Вчера я встретила его в «Азбуке Вкуса». Прошло десять лет. Десять. Лет. А у меня всё равно задрожали руки, когда он вдруг возник в конце молочного отдела — поседевший, но всё такой же прямой, подтянутый. Николай Андреевич. Моя юность, моя боль, моё разочарование в людях. Мой бывший руководитель
Я просто стояла как вкопанная, сжимая в руках корзинку с продуктами — творогом, яблоками, бутылкой кефира. Хотела развернуться и уйти, но он уже заметил меня. Улыбнулся. Направился прямо ко мне. А внутри у меня всё сжалось в тугой комок — словно эти годы и не прошли, словно мне снова тридцать пять, и я опять его секретарша, та, над которой можно посмеяться, ту, которую можно выставить дурой перед всем коллективом.
— Вера Сергеевна! Какая встреча! — воскликнул он с той самой фальшивой теплотой в голосе, которую я когда-то принимала за искренность.
— Здравствуйте, Николай Андреевич, — мой голос был сухим, официальным. Я не стала протягивать руку.
— Вы… изменились, — он окинул меня взглядом, задержавшись на моём кашемировом пальто, на сумке из мягкой кожи, на жемчужных серьгах. Не броских, но дорогих. — Я слышал, вы теперь владелица издательства? Как это вам удалось?
В его голосе сквозило недоумение. Он не мог поверить, что та, которую он считал ничтожеством, могла чего-то добиться. Могла стать кем-то. А я смотрела на него и думала — неужели этот человек когда-то разрушил мою веру в себя? Неужели его слова могли заставить меня плакать в туалете, прятаться за дверью с истерзанной душой? Я думала, что скажу ему, если когда-нибудь встречу. Мысленно репетировала эту встречу сотни раз за эти годы. Придумывала едкие фразы, которыми смогу его уничтожить. Но сейчас… сейчас я чувствовала только усталое безразличие.
— Извините, мне нужно идти, — сказала я, обходя его.
— Вера, постойте, — он схватил меня за локоть, и это прикосновение обожгло сквозь ткань пальто. — Я часто вспоминал о вас. Может, выпьем кофе? Расскажете, как вы этого добились? Я искренне восхищаюсь.
Я высвободила руку. Во рту стало горько, словно я разжевала таблетку валидола.
— Искренне? — тихо переспросила я, глядя ему в глаза. — Вы не умеете искренне, Николай Андреевич. А кофе я пью только с приятными мне людьми.
Развернулась и пошла к кассе. Но внутри всё трепетало, и память — беспощадная, услужливая — уже возвращала меня на десять лет назад, в тот холодный апрель, когда всё началось.
Я пришла в издательство «Гранит» в тридцать пять — немолодая разведёнка с пятнадцатилетней дочерью и пожилой мамой на руках. За плечами — бесцельно растраченная молодость, брак с человеком, который оказался пустышкой, редакторский факультет, который я так и не закончила из-за беременности. И желание доказать всему миру — и прежде всего самой себе — что моя жизнь ещё не закончена, что я могу быть кем-то большим, чем просто матерью, дочерью, бывшей женой.
Николай Андреевич Ковалёв, директор «Гранита», был на пятнадцать лет старше меня. Красивый, уверенный в себе мужчина, при взгляде на которого у женщин перехватывало дыхание. Когда он шёл по коридору издательства, секретарши провожали его восторженными взглядами. Все знали историю его успеха — сын простых рабочих, сам пробился, создал своё дело с нуля. Это впечатляло и заставляло уважать его ещё больше.
В первый же день он вызвал меня в кабинет — я была принята на должность помощника редактора.
— Вера Сергеевна, — сказал он, откидываясь в кресле и глядя на меня изучающим взглядом. — Почему вы решили прийти именно к нам?
— Потому что «Гранит» издаёт лучшие книги в городе, — ответила я искренне. — Я всегда мечтала работать с настоящей литературой.
Он усмехнулся.
— Здесь бизнес, а не кружок любителей поэзии. В тридцать пять пора бы это понимать.
Меня словно холодной водой окатили. Но я сдержалась.
— Я понимаю. Но верю, что хорошие книги могут быть и хорошим бизнесом.
Эта фраза ему понравилась. Он кивнул и отпустил меня. Позже я узнала, что он сам принял решение взять меня на работу, хотя отдел кадров был против — слишком возрастная, с ребёнком, с неоконченным высшим. Я была благодарна ему за этот шанс. И, наверное, именно благодарность ослепила меня, не позволила разглядеть его настоящего сразу.
Первые месяцы в «Граните» были счастливыми. Я работала с упоением — читала рукописи, составляла аннотации, помогала редактору отдела русской прозы Марии Борисовне, немолодой, но энергичной женщине с острым умом и безупречным вкусом. Она видела мою любовь к литературе и потихоньку учила меня редакторскому ремеслу.
— У тебя есть чутьё, Вера, — говорила она. — Ты чувствуешь текст, видишь его слабые места. Это нельзя воспитать, с этим нужно родиться.
Я расцветала. Впервые за долгие годы чувствовала себя нужной, ценной, способной. Мне казалось, что жизнь наконец-то даёт мне шанс обрести себя.
И вдруг всё изменилось. Мария Борисовна ушла на пенсию, и Николай Андреевич объявил, что теперь я буду отчитываться непосредственно ему. Вначале я была рада — возможность работать напрямую с руководителем казалась мне повышением. Но очень скоро я поняла, что попала в капкан.
Это началось с мелочей. На планёрке, когда я предложила издать сборник стихов молодого, но очень талантливого поэта, Николай Андреевич рассмеялся.
— Вера Сергеевна, вы, может быть, ещё предложите нам издать сборник детских рисунков вашей дочери? Стихи сейчас никто не покупает. Мы бизнесом занимаемся, а не благотворительностью.
Все рассмеялись. Я почувствовала, как краска заливает моё лицо. Но проглотила обиду.
Через неделю, когда я составила аннотацию к роману известного писателя, Николай Андреевич вызвал меня в кабинет и швырнул листок мне в лицо.
— Это что за беспомощный лепет? «Глубокое исследование человеческой души»? «Тонкое проникновение в суть вещей»? Вы что, из журнала «Работница» эти штампы выписали? Переделайте всё. И с умом в этот раз.
Я переделала. Он не глядя отправил мой текст в корзину.
— Знаете, что, Вера Сергеевна? Поручу-ка я это дело Ирине из маркетинга. У неё хоть слог живой.
Каждый день превращался в испытание. Николай Андреевич находил недостатки во всём, что я делала. На планёрках он высмеивал мои идеи, перед авторами отпускал язвительные комментарии о моей компетентности, заставлял переделывать работу по десять раз.
— Вера Сергеевна, у вас есть высшее образование? — спрашивал он на весь отдел. — А то, судя по тому, как вы расставляете запятые, даже в школе вы были троечницей.
Я пыталась понять — за что? Почему он невзлюбил меня? Что я сделала не так? Может быть, нужно работать ещё усерднее? Может быть, я действительно недостаточно компетентна?
В те дни я почти не спала. Приходила домой измученная, с головной болью, с чувством, что я — ничтожество. А утром заставляла себя снова идти в этот ад, потому что нужно было кормить семью, платить за лечение мамы, за репетиторов для дочери.
Люда, наша бухгалтерша, как-то отозвала меня в сторону после особенно унизительного разноса на летучке.
— Вера, не принимай близко к сердцу. Он со всеми так. До тебя была Анжела — довёл девочку до нервного срыва. Это у него метод такой — сломать человека, чтобы потом подчинить. Выживают только те, кто прогибается.
— Но почему все это терпят? — прошептала я.
Люда пожала плечами.
— Зарплата хорошая. Перспективы. Да и куда в нашем возрасте уже деваться?
Возможно, я бы смирилась. Научилась бы не реагировать, стала бы как все — с фальшивой улыбкой сносить унижения, только бы сохранить место. Если бы не тот день, когда всё переломилось.
К нам в издательство пришёл известный писатель, автор нескольких бестселлеров. Николай Андреевич поручил мне подготовить презентацию его новой книги, которую мы собирались издавать.
Я работала день и ночь. Изучила всё творчество писателя, подготовила глубокий анализ его произведений, разработала концепцию продвижения, которая должна была подчеркнуть уникальность нового романа. Это была лучшая моя работа.
На презентации собрались журналисты, критики, весь коллектив издательства. Я волновалась, но была уверена, что не подведу. И вот, когда началось обсуждение, Николай Андреевич вдруг прервал меня на полуслове.
— Вера Сергеевна, позвольте вас остановить, — сказал он с улыбкой. — То, что вы сейчас рассказываете, это, конечно, мило, но совершенно не отражает сути произведения. Позвольте, я сам объясню нашим гостям, о чём на самом деле эта книга.
И он начал говорить — уверенно, красиво. Говорил о том, что я написала в своей презентации. Слово в слово. Присвоил себе все мои мысли, все мои идеи. А меня превратил в некомпетентную дурочку на глазах у всех.
Я стояла, окаменев, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. А он, закончив, повернулся ко мне и сказал с плохо скрываемым презрением:
— Учитесь, Вера Сергеевна. Учитесь, пока я готов вас учить.
После презентации я заперлась в туалете и разрыдалась. Не могла остановиться. Всё внутри кричало от боли и унижения. И вдруг я услышала голоса — Николай Андреевич и наш маркетолог Ирина.
— Ты не слишком с ней? — спрашивала Ирина. — Она, вроде, старается.
— Ты не понимаешь, — отвечал он. — Такие, как она — серые мышки, закомплексованные неудачницы — они должны знать своё место. Дай ей волю — она начнёт воображать о себе невесть что. А так — будет благодарна за любое доброе слово. И сделает всё, что я скажу.
— А если уйдёт?
Он рассмеялся.
— Куда она уйдёт? С её-то данными? Кому она нужна — немолодая, без образования, с ребёнком и больной матерью? Некоторые рождаются, чтобы служить. Она из таких.
Я зажала рот рукой, чтобы не закричать. Внутри что-то оборвалось. Я поняла, что он видит меня насквозь — мои страхи, мою неуверенность, мою зависимость. И использует это.
Вечером того же дня я сидела на кухне нашей маленькой квартиры. Дочь делала уроки в своей комнате, мама дремала перед телевизором. А я смотрела в окно на тёмный двор и чувствовала, что больше не могу. Просто не могу существовать в этом аду. Но и уйти не могу — некуда, не на что жить.
И тут зазвонил телефон. Это была моя старая подруга Нина, с которой мы вместе учились на редакторском. Мы не общались несколько лет — она уехала в Петербург, а я осталась здесь со своими проблемами.
— Верка, ты? — её голос был таким родным, что я чуть не расплакалась снова. — Я в вашем городе проездом. Может, встретимся? Сто лет не виделись.
Мы встретились в маленьком кафе. Нина выглядела прекрасно — ухоженная, стильная, уверенная в себе. Она работала главным редактором небольшого, но успешного издательства в Питере.
— А ты совсем не изменилась, — улыбнулась она, хотя я видела в её глазах жалость. Я знала, как выгляжу — осунувшаяся, с потухшим взглядом, в немодной одежде.
— Всё так же красива, — добавила она, и мне захотелось рассмеяться от этой явной лжи.
Мы говорили о жизни, о работе. Я рассказала о «Граните», о Николае Андреевиче. Не жаловалась — просто констатировала факты. Нина слушала, и её лицо становилось всё серьёзнее.
— Вера, это называется абьюз, — сказала она наконец. — Психологическое насилие. Этот твой директор — классический абьюзер. И ты позволяешь ему разрушать твою жизнь.
— А что я могу сделать? — горько спросила я. — У меня нет выбора.
Нина долго смотрела на меня, а потом сказала:
— Выбор есть всегда. И у тебя он тоже есть. Я хочу тебе кое-что предложить.
Оказалось, что Нина планировала открыть филиал своего издательства в нашем городе. И ей нужен был человек, который знал бы местный рынок и авторов.
— Я давно за тобой наблюдаю в соцсетях, — призналась она. — Ты же пишешь рецензии на книги, правда? Я читала. У тебя потрясающее чутьё и отличный стиль. Такие люди на дороге не валяются.
Я не могла поверить своим ушам.
— Но я… я не справлюсь. Я ничего не умею.
— Ты веришь в это, потому что тебя заставили в это поверить, — твёрдо сказала Нина. — На самом деле ты талантливый редактор. И я готова дать тебе шанс это доказать.
— Я не могу уехать из города. У меня дочь, мама…
— И не надо никуда уезжать. Будешь руководить филиалом здесь. Зарплата на первое время небольшая, но ты будешь сама себе хозяйка. Никаких Николаев Андреевичей.
Я сидела, оглушённая этим предложением. Внутри боролись страх и надежда. А если я не справлюсь? А если это ошибка? А если я опять всё испорчу?
— Подумай, — сказала Нина, видя мои сомнения. — Не отвечай сразу. Но помни — ты достойна большего, чем позволяешь себе сейчас.
Той ночью я не сомкнула глаз. Ворочалась, думала, взвешивала все «за» и «против». К утру решение пришло само собой. Я поняла, что если сейчас не изменю свою жизнь, то окончательно превращусь в ту самую серую мышь, которую видел во мне Николай Андреевич.
На следующий день я подала заявление об уходе. Николай Андреевич был в ярости.
— Вы думаете, вас где-то ждут с распростёртыми объятиями? — усмехнулся он. — Да вы и года не продержитесь нигде. Вернётесь ещё, будете проситься обратно.
— Не вернусь, — тихо, но твёрдо сказала я.
Я ушла из «Гранита» с лёгким сердцем и тяжёлыми сомнениями. Впереди была полная неизвестность, но почему-то я была спокойна. Словно где-то внутри знала, что всё будет хорошо.
Первый год был самым трудным. Нина помогла мне арендовать маленький офис, дала стартовый капитал и полную свободу действий. Я работала как одержимая — находила авторов, редактировала тексты, сама вела переговоры с типографиями.
Мы начали с издания малотиражных, но качественных книг местных авторов. Я помнила каждого писателя, рукопись которого была отвергнута в «Граните» только потому, что Николай Андреевич считал её «некоммерческой». Я искала эти таланты, давала им шанс.
Первая наша книга — сборник стихов молодого поэта — разошлась за две недели. Вторая — исторический роман пожилого учителя, который двадцать лет писал «в стол» — вызвала интерес местной прессы. Нас заметили. Стали приходить новые авторы.
Я назвала наше издательство «Фенист» — в честь сказочной птицы, которая возрождается из пепла. Это было символично для меня — мой личный феникс, мой собственный путь возрождения.
Дочь, которой было уже шестнадцать, помогала мне с соцсетями. Мама, видя моё воодушевление, словно сама помолодела — стала меньше болеть, начала интересоваться новыми книгами, даже взялась перепечатывать рукописи, когда у нас не было денег на профессиональную вёрстку.
А потом случилось чудо — одна из наших книг, роман неизвестного автора о послевоенном детстве, была замечена крупным московским критиком. О нас написали в федеральных СМИ. Посыпались заказы из других городов.
На второй год мы уже расширились — переехали в офис побольше, наняли двух редакторов и дизайнера. На третий — открыли свой небольшой книжный магазин при издательстве. К пятому году «Фенист» стал известен по всей стране как издательство, которое находит и продвигает настоящую литературу.
К нам стали приходить именитые авторы, уставшие от конвейерного подхода крупных издательств. Мы никогда не боялись рисковать, издавая сложные, неформатные книги. И риск оправдывался — читатели ценили нашу искренность и вкус.
А я… я словно заново родилась. Каждый день приносил новые вызовы, новые открытия. Я больше не боялась высказывать своё мнение, отстаивать свою позицию. Поверила в свои силы, в своё чутьё. Начала выступать на книжных ярмарках, давать интервью, вести колонку о литературе в региональной газете.
Нина радовалась моим успехам. Через три года она полностью передала мне управление филиалом, а ещё через два — предложила выкупить долю и стать полноправной владелицей «Фениста».
— Ты создала это издательство, Вера, — сказала она. — Оно — твоё детище. И у тебя получается гораздо лучше, чем у меня.
К своему сорокапятилетию я стала полноправной хозяйкой собственного дела. Наша прибыль росла, книги получали премии, авторы становились знаменитыми. Дочь закончила университет, стала работать со мной — возглавила отдел маркетинга и великолепно справлялась.
Всё это время я ни разу не встречала Николая Андреевича. Слышала, что его «Гранит» переживает не лучшие времена — старые методы управления перестали работать, молодые таланты уходили к конкурентам (часто к нам), продажи падали. Но мне уже не было до этого дела.
И вот — вчерашняя встреча в супермаркете. Неожиданная и странная. После того, как я отказалась от кофе и ушла, он догнал меня на парковке.
— Вера Сергеевна, постойте, — в его голосе было что-то, чего я раньше не слышала. Отчаяние? Растерянность? — Пожалуйста.
Я обернулась. Он стоял, ссутулившись, и в этот момент вдруг показался мне старым и потерянным.
— Я должен извиниться перед вами, — сказал он, глядя куда-то мимо меня. — За всё, что было тогда. Я был… неправ.
Я молчала, не зная, что ответить. Столько лет ждала этих слов, а теперь они казались пустыми и ненужными.
— «Гранит» на грани банкротства, — продолжил он. — Никто не хочет работать со мной. Авторы уходят. Хорошие редакторы тоже. А у вас… у вас всё получилось. Я читал о вас. Следил за вашими успехами.
— Зачем вы мне это говорите? — спросила я.
Он поднял на меня глаза — усталые, потухшие.
— Я всегда знал, что вы талантливы. Даже тогда, в «Граните». Просто боялся, что вы затмите меня. Что перестанете нуждаться во мне. Глупо, да?
Я смотрела на него и видела не грозного начальника, а просто старого, запутавшегося человека, который всю жизнь строил свою значимость на унижении других.
— Как вы этого добились, Вера? — тихо спросил он. — Как смогли стать тем, кем стали?
Я долго молчала, собираясь с мыслями. Потом сказала:
— Я просто перестала верить в то, что я — ничтожество. Перестала слушать людей, которые пытались меня в этом убедить. И начала делать то, что считала правильным.
Он кивнул, словно понял что-то важное.
— Можно задать вам ещё один вопрос? — его голос дрогнул. — Вы… вы сможете когда-нибудь простить меня?
И тут я почувствовала странное облегчение. Словно последний груз, который я несла все эти годы, упал с моих плеч. Ненависть, обида, желание мести — всё это вдруг стало таким мелким, незначительным.
— Я давно простила вас, Николай Андреевич, — ответила я, и это была правда. — Иначе не смогла бы двигаться дальше. Не смогла бы стать счастливой.
Он вздрогнул, услышав слово «счастливой».
— Вы… счастливы?
— Да, — просто ответила я. — У меня есть любимое дело, дочь, которой я горжусь, свобода выбирать свой путь. Разве это не счастье?
Он смотрел на меня долгим взглядом, потом медленно кивнул.
— Спасибо, — сказал он. — За то, что выслушали. И… удачи вам, Вера Сергеевна.
Я села в машину и уехала. В зеркало заднего вида видела, как он стоит, глядя мне вслед — одинокая фигура на пустой парковке.
По дороге домой я думала о том, как причудливо устроена жизнь. Этот человек когда-то пытался сломать меня, унизить, растоптать. А в итоге сам того не желая, дал мне толчок, заставил действовать. Без той боли, без того унижения, я бы, возможно, и дальше плыла по течению, не пытаясь изменить свою судьбу. Не решилась бы поверить Нине, не осмелилась бы начать собственное дело.
Странная мысль пришла мне в голову: может быть, в каком-то смысле, я должна быть благодарна ему? Нет, не за унижения, конечно. А за то, что его жестокость заставила меня найти в себе силы, о которых я и не подозревала. За то, что, пытаясь меня сломать, он заставил меня стать сильнее.
Я вспомнила старую притчу, которую когда-то рассказывала мне мама. О том, как мальчик наблюдал за бабочкой, пытающейся выбраться из кокона. Ему стало жалко её, и он разрезал кокон, чтобы помочь. Но бабочка вышла слабой, с недоразвитыми крыльями, неспособной летать. Потому что именно борьба с коконом укрепляет крылья бабочки, делает их сильными.
Может быть, Николай Андреевич был моим коконом? Тем испытанием, которое я должна была пройти, чтобы обрести крылья?
Я покачала головой, отгоняя эти мысли. Нет, не стоит искать высший смысл в банальной человеческой жестокости. Он просто был жестоким, властным человеком, который получал удовольствие, унижая других. А я была просто женщиной, которая нашла в себе силы сказать «нет» этому унижению. Не более того. И не менее.
Когда я припарковалась у дома, зазвонил телефон. Это была дочь.
— Мам, ты где? — в её голосе звучало нетерпение. — Все уже собрались, ждём только тебя!
Я с улыбкой посмотрела на часы. Действительно, я опаздывала на нашу еженедельную редакционную встречу. Самое важное мероприятие недели, которое я никогда не пропускала.
— Уже еду, милая. Задержалась немного… встретила старого знакомого.
— Надеюсь, приятного? — рассмеялась дочь.
Я задумалась на мгновение.
— Знаешь, пожалуй, да. Приятного. В каком-то смысле, эта встреча поставила точку в старой истории.
— Загадками говоришь. Ладно, расскажешь потом. Давай быстрее, у нас тут интересное предложение от того московского автора!
Я улыбнулась, чувствуя, как меня наполняет радость. Впереди был насыщенный день, интересные проекты, любимая работа. И больше никаких призраков прошлого — я окончательно отпустила их.
Включив зажигание, я бросила последний взгляд на супермаркет, где состоялась наша странная встреча. Где-то там был человек, который когда-то управлял моей жизнью, вселял в меня страх и неуверенность. А теперь… теперь он не имел надо мной никакой власти. Совсем никакой.
«Я свободна», — подумала я, выезжая на дорогу. И эта мысль наполнила меня непередаваемым ощущением полёта. Словно я действительно расправила крылья и взлетела над всеми преградами, которые когда-то казались непреодолимыми.
Я никогда больше не встречала Николая Андреевича. Иногда слышала о нём — городок у нас маленький, и слухи расходятся быстро. Говорили, что «Гранит» всё-таки обанкротился, а сам он уехал в другой город, начал всё с нуля. Надеюсь, что на этот раз — с другим отношением к людям. Кто знает, может быть, наша встреча что-то изменила и в нём тоже?
Но эти мысли приходили всё реже. Жизнь шла вперёд, наполненная новыми книгами, новыми авторами, новыми вызовами. «Фенист» расширялся, открывались филиалы в других городах. Дочь полностью взяла на себя управление одним из направлений и блестяще справлялась. А я… я наконец-то написала свою первую книгу — роман о женщине, которая в сорок лет нашла в себе силы начать жизнь заново.
Когда книга вышла, мне позвонила Нина.
— Я всегда знала, что ты писатель, — сказала она. — С самого университета. Помнишь твои эссе? Они были лучшими на курсе.
— Мне понадобилось много времени, чтобы поверить в себя, — ответила я.
— Но ты справилась. И это главное.
Иногда, проходя по коридорам нашего издательства, слыша шелест страниц, стук клавиатур, голоса редакторов, обсуждающих новые рукописи, я останавливаюсь и думаю: неужели это всё моё? Неужели я смогла создать этот маленький мир, где книги находят своих читателей, а писатели — понимание и поддержку? Мир, где никто никого не унижает, где ценится талант, а не способность прогибаться под начальство?
И я вспоминаю себя — ту испуганную, неуверенную женщину, которая плакала в туалете издательства «Гранит» десять лет назад. Которая считала себя никчёмной, ненужной, бесталанной. И мне хочется крикнуть ей сквозь время: «Всё будет хорошо! Ты справишься! Ты сильнее, чем думаешь!»
Но она не может меня услышать. Она должна пройти свой путь сама. Свой трудный, но необходимый путь к свободе и счастью.
И я улыбаюсь, зная, что она справится. Потому что она — это я. А я — справилась.
