я не могу просить тебя…
— И не нужно, — уверенно ответила Надежда. — Он твой отец. Вы можете видеться когда захотите. Но в моём доме его больше не будет.
После разговора она долго стояла у окна. Квартира, в которой они прожили с Петром тридцать пять лет, осталась полностью за ней по соглашению сторон. Она не устраивала скандалов, когда он ушёл.
Они разделили совместно нажитое имущество: ей достались квартира и дачный участок, а ему — бизнес по ремонту бытовой техники и все сбережения, которые они откладывали годами. Такое решение было принято, учитывая, что Петру нужны были средства для содержания новой семьи, а Надежде важнее было сохранить жильё, где выросли их дети.
***
Дашенька укладывала Виталика спать, а Пётр сидел за кухонным столом, пытаясь сосредоточиться на цифрах в таблице. Его небольшая мастерская по ремонту бытовой техники приносила стабильный доход, но с появлением ребёнка денег стало заметно не хватать. А теперь ещё эта ежемесячная плата за аренду…
— Он уснул, — Даша вошла на кухню и обняла его за плечи. — О чём задумался?
— О финансах, — честно ответил Пётр. — Нужно найти дополнительный источник дохода.
Даша села напротив, положив руки на стол. В свои двадцать восемь она была яркой, привлекательной. Той, которая заставила его, шестидесятилетнего мужчину, почувствовать себя снова молодым и востребованным.
— Петя, — её голос стал мягким, как всегда, когда она чего-то хотела. — А что, если сменить застройщика? Может, найдём компанию, где квартиры уже готовы к заселению? Не хочу ждать ещё год, пока достроят наш дом.
Пётр отрицательно покачал головой.
— Даша, нам просто нужно немного потерпеть.
— Мы имеем право на полноценную жизнь! Виталик растёт, ему нужна своя комната. Я не могу постоянно жить в такой тесноте!
Пётр потёр виски. Подобные разговоры повторялись с удручающей частотой. Даша была права — им необходимо собственное жильё. Но откуда взять на него дополнительные средства?
— Я поговорю с Артёмом, — сказал он наконец. — Возможно, он сможет одолжить нам часть суммы для покупки готовой квартиры.
Даша просияла и обняла его.
— Я знала, что ты что-нибудь решишь! Ты же у меня самый сообразительный.
А он подумал, что раньше ему не приходилось ничего придумывать. Раньше он просто жил.
***
— Что? Серьёзно? — Даша смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Артём отказался помочь?
Пётр устало кивнул. Разговор с сыном закончился ожидаемо. Артём сказал, что сейчас не может выделить такую сумму — они с Варей сами недавно взяли ипотеку на большую квартиру из-за ожидаемого пополнения в семье.
— Это его право, Даш. Он сам недавно крупно вложился в жильё.
— Не может или не хочет? — голос Даши поднялся на тон выше. — А как же мы? Как же ТВОЙ СЫН?
Пётр вздрогнул. Когда Даша говорила о Виталике, она всегда подчёркивала его связь с Петром. Словно мальчик был не их общим ребёнком, а его персональной ответственностью.
— Я найду выход, — пообещал он. — Может, возьму дополнительные часы в мастерской, чтобы увеличить доход…
— Дополнительные часы? — Даша рассмеялась, но без веселья. — В твоём возрасте? Ты едва справляешься с нынешней нагрузкой.
Она схватила сумочку и направилась к двери.
— Куда ты? — растерянно спросил Пётр.
— К подруге. Мне нужно отвлечься. Виталик спит, побудь с ним.
Дверь закрылась, и Пётр остался один. Он сел рядом с кроваткой сына. Виталик спал, подложив ладошку под щёку — точно так же спал маленький Артём.
Что я наделал?
***
Надежда вышла из здания муниципалитета, где проработала бухгалтером последние двадцать лет, и поёжилась от свежего ветра. Весна выдалась прохладной.
— Надежда Федоровна!
Она обернулась и увидела Дашу, ту самую, из-за которой распалась её семья. Молодая женщина стояла, нервно перебирая ремешок сумки, и явно собиралась с духом для разговора.
— Здравствуйте, — сдержанно сказала Надежда. — Чем обязана?
— Можно с вами поговорить? — Даша кивнула в сторону небольшого кафе через дорогу. — Это важно.
Они сидели друг напротив друга, не притрагиваясь к заказанному чаю. Надежда разглядывала ту, которая увела её мужа. Красивая, привлекательная. Такой была когда-то и она сама. Только вот взгляд… Расчётливый, практичный.
— Я хотела поговорить о деньгах, — наконец сказала Даша. — Нам с Петром Антоновичем не хватает средств, чтобы ускорить решение жилищного вопроса. Нам с Виталиком тесно втроём в съёмном жилье, а наша квартира в новостройке будет готова только через год.
Надежда внимательно слушала, не перебивая.
— И чем я могу помочь? — спросила она спокойно.
— Мы подумали… — Даша замялась, собираясь с духом. — Может быть, вы могли бы одолжить нам некоторую сумму? Это временно, конечно. Мы обязательно вернём. Просто нам нужны средства на другую квартиру, чтобы уже сейчас переехать в готовую квартиру.
— Послушайте меня внимательно, — Надежда наклонилась вперёд. — Я не собираюсь давать деньги вам или Петру. Он получил свою долю имущества, включая все наши сбережения. Как он ими распорядился — это его дело.
— Но он ваш бывший муж! Вы прожили вместе столько лет…
— Именно. Бывший, — поправила Надежда. — Теперь он ваш. Со всеми сопутствующими обстоятельствами.
Она встала, оставив деньги за чай.
— И ещё. Не приходите больше. Никогда.
***
Вечером Даша вернулась домой притихшая, подавленная. Обычно после таких уходов она возвращалась возбуждённая, с блеском в глазах, и Пётр подозревал, что дело не только в общении с подругами. Но сейчас она выглядела совсем иначе.
— Что случилось? — спросил он, помогая ей снять пальто.
— Ничего, — она отвернулась, но он успел заметить покрасневшие глаза. — Всё нормально.
— Даш, — он развернул её к себе. — Я же вижу. Расскажи.
Она долго молчала, а потом разрыдалась.
— Я ходила к ней! К твоей Надежде! Думала, может, если поговорить лично…
Пётр замер.
— Ты что?
— А что мне оставалось делать? — она размазывала слёзы по лицу. — Ты же ничего не предпринимаешь! Сидишь без инициативы, а мы с Виталиком в этой маленькой квартире задыхаемся!
— И что она сказала? — тихо спросил Пётр.
— Что не даст нам ни копейки. Что тебе досталась твоя доля имущества, ты уже вложил сбережения в ипотеку, и чтобы мы решали свои проблемы сами.
Пётр опустился на стул, чувствуя, как внутри всё сжимается. Он представил, как Надя сидит напротив этой молодой женщины, которая разрушила их брак. Представил её спокойный, достойный вид.
Нет, она не стала бы повышать голос. Не стала бы угрожать или оскорблять. Она просто сказала «нет».
— Зачем ты это сделала? — только и смог спросить он. — Как ты могла пойти к ней без моего ведома?
— А что мне оставалось? — воскликнула Даша. — Ты ничего не решаешь! Я думала, она поможет нам, что поймёт ситуацию. У нас же маленький ребёнок, нам нужно где-то нормально жить!
— Надя тоже растила ребёнка, — тихо сказал Пётр. — И работала, и заботилась о доме. И никогда ни у кого ничего не просила.
Даша резко замолчала, а потом её лицо исказилось от обиды.
— Значит, вот как. Опять твоя Надежда лучше всех. Идеальная женщина! А я, значит, никто?
— Я этого не говорил, — устало ответил Пётр.
— Но подумал! — она почти кричала. — Я вижу, как ты смотришь на фотографии в телефоне! Как вздыхаешь каждый раз, когда Артём звонит! Ты жалеешь, да? Жалеешь, что ушёл от неё ко мне?
Пётр молчал. А что он мог сказать? Что да, жалеет. Каждый день, каждую минуту. Что тоскует по их спокойным вечерам, по совместным завтракам, по её мудрым советам и уверенности. По тому, как она умела любить — не требуя взамен постоянного восхищения.
— Не молчи! — Даша подошла вплотную. — Скажи что-нибудь!
— Я не жалею о Виталике, — наконец произнёс он. — Никогда не пожалею о сыне. Но всё остальное…
Он не договорил. Да и не нужно было. Даша всё поняла по его глазам.
— Знаешь что, — она отступила на шаг. — Если тебе так хорошо было с твоей Надеждой, так иди к ней! Проси прощения! Может, она тебя и примет обратно!
Она развернулась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью. Пётр остался сидеть на кухне, глядя в одну точку. Вернуться к Наде? Мысль, которая приходила ему в голову тысячу раз за этот год. Мысль, которую он гнал от себя, зная, что не имеет права даже думать об этом.
Но сейчас, когда Даша сама бросила ему это в лицо…
Он достал телефон и нашёл номер Нади. Номер, который не удалил, хотя она наверняка стёрла его сразу после развода. Палец завис над кнопкой вызова.
А что ты ей скажешь? «Прости, я ошибся»? «Я хочу вернуться»? После всего, что ты сделал?
Он отложил телефон и закрыл лицо руками.
***
Артём нервничал. Надежда видела это по тому, как он постоянно поглядывал на часы, как теребил рукав свитера. Она улыбнулась и положила руку ему на плечо.
— Всё в порядке, сынок. Я не буду устраивать неприятных сцен.
Они сидели в небольшом ресторанчике — том самом, где когда-то праздновали серебряную свадьбу. Артём организовал этот семейный обед, пригласив и отца тоже. «Он хочет видеть внучку, мам. И у меня скоро будет второй ребёнок. Я хочу, чтобы мы хотя бы могли спокойно общаться».
Надежда не смогла отказать сыну. В конце концов, Пётр действительно был дедом Жени. И будет дедом ещё одного малыша. Не лишать же детей дедушки из-за того, что он когда-то предал их бабушку.
— Они идут, — шепнул Артём, и Надежда подняла глаза.
Пётр выглядел постаревшим. В волосах прибавилось седины, под глазами залегли тени. Рядом с ним шла Варя, держа за руку Женю. Девочка, увидев бабушку, радостно вскрикнула и бросилась к ней.
— Бабуля!
Надежда обняла внучку, вдыхая запах её волос, чувствуя тепло маленького тельца. Вот оно, её счастье. То, что никто не смог отнять.
— Привет, Наденька, — тихо сказал Пётр, и от звука его голоса что-то дрогнуло внутри. Столько лет он называл её так — тепло, нежно. И вот теперь стоит здесь, чужой, словно случайный знакомый.
— Здравствуй, Пётр, — она кивнула, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Рада, что ты смог прийти.
Он посмотрел на неё долгим взглядом, словно хотел что-то сказать, но промолчал.
Обед прошёл на удивление спокойно. Они говорили о Жене, о будущем ребёнке, о работе Артёма в проектном бюро. Варя рассказывала о своих успехах в ландшафтном озеленении — она недавно выиграла тендер на оформление территории нового жилого комплекса. Надежда поделилась новостями о своей работе в муниципалитете.
Только о Даше и Виталике не говорил никто. Словно по негласному соглашению эта тема была под запретом.
Когда Варя увела Женю помыть руки, а Артём отошёл заказать ещё напитки, они с Петром остались вдвоём.
— Как ты? — спросил он, глядя куда-то мимо неё.
— Хорошо, — она пожала плечами. — А ты?
Он помолчал, вертя в руках салфетку.
— Наверное, тоже.
Наступила тишина — неловкая, гнетущая. Надежда смотрела на человека, с которым прожила тридцать пять лет, и не узнавала его. Словно перед ней был не родной, а какой-то дальний знакомый, которого она плохо помнила.
— Надя, — вдруг сказал он, и что-то в его голосе заставило её напрячься. — Я хотел спросить…
— Не надо, — она покачала головой. — Что бы ты ни хотел сказать, просто не надо.
— Но ты даже не знаешь, о чём я.
— Знаю, — она грустно улыбнулась. — Даша приходила ко мне. Рассказала о вашей… ситуации.
Пётр побледнел.
— Надя, я клянусь, я не просил её…
— Это уже не важно, — она подняла руку, останавливая его. — Мой ответ — нет. Всё уже решено, Петя. Ты сделал свой выбор год назад.
Она увидела, как что-то изменилось в его взгляде. Появилась решимость, которой не было раньше.
— А если… если я скажу, что хочу вернуться?
Надежда замерла. Вот оно. То, о чём она мечтала первые месяцы после его ухода. То, чего боялась потом.
— А как же Даша? — тихо спросила она. — Как же Виталик?
— Я не брошу сына, — быстро сказал он. — Никогда. Но мы с Дашей… это была ошибка, Надь. Огромная ошибка.
Она смотрела на него — такого знакомого и такого чужого одновременно. Человека, которого любила всю жизнь. Человека, который предал её так легко.
— Нет, Петя, — наконец сказала она. — Это невозможно.
— Но почему? — в его глазах мелькнуло отчаяние. — Неужели ты не можешь простить?
Она грустно улыбнулась.
— Дело не в прощении. Я давно простила тебя — иначе не смогла бы жить дальше. Дело в том, что я больше не верю тебе. Не верю, что через год, два, пять лет ты снова не встретишь кого-то, кто заставит тебя «расцвести». И снова не бросишь меня.
— Этого не будет, — он схватил её за руку. — Надя, клянусь тебе…
— Не клянись, — она мягко освободила руку. — Год назад ты тоже клялся в любви. Только не мне.
Она увидела, как возвращаются Варя с Женей, как Артём идёт к их столику с подносом напитков, и выпрямила спину.
— Давай просто будем хорошими родителями для Артёма и дедушкой и бабушкой для наших внуков. Большего не будет, Петя. Никогда.
***
Домой Пётр вернулся подавленный. Он не мог перестать думать о словах Нади. О том, как она смотрела на него — без ненависти, но и без любви. Спокойно, отстранённо. Как смотрят на чужого человека.
Даша ждала его, нервно расхаживая по комнате.
— Ну что, повидался со своей идеальной семьёй? — спросила она вместо приветствия.
Пётр устало опустился на диван.
— Даша, не начинай, пожалуйста. Я видел своего сына, невестку и внучку. И да, мне было хорошо с ними.
— А с нами тебе, значит, плохо? — она встала напротив, положив руки на стол. — Я и твой сын — мы для тебя ничего не значим?
— Даша, ты прекрасно знаешь, что это не так, — он покачал головой. — Виталик — мой сын, и я люблю его всем сердцем.
Она внимательно посмотрела на него.
— А меня? Меня ты любишь?
Пётр отвёл взгляд. Он не мог солгать ей в лицо. Не сейчас, когда внутри всё переворачивалось от осознания своей ошибки.
— Ты мать моего ребёнка, — наконец сказал он. — Я всегда буду заботиться о вас обоих.
Даша горько усмехнулась.
— Какой дипломатичный ответ. Значит, ты любишь Надежду. До сих пор.
Пётр молчал. А что он мог сказать? Его молчание было красноречивее любых слов.
— Ты просил её принять тебя обратно? — тихо спросила Даша, и по её тону он понял, что она уже знает ответ.
— Да, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Просил.
— И что она?
— Отказала. Сказала, что больше не верит мне.
Даша неожиданно рассмеялась — не зло, а как-то грустно.
— Умная женщина. Я бы на её месте поступила так же.
Она подошла к окну и долго смотрела на вечерний город. Потом обернулась, и Пётр с удивлением заметил, что в её глазах не было слёз. Только усталость и какая-то новая уверенность.
— Я давно хотела тебе сказать, Петя. Я беременна. Снова.
Пётр замер. Второй ребёнок? Сейчас, когда всё рушится?
— Ты… ты уверена?
— Абсолютно. Уже третий месяц. Я не говорила, потому что… — она запнулась. — Потому что боялась твоей реакции. Боялась, что ты окончательно решишь вернуться к ней.
Пётр медленно опустился на стул. Второй ребёнок. Ещё одна жизнь, за которую он в ответе.
— Даша, я…
— Не нужно ничего говорить, — она подняла руку. — Я не для того тебе рассказала. Просто хочу, чтобы ты знал: я не держу тебя. Если хочешь уйти — уходи.
— Уйти? — он посмотрел на неё с недоумением. — Куда? К кому? Надя не примет меня обратно.
— Не обязательно к ней, — Даша пожала плечами. — Просто… прочь от нас. Я справлюсь сама. Найду работу получше, перееду поближе к маме. Она поможет с детьми.
Пётр встал и подошёл к ней.
— Ты серьёзно думаешь, что я могу бросить тебя? Сейчас, когда ты ждёшь моего ребёнка?
— А разве ты не мечтаешь об этом каждый день? — она грустно улыбнулась. — Я же вижу, Петя. Вижу, как ты тоскуешь по ней. Как мучаешься здесь, с нами.
Он хотел возразить, но не смог. Она говорила правду. Горькую, жестокую, но правду.
— Я никуда не уйду, — твёрдо сказал он. — Я останусь с тобой и детьми. Буду заботиться о вас, обеспечивать. Это моя ответственность.
— Ответственность, — повторила Даша, словно пробуя слово на вкус. — Вот оно, правильное слово. Не любовь, не счастье. Ответственность.
Она отвернулась, и на этот раз Пётр увидел, как по её щеке скатилась слеза.
— Иди отдыхать, — тихо сказала она. — Завтра рано вставать.
Он лёг на диван в гостиной — там, где спал последние недели, с тех пор как их отношения совсем остыли. Лежал, глядя в потолок, и думал о том, как странно устроена жизнь. Он оставил женщину, которая любила его тридцать пять лет, ради молодой и привлекательной. А теперь навсегда потерял первую и не может найти счастья со второй.
«Ты должен расцвести», — вспомнил он слова Даши. Но вместо расцвета он ощущал только медленное угасание. Мучительное исчезновение всего, что когда-то было живым и настоящим.
***
Прошло полгода. Надежда Федоровна стояла у окна своей квартиры, разглядывая сквер напротив. Где-то там, среди деревьев, на скамейке сидел Пётр. Он приходил каждую субботу, в одно и то же время. Просто сидел, глядя на её окна. Не звонил, не поднимался. Просто был рядом — и в то же время очень далеко.
Телефон завибрировал. Артём.
— Мам, ты видела?
— Что, сынок?
— Он опять там. Сидит, смотрит на твои окна. Каждую субботу, как по часам.
Надежда вздохнула. Конечно, Артём знал. Весь дом, наверное, знал о мужчине, который приходит к скверу в любую погоду и просто сидит, глядя на одно и то же окно.
— Вижу, — тихо ответила она.
— Может, поговоришь с ним? — осторожно спросил Артём. — Объяснишь, что…
— Нет, — уверенно сказала Надежда. — Не буду. Всё уже сказано, Тёма. Всё решено.
— Но ты же знаешь, что у них с Дашей родилась девочка? — в голосе сына слышалось беспокойство. — Две недели назад. Назвали Алиной. Он мне фотографии показывал.
Надежда кивнула, хотя сын не мог её видеть.
— Знаю. И очень рада за них.
— Но они не… они не вместе, мам. Не как пара. Он живёт с ними в одной квартире, помогает с детьми, с деньгами. Но они чужие друг другу. Даша встречается с каким-то молодым человеком из Твери, он приезжает к ней по выходным. А отец просто… существует.
Надежда закрыла глаза. Она могла представить это «существование». Видела его отпечаток на осунувшемся лице Петра, в его усталом взгляде, в опущенных плечах.
— Это его выбор, сынок, — мягко сказала она. — Его решение. Его жизнь.
— Но ты же всё ещё любишь его! — вдруг сказал Артём. — Я же вижу, мам. Каждый раз, когда мы говорим о нём, ты…
— Тёма, — перебила она. — Любовь — это не только чувства. Это ещё и уважение. Доверие. А я больше не могу доверять твоему отцу. Не могу уважать человека, который так просто перечеркнул тридцать пять лет нашей жизни.
— Но ведь…
— Нет, сынок, — её голос звучал спокойно, хотя внутри всё сжималось. — Я не приму его обратно. Никогда. Это моё решение, и я прошу тебя уважать его.
После разговора с сыном она долго стояла у окна, глядя на одинокую фигуру в сквере. Пётр сидел на скамейке, и даже отсюда было видно, как сильно он постарел за этот год. Седые волосы, морщины, усталый взгляд. Человек, потерявший себя.
Она могла бы спуститься. Подойти к нему, сесть рядом. Сказать… что? Что прощает его? Что всё ещё любит, несмотря ни на что?
Она вернулась к столу, где лежала недочитанная книга, и решительно открыла её. Жизнь продолжается. Её жизнь — без Петра, но полная других радостей. Работа, которую она любит. Сын и его семья.
Внуки, которые наполняют её дни смехом и теплом. Подруги, с которыми она ходит в театр и на выставки.
Пётр сделал свой выбор. Теперь она делает свой — жить дальше, не оглядываясь назад. Жить для себя.
Пётр сидел на скамейке, глядя на знакомые окна. Он знал, что она видит его. Чувствовал её взгляд даже сквозь стекло и расстояние. Но ни разу за эти месяцы она не спустилась, не подошла. Не позвонила, не написала.
Его телефон завибрировал. Сообщение от Даши: «Алина проснулась, нужна твоя помощь. Я ухожу через полчаса».
Он вздохнул и поднялся со скамейки. Его ждали. Не дома — в квартире, где он жил с женщиной, которая его не любила, и детьми, которых любил он. Жил из чувства долга, из ответственности, из неспособности всё исправить.
Уходя, он в последний раз обернулся на окна Нади. Ему показалось, что занавеска дрогнула, словно кто-то отступил в глубину комнаты. Но, может быть, это был просто ветер.
«Ты должен расцвести», — вспомнил он слова Даши. Но цветение невозможно в тени собственных ошибок. А его ошибка оказалась слишком велика, чтобы из-под неё мог пробиться хоть один живой росток.
Он медленно побрёл к остановке, сгорбившись под тяжестью своего выбора — непоправимого, необратимого. И впервые за долгое время почувствовал странное умиротворение. Может быть, в этом и есть его наказание и искупление одновременно?
Жить с последствиями своего выбора, заботиться о детях, которых он любит, быть рядом с женщиной, которая его не любит. И каждую субботу приходить к скверу, чтобы хотя бы издалека увидеть ту, которая когда-то любила его такого, какой он есть. Ту, которая научила его по-настоящему ценить то, что имеешь — когда уже потерял.
А позади оставалась она — сильная, независимая, решительная. Женщина, которая нашла в себе силы не принять его обратно. Которая продолжала жить полной жизнью — даже когда он сам давно потерял себя.
