— Алексей, я просто хотела спросить… Может, заедешь ко мне на выходных? Кран в ванной подтекает уже неделю. Управление не реагирует совсем.
Мать звонила в третий раз за день. В трубке слышался тот особенный заискивающий тон, который Алексей ненавидел с детства.
— Мам, у меня завал на работе. Сокращения, понимаешь? Не до этого сейчас.
— Сантехника, что ли, вызвать нельзя? — вполголоса бросила Мария, нарезая салат на ужин. — Всегда одно и то же.
Алексей отмахнулся и прикрыл трубку рукой.
— Я тебя слышала, — голос матери звучал с неожиданной твердостью. — Передай невестке, что я все понимаю. Не хочу никому мешать.
— Мам, не начинай. Просто времени совсем нет.
— Конечно-конечно. Всем некогда. А мне что делать? Тут потоп скоро будет.
Алексей потер переносицу. Боль, появившаяся с утра, медленно расползалась от затылка к вискам. На заводе опять задержали зарплату, директор намекал на новую волну сокращений. Дома двое детей, ипотека и Мария с ее вечным недовольством. А тут еще мать с бесконечными просьбами.
— В субботу, ладно? Только быстро. У нас Настя на музыкальный конкурс едет, надо ее подготовить.
— Спасибо, сынок. — В голосе Екатерины Ивановны промелькнула такая искренняя благодарность, что Алексею стало не по себе. — Я пирожков напеку, твои любимые.
Мария громко хмыкнула, и Алексей, бросив короткое прощание, положил трубку.
— Опять на выходных к ней? — Мария с силой воткнула нож в разделочную доску. — Я понимаю, мать и все такое, но сколько можно? У нас своя жизнь.
Алексей устало опустился на стул. Квартира, купленная в ипотеку три года назад, казалась тесной, несмотря на ремонт и современную мебель.
— Что я должен сделать? Отказать ей?
— Да хоть раз! — Мария всплеснула руками. — Почему сантехника вызвать нельзя? Копейки же стоит. Или соседку попросить, эту… как ее?
— Нину, — машинально поправил Алексей. — Вечно забываешь.
— Да хоть горшком назови. Я устала от этого. Каждые выходные одно и то же.
Она была права. Екатерина Ивановна звонила регулярно. То лампочка перегорела, то замок заедает, то с пенсией в собесе что-то напутали. Казалось, что в свои шестьдесят пять она намеренно придумывает поводы затащить сына в свою старую, пахнущую лекарствами квартиру.
— Чай остывает, — тихо сказал Алексей, пытаясь сменить тему.
Мария гневно посмотрела на него.
— Я двадцать лет работаю в школе. Два высших образования, могла бы в частную гимназию пойти. Но нет, тяну эту школу на окраине, потому что ближе к нам. Чтоб успевать детей из музыкалки забирать, ужин готовить. А на выходных — снова к твоей матери. А когда мне отдыхать?
Алексей молчал. Возразить было нечего. Мария, действительно, тянула на себе быт, детей, работу. Сорок часов в неделю среди галдящих подростков, проверка тетрадей до поздна, домашние хлопоты. Когда она срывалась, он не мог ее винить.
— Я сам справлюсь. Час максимум, — примирительно сказал он. — Просто кран подтянуть.
— А потом полдня будешь чай пить, пирожки есть и слушать, как при Брежневе лучше было.
Именно так обычно и происходило. Мать пекла его любимые пирожки, заваривала крепкий чай в старом фарфоровом чайнике, доставала варенье из антоновки и начинала подробный отчет о своей жизни. О соседях, о ценах, о передачах по телевизору, о болячках и таблетках. А потом неизменно переходила к воспоминаниям.
— Я постараюсь быстрее, — пообещал Алексей.
— Ты всегда так говоришь.
В субботу с самого утра зарядил дождь. Алексей наскоро выпил кофе, поцеловал Марию, которая демонстративно не отрывалась от проверки тетрадей, и, прихватив набор инструментов, отправился к матери.
Екатерина Ивановна жила в старой пятиэтажке, в двух остановках от их дома. Квартира досталась ей от родителей и помнила еще времена, когда Алексей был школьником. Тесная прихожая, вечно пахнущая валерьянкой, старая мебель, коврики, пожелтевшие фотографии на стенах. Алексею казалось, что, переступая порог, он возвращается в прошлое.
Мать открыла дверь сразу, будто караулила у глазка. Маленькая, в домашнем халате, она смотрела на сына с такой радостью, что ему стало не по себе.
— Раздевайся, сынок. Я уж и завтрак приготовила.
— Мам, я поел. Давай сразу к делу. Где этот кран?
Екатерина Ивановна поджала губы, но кивнула и повела его в ванную. Кран, действительно, подтекал, но не сильно. Алексей быстро определил проблему и принялся за работу.
— Как дети? — спросила мать, наблюдая за ним из дверного проема. — Давно внуков не видела.
— Нормально. Настя на пианино занимается, Дима в футбол играет.
— А в гости когда придете? Все вместе?
Алексей промолчал, сосредоточившись на кране.
— Я понимаю, Машеньке тяжело, — не отступала мать. — Работа, дети. Но я могу помочь. Я могу обеды готовить, с детьми сидеть…
— Мам, мы справляемся. — Алексей старался говорить мягко. — У нас все хорошо.
— Конечно-конечно. — Екатерина Ивановна нервно теребила пояс халата. — Просто я тут одна совсем. Нина, соседка, иногда заходит. А так… Телевизор только и спасает.
Алексей выпрямился, вытирая руки полотенцем.
— Готово. Теперь не течет.
— Может, чаю? Я пирожки испекла, с капустой.
Сказать «нет» было почти невозможно. Этот просящий взгляд, эти сухие руки, теребящие передник — все это вызывало в Алексее смешанное чувство вины и раздражения. Он посмотрел на часы. Одиннадцать. До конкурса Насти еще было время.
— Только быстро, ладно?
За чаем мать расспрашивала его о работе, о детях, о новостях. Алексей отвечал коротко, поглядывая на часы. Екатерина Ивановна тут же заметила это.
— Спешишь? — В ее голосе проскользнула горечь. — Конечно, у тебя дела.
— Мам, у Насти конкурс. Мне нужно быть там.
— Я понимаю. — Она задумчиво помешала чай. — Знаешь, я тут подумала… Может, ты бы Нину попросил мне помогать? Я бы ей платила немного. Чтобы тебя не беспокоить.
Алексей удивленно посмотрел на мать.
— Ты серьезно? Это было бы отличное решение.
— Да, наверное. — Екатерина Ивановна отвела взгляд. — Просто хотела с тобой посоветоваться сначала.
— Конечно, поговори с ней. Я думаю, она согласится.
Мать кивнула, но как-то безжизненно. Алексей почувствовал укол совести.
— Я постараюсь заходить почаще, — сказал он, вставая из-за стола. — Просто сейчас такое время. На заводе сокращения, мы с Марией в ипотеке.
— Конечно, я все понимаю. — Голос Екатерины Ивановны звучал тихо. — Ты иди, не опаздывай. Девочке удачи пожелай от меня.
Алексей поцеловал мать в щеку и поспешил к выходу. Уже в дверях она окликнула его.
— Алеша…
— Да, мам?
— Ничего. Иди.
Он вышел под моросящий дождь с чувством неясной тревоги. Что-то в глазах матери его встревожило, но он отогнал это чувство. Дома ждали жена и дети, впереди были выходные без материнских звонков. Это было главное.
Прошло несколько месяцев. Екатерина Ивановна действительно перестала звонить с просьбами о помощи. Вместо этого она иногда приглашала их всей семьей на воскресный обед, но Алексей находил уважительные причины для отказа. Работа, дети, ремонт — причин всегда было достаточно.
— Может, в это воскресенье к твоей матери сходим? — неожиданно предложила Мария однажды вечером. — Что-то она совсем пропала.
Алексей удивленно посмотрел на жену.
— С чего вдруг такая забота?
— Не язви. — Мария закрыла журнал с проверочными работами. — Просто она не звонит совсем. Раньше хоть через день названивала, а теперь тишина.
— Сама же жаловалась.
— Я знаю. — Мария вздохнула. — Просто это странно.
— Может, с Ниной договорилась, как хотела.
— Может быть. — Мария поднялась. — Все равно позвони ей. Узнай, как она.
Алексей набрал номер матери, но телефон молчал. Он попробовал еще несколько раз в течение вечера — безрезультатно.
— Может, гуляет где-то, — предположил он.
— В десять вечера? — Мария скептически подняла бровь. — Ей 65 лет.
— Завтра перезвоню.
Но и на следующий день телефон Екатерины Ивановны не отвечал. Алексей, отвлеченный проблемами на работе, забыл об этом до вечера, когда Мария напомнила.
— Надо съездить, проверить, — сказала она твердо. — Мало ли что.
Они поехали вместе, оставив детей с соседкой. Дверь в квартиру Екатерины Ивановны им открыла незнакомая женщина средних лет в затертом халате.
— Вы к кому? — спросила она, окидывая их подозрительным взглядом.
— К Екатерине Ивановне. Это моя мать, — ответил ошеломленный Алексей.
Женщина нахмурилась.
— Вы что, не знаете? Екатерина Ивановна умерла две недели назад. Я квартиру ее снимаю.
Мария тихо ахнула, схватившись за косяк. Алексей почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Как умерла? — только и смог выдавить он.
— Рак у нее был, — объяснила женщина, немного смягчившись. — Последняя стадия. Она знала, что недолго осталось. Квартиру соседке завещала. Нине Петровне с третьего этажа. А та сдала мне.
Алексей стоял, не в силах поверить в услышанное. Рак? Мать умирала от рака, а он даже не знал. Все эти месяцы она молчала, не жаловалась, не просила о помощи. Только хотела видеть сына, проводить с ним время.
— Почему… почему нам никто не сообщил? — прошептала Мария.
— Понятия не имею. — Женщина пожала плечами. — Это к Нине Петровне вопросы. Она всем занималась. Говорила, что родственников нет, сама хоронила.
— Где эта Нина? — Алексей почувствовал, как внутри поднимается гнев.
— Третий этаж, квартира 17.
Они спустились на этаж ниже. Дверь им открыла пожилая женщина с добрым, усталым лицом.
— Вы Алексей? — спросила она, не дожидаясь представления. — Я вас по фотографиям узнала. Екатерина Ивановна много показывала.
— Почему вы нам не сообщили? — Алексей с трудом сдерживал эмоции. — О болезни, о смерти?
Нина вздохнула.
— Она запретила. Сказала, что не хочет вас беспокоить. Что у вас своя жизнь.
— Мы имели право знать! — воскликнул Алексей. — Я ее сын!
— А она была вашей матерью, — тихо ответила Нина. — И она не хотела быть обузой. Даже в смерти.
Алексей почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Мария тихо плакала рядом.
— Когда… когда она узнала о болезни?
— Почти год назад. Врачи сразу сказали, что шансов мало. Она решила никому не говорить. Сказала, что не хочет, чтобы ее жалели.
— Почему она завещала квартиру вам?
Нина грустно улыбнулась.
— Я с ней до конца была. Днем и ночью. А вы… — Она осеклась. — Извините. Не мне судить. Просто она очень вас любила. И внуков. Все фотографии на столе держала.
Алексей закрыл глаза. Перед внутренним взором встала мать — маленькая, в своем выцветшем халате, одиноко пьющая чай на кухне. Одна. Умирающая. А он даже не нашел времени заехать, позвонить, спросить, как она. Жил своей жизнью, радовался, что она наконец перестала «доставать» его своими просьбами.
— У меня есть для вас кое-что, — сказала Нина, прерывая его мысли. — Екатерина Ивановна просила передать.
Она скрылась в квартире и вернулась с небольшой шкатулкой.
— Здесь письмо вам и еще кое-что. Она хотела, чтобы вы получили это после ее смерти.
Алексей взял шкатулку трясущимися руками.
— Где… где она похоронена?
— На Восточном кладбище. Рядом с вашим отцом. Она так хотела.
Они молча вернулись домой. Дети уже спали, и в квартире стояла тишина. Алексей сел за кухонный стол и открыл шкатулку. Внутри лежало письмо, старая фотография, где они с матерью были еще молоды и счастливы, и маленький ключ от сейфа.
Дрожащими руками он развернул письмо.
«Дорогой Алёшенька,
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Не сердись на Нину за то, что не сообщила тебе. Это была моя просьба. Я не хотела быть обузой для тебя и твоей семьи. Вы молодые, у вас своя жизнь, свои заботы. Зачем вам больная старуха?
Я знала о своей болезни почти год. Врачи сразу сказали, что это конец. Я могла бы рассказать тебе, попросить о помощи. Но зачем? Чтобы ты бросал работу, тратил деньги на бесполезные лекарства, сидел у моей постели, глядя, как я угасаю? Нет, сынок. Я не могла так поступить с тобой.
Помнишь, как ты маленьким говорил, что когда вырастешь, купишь мне дом у моря? Я всегда знала, что у меня самый заботливый сын в мире. И ты действительно вырос таким. Ты заботишься о своей семье, о детях, о жене. И это правильно. Семья — самое главное.
Я завещала квартиру Нине. Не сердись за это. Она была со мной до конца, как родная дочь. Но я оставила кое-что и для тебя. Под этим письмом ты найдешь ключ от банковской ячейки. Там сберкнижка на твое имя. Я всю жизнь откладывала понемногу. Знаю, что тебе нелегко с ипотекой. Может, эти деньги помогут.
Не вини себя, сынок. Ты ни в чем не виноват. Я прожила долгую жизнь и была счастлива, потому что у меня был ты.
Целую тебя и обнимаю. Передай привет Марии и детям. Скажи им, что бабушка их очень любила.
Твоя мама»
Алексей не мог сдержать слез. Они текли по щекам, капали на письмо, размывая строчки. Мария тихо сидела рядом, положив руку ему на плечо.
— Я даже не попрощался с ней, — прошептал он. — Не был рядом. Не держал за руку.
— Ты не знал, — тихо ответила Мария. — Она не сказала нам.
— Потому что знала, что мы слишком заняты собой. — Алексей горько усмехнулся. — Слишком заняты, чтобы навестить умирающую мать.
Он встал и подошел к окну. Дождь, начавшийся вечером, усилился. Капли стекали по стеклу, размывая огни города.
— Она никогда не была обузой, — сказал он, не оборачиваясь. — Просто я был слишком слеп, чтобы это понять.
Мария молчала. Что тут скажешь? Теперь уже ничего не исправить. Не вернуть времени, потраченного на пустые заботы. Не сказать слов, которые должны были быть сказаны. Не обнять человека, который так нуждался в этом объятии.
На следующий день они поехали на кладбище. Могила Екатерины Ивановны была ухоженной, с простым памятником и свежими цветами. Нина, видимо, заботилась о ней. Алексей стоял под дождем, не чувствуя холода, и смотрел на фотографию матери. Она улыбалась ему — так же, как улыбалась всю жизнь, несмотря ни на что.
— Прости меня, мама, — прошептал он. — Прости, что не было меня рядом.
Но было уже поздно. Слишком поздно для слов, для объятий, для любви. Оставалось только жить с этой болью, с этим знанием. И, может быть, научить своих детей тому, чего он сам не понял вовремя: что нет ничего важнее близких людей. Никакая работа, никакие деньги, никакие заботы не стоят того, чтобы потерять возможность сказать родному человеку, как сильно ты его любишь.
Дома их ждали дети. Настя готовилась к очередному конкурсу, Дима собирался на футбол. Жизнь продолжалась. Только теперь в ней была пустота, которую уже ничем не заполнить.
Вечером того же дня Алексей достал старый семейный альбом. На пожелтевших фотографиях улыбалась молодая Екатерина Ивановна. Вот она держит на руках маленького Алешу, вот они вместе на даче, вот на школьном выпускном… Целая жизнь, запечатленная на бумаге. Жизнь, которую он не ценил, пока не потерял.
Телефон зазвонил, нарушив тишину. Алексей вздрогнул и автоматически потянулся к трубке. На мгновение ему показалось, что это мать. Что все было ошибкой, недоразумением. Что она жива и звонит с очередной просьбой.
Но это был просто рабочий звонок. Обычный, ничего не значащий рабочий звонок. Алексей ответил коротко и отключился. Затем посмотрел на фотографию матери в альбоме.
— Я бы сейчас все отдал, чтобы услышать твой голос, — прошептал он. — Чтобы снова поехать чинить твой дурацкий кран.
Но было поздно. Слишком поздно.
