— Маринка, доченька, помоги нам еще разочек, — Людмила Ивановна прижала к груди телефон и говорила почти шепотом. — У Валентины опять неприятности на работе.
Марина молча переложила двухлетнего Максима на другую руку и прислонилась спиной к стене. Через окно было видно, как соседские дети играют во дворе — беззаботно, шумно. А она стоит в чужой квартире и снова слушает о проблемах золовки.
— Сколько нужно? — спросила она устало.
— Да немного совсем, тысяч двадцать. Валюша обещает вернуть к концу месяца, как только зарплату получит.
К концу месяца, — мысленно повторила Марина. Точно такие же слова она слышала уже в седьмой раз за три года. И ни разу деньги не вернулись сами собой.
— Хорошо, — сказала она. — Завтра переведу.
— Ой, спасибо тебе, родная! Ты у нас такая понимающая, не то что некоторые жены. Валюша так переживает, что постоянно вас беспокоит.
Переживает, — подумала Марина, вешая трубку. — А почему тогда эти неприятности случаются каждые два месяца?
Она открыла банковское приложение и посмотрела на остаток. До заветной суммы на первоначальный взнос не хватало уже не ста тысяч, как планировалось год назад, а почти трехсот. Квартира отдалялась с каждым месяцем, словно мираж в пустыне.
Максим заворчал и потянул ее за волосы.
— Мама, гулять!
— Сейчас, солнышко.
Дмитрий звонил вечером, как всегда. Голос усталый, но довольный — смена заканчивалась успешно.
— Как дела, любимая? Максимка не болеет?
— Все хорошо. Скучаем.
— Я тоже. Еще месяц, и я дома. Как там наши накопления? По моим подсчетам, должно уже хватать.
Марина молчала, разглядывая свое отражение в темном окне. Худое лицо, уставшие глаза. Когда она в последний раз покупала себе что-то, кроме продуктов?
— Мариша? Ты меня слышишь?
— Да, слышу. Все хорошо с деньгами.
Она не могла сказать правду. Не могла объяснить, что его сестра в очередной раз угодила в переделку — то уволилась сама, не выдержав замечаний начальника, то ребенок сломал руку и нужны деньги на платную клинику, то мужа сократили. А она, как дура, каждый раз ведется на слезы свекрови и переводит деньги.
— Димочка, а ты не думал, что твоей сестре пора бы самой научиться решать проблемы?
— О чем ты?
— Да так, вообще. Ей уже тридцать лет.
— Мариша, что случилось? На тебя не похоже такое говорить.
На меня не похоже, — с горечью подумала она. — А на кого похоже? На человека, который три года молчит и перечисляет деньги чужой семье?
— Ничего не случилось. Просто устала.
— Потерпи еще немного, родная. Я скоро дома, отдохнешь.
После разговора Марина долго сидела на кухне, обхватив руками чашку с остывшим чаем. В соседней комнате Людмила Ивановна смотрела сериал — слышался плач героини и драматичная музыка.
Почему я не могу сказать «нет»? — спрашивала она себя. Почему мне неудобно отказать, но не неудобно обманывать мужа?
Утром позвонила Валентина.
— Маринка, мамулька сказала, ты поможешь. Ты не представляешь, какая ситуация! Начальница прямо издевается, придирается к каждой мелочи. А у меня Артемка болеет, я не могу по десять часов на работе торчать.
— Валя, а может, стоит поискать другую работу?
— Да ты что! Сейчас же такая конкуренция. Мне еще повезло, что эту нашла.
Повезло, — усмехнулась про себя Марина. — Четвертая работа за два года.
— Слушай, а когда ты вернешь деньги, которые брала в прошлый раз?
Повисла пауза.
— Какие деньги?
— На лечение Артема. Пятнадцать тысяч.
— А-а-а, да! Конечно, верну. Как только Сережка устроится. Он собеседование проходит на следующей неделе.
— Валя, но ведь ты обещала вернуть сама.
— Ну Маринка, мы же родные люди! Что ты считаешь копейки? У вас с Димкой денег куры не клюют, а у нас ребенок болеет!
После этого разговора Марина села и впервые за три года честно подсчитала, сколько денег ушло к золовке. Цифра ошеломила — почти четыреста тысяч рублей. Целая квартира.
Она представила, как они с Максимом могли бы жить в собственном доме. Как не нужно было бы просить разрешения повесить картинку или пригласить подруг. Как не нужно было бы каждый день слушать, что Валентина снова в беде.
Вечером, когда сын заснул, Марина долго стояла у окна. На улице шел дождь, и капли стекали по стеклу, словно слезы. Она думала о том, что превратилась в человека, который боится сказать правду собственному мужу. Что стала соучастницей манипуляций, жертвой собственной мягкости.
Хватит, — решила она. — Хватит молчать.
Дмитрий приехал через месяц, загорелый и довольный. Обнял ее, поднял на руки Максима, достал подарки.
— Теперь я дома надолго, — сказал он за ужином. — Завтра идем в банк, оформляем ипотеку. Я уже присмотрел две квартиры.
— Дима, нам не хватает денег на первый взнос.
— Как не хватает? Я же считал…
— Не хватает, потому что я три года помогала твоей сестре. Почти четыреста тысяч.
Он медленно поставил вилку.
— Что?
— Твоя мама просила не говорить тебе. Сказала, что это семейные дела, мы между собой разберемся.
— Четыреста тысяч, — повторил он тихо.
Марина кивнула, не отводя глаза.
— И ты молчала три года?
— Молчала. Потому что не умею отказывать. Потому что мне было неудобно. Потому что я думала, что быть хорошей — это всегда говорить «да».
Дмитрий встал из-за стола, прошел к окну. Несколько минут стоял молча, потом обернулся.
— Завтра они вернут каждую копейку. И мы съезжаем.
— Дима…
— Каждую копейку, — повторил он жестко. — А ты больше никогда не будешь молчать о таких вещах. Никогда. Мы семья, и семья должна быть честной.
Скандал с Валентиной и Людмилой Ивановной длился неделю. Были слезы, обвинения, попытки вызвать чувство вины. Но Дмитрий оказался непреклонен. Деньги вернули — взяли кредит, продали Валентинину шубу, заняли у дальних родственников.
Через два месяца Марина с семьей переехала в собственную квартиру. Маленькую, но свою. В день переезда она стояла посреди пустой гостиной и плакала — от облегчения, от радости, от того, что наконец-то научилась говорить правду.
Людмила Ивановна звонит редко. Валентина не звонит вообще — обиделась. Но Марина больше не боится сказать «нет». И не боится честности — даже если она причиняет боль.
Иногда правда дороже родственных отношений. Иногда «нет» — это самое важное слово, которое нужно произнести. И молчание — не всегда золото.
