Марина заметила собаку в понедельник утром. Лабрадор. светло-рыжая, с седой мордой — видать, уже не первой молодости. Сидела прямо у входа в «Пятёрочку», смотрела на дверь.
— Эй, пошла отсюда! — махнула рукой Марина, открывая магазин. — Покупателей распугаешь.
Собака подняла глаза. Такие печальные. Но не сдвинулась с места.
Весь день крутилась около входа. То сядет, то полежит, то начнёт ходить кругами. Покупатели обходили стороной — кто собак боится, кто просто не хочет связываться.
— Слушай, — сказала Марина вечером, закрывая смену, — а ну давай, проваливай домой. Хозяева небось ищут.
Но собака никуда не ушла.
Во вторник повторилось то же самое. В среду Марина начала злиться:
— Что за напасть! Пять лет тут работаю — такого не было!
А в четверг она принесла миску с водой.
— Только не думай, что я тебя подкармливать буду, — ворчала, ставя воду в тенёк. — Просто жалко. Жара же.
Собака попила и снова села у дверей. Смотрела на каждого входящего. Хвостом не виляла, не лаяла — просто смотрела. Будто кого-то высматривала.
— Марин, а это чья собака? — спросила покупательница, тётя Света из соседнего дома.
— Да откуда я знаю! Пятый день тут сидит. Сил моих больше нет!
— А, — тётя Света задумчиво посмотрела на собаку. — Похожа на Жулю. Помнишь, Галина Петровна из тринадцатого дома с ней всегда ходила? Каждое утро в восемь — как по расписанию.
Марина напряглась:
— А где сама-то Галина Петровна?
— Так её же неделю назад увезли. На скорой. Сердце прихватило.
Что-то кольнуло в груди. Марина посмотрела на собаку — та по-прежнему сидела и ждала.
— И что с ней стало?
— Не знаю, — тётя Света развела руками. — Дочка приезжала, дом закрывала. А собака эта исчезла куда-то. Думали, к кому-то пристроилась.
Марина проглотила комок в горле.
Значит, вот оно что. Жуля ждёт хозяйку. Каждый день. В том месте, где они всегда встречались.
А хозяйки больше нет.
К пятнице у Марины сердце уже разрывалось пополам. Жуля лежала на том же месте — верная, терпеливая, с глазами полными надежды. Каждый раз, когда открывались двери, она поднимала голову. Каждый раз разочаровывалась.
— Ну что ты мучаешься, девочка, — шептала Марина, поглаживая тёплую шерсть. — Что ты себя изводишь?
Жуля прижималась к её руке и снова устраивалась у дверей.
Марина уже не прогоняла. Наоборот — притащила старое одеяло из подсобки, чтобы собаке мягче было лежать. Воду меняла дважды в день. И даже купила пачку корма.
— Только сама не знаю зачем, — оправдывалась перед коллегой Леной. — Собака же не моя.
— Да жалко тебе её, — усмехнулась Лена. — Видать, хороший был хозяин у неё.
Хороший. Марина вспоминала Галину Петровну. Аккуратная такая старушка, всегда с сумкой-тележкой. Приходила каждое утро в восемь, покупала хлеб, молоко, что-то для Жули. Собака ждала у входа — спокойная, воспитанная.
— Молодец, Жулечка, — всегда говорила Галина Петровна. — Потерпи немножко, я быстро.
И правда, никогда не задерживалась. Пять минут — и они уходили вместе. Размеренно, неспешно. Старушка и её верный друг.
А теперь…
В субботу к магазину подошёл участковый, Сергей Викторович.
— Марина Ивановна, на собаку жалобы поступают. Говорят, мешает.
— Да кому мешает! — возмутилась Марина. — Она даже не лает! Сидит тихо, никого не трогает.
— Ну не знаю, — участковый почесал затылок. — Может, в приют отвезти?
— В приют?! — Марина аж побледнела. — Сергей Викторович, да вы что! Она хозяйку ждёт!
— Какую хозяйку? Где хозяйка?
— Умерла, — тихо сказала Марина. — Галина Петровна из тринадцатого дома. А Жуля не знает. Ждёт.
Участковый посмотрел на собаку другими глазами. Жуля лежала, положив морду на лапы. Глаза грустные-грустные.
— Блин, — пробормотал он. — И что теперь делать?
— А родственники у Галины Петровны есть?
— Дочка вроде. Из Москвы приезжала. Но адреса не знаю.
Марина решилась:
— А дом-то её где?
— Тринадцатый по Садовой. Только там никого. Всё закрыто.
После смены Марина пошла по Садовой. Дом оказался старенький, двухэтажный. Окна забиты фанерой, на калитке замок. Запустение.
— Ищете кого? — окликнула соседка, поливающая цветы.
— Да вот, про Галину Петровну спрашиваю…
— Галочку нашу? — женщина всплеснула руками. — Да уж неделю как похоронили, царство ей небесное. Хороший был человек.
— А дочка её?
— Алла? Так она в Москве живёт. Приезжала на похороны, дом продавать будет. Говорила, что собаку не может взять — у неё аллергия у сына.
Сердце Марины сжалось.
— А собака, где собака?
— Жуля? Да убежала куда-то в день похорон. Думали, к кому-то пристроилась в деревне.
Марина медленно пошла обратно к магазину. И точно — Жуля сидела на своём месте. Ждала.
— Дурочка ты моя, — прошептала Марина, присев рядом. — Не придёт она. Никогда не придёт.
Жуля посмотрела на неё доверчивыми глазами и положила морду на колени.
В воскресенье Марина пришла к магазину даже в выходной. Принесла тёплый бульон в термосе, свежий хлеб. Села рядом с Жулей на одеяло.
— Знаешь, девочка, — говорила она, почёсывая собаку за ухом, — я тоже когда-то ждала. Мужа своего. Он в командировку уехал и не вернулся. Авария была. А я всё ждала. Два года ждала. Думала — вот-вот придёт, скажет: «Марина, прости, задержался».
Жуля слушала, прижавшись к тёплому боку.
— Потом поняла — мёртвые не возвращаются. Но любовь остаётся. И память.
В понедельник утром случилось то, чего Марина боялась больше всего.
К магазину подъехала машина. Из неё вышла молодая женщина — лет тридцати пяти, в деловом костюме. Растерянная, со следами слёз на лице.
Жуля подняла голову. И вдруг — впервые за все эти дни — завиляла хвостом.
— Жулька! — всхлипнула женщина. — Жулечка, моя хорошая!
Собака подбежала к ней, встала на задние лапы, лизнула в лицо.
— Её нет, Жуля, — тихо сказала женщина. — Мамы больше нет.
И тут Марина поняла — это она. Дочь Галины Петровны.
Алла опустилась на колени прямо на асфальт, прижала Жулю к себе и заплакала. Тихо, надрывно — как плачут, когда боль слишком велика для слов.
— Прости меня, девочка, — шептала она в рыжую шерсть. — Прости, что не смогла тебя найти тогда. Я думала, ты к кому-то пристроилась. А ты вот где.
Жуля стояла неподвижно, но глаза её всё ещё искали. Смотрела на дверь магазина, потом на Аллу, потом снова на дверь. Где же хозяйка? Где Галина Петровна?
Марина подошла тихо, не решаясь нарушить эту сцену. Горло сдавило так, что дышать стало трудно.
— Вы Алла? — спросила она наконец.
Женщина подняла заплаканное лицо:
— Да. А вы?
— Марина. Я в магазине работаю. — Она показала на «Пятёрочку». — Жуля тут пять дней сидит. Не отходит.
— Пять дней?! — Алла ужаснулась. — Боже мой. Она меня ждала?
— Не вас, — тихо сказала Марина. — Вашу маму. Они каждое утро сюда приходили. В восемь утра, как по часам.
Алла снова разрыдалась:
— Она не понимает. Жуля не понимает, что мамы больше нет. Думает, она просто задерживается.
Жуля, услышав плач, заскулила. Лизнула Алле щёку, потом посмотрела на дверь магазина. И снова на Аллу. Внутренняя борьба читалась в каждом движении: хочется утешить плачущего человека, но нельзя отходить от поста. Вдруг хозяйка придёт?
— Мама умерла в понедельник, — всхлипывая, рассказывала Алла. — Сердце. В больнице. Я прилетела во вторник, а Жуля уже пропала. Соседи говорили, что она убежала. Мы её искали, объявления развешивали.
Алла достала телефон, показала фотографию. «Пропала собака. Лабрадор, кличка Жуля…» И номер телефона.
— А я думала, может, это и к лучшему, — продолжала Алла. — У меня сын аллергик, в квартире собаку держать нельзя. Думала, найдёт себе новых хозяев в деревне.
Жуля вдруг встала и решительно пошла к дверям магазина. Села на своё место, как стражник. Дежурство продолжается.
— Жулечка, — позвала Алла. — Ну пойдём со мной. Хватит ждать.
Жуля медленно повернула голову к магазину. Последний раз посмотрела на дверь.
И пошла с Аллой к машине.
— Но куда вы её? — спохватилась Марина. — Вы же сказали, что не можете.
— Найду способ, — твёрдо сказала Алла. — Сына в лагерь отправлю. Или сама переберусь к папе в частный дом. Не знаю пока. Но бросить её нельзя. Мама меня не простит.
Жуля остановилась у машины и обернулась. Посмотрела на Марину.
Алла открыла дверцу машины, и Жуля запрыгнула на заднее сиденье. Без колебаний, будто всю жизнь этого ждала. Устроилась поудобнее и положила морду на лапы — впервые за пять дней позволила себе расслабиться.
— Вы знаете, — сказала Алла, вытирая глаза, — мама всегда говорила: «Жуля понимает каждое слово». Я думала, она преувеличивает.
— Не преувеличивала, — тихо ответила Марина. — Видели, как она на вас посмотрела? Узнала. Поняла, что вы — свои.
Алла кивнула, снова подошла к Жуле и погладила её:
— Девочка моя. Мама столько о тебе рассказывала. Говорила: «Жуля — мое второе сердце». А я всё работой была занята, редко приезжала.
Марина достала из сумки пакет с собачьим кормом:
— Возьмите. В дорогу.
— Спасибо вам, — Алла крепко пожала ей руку. — Спасибо, что не бросили её. Не прогнали.
— Да как же её прогонишь. — Марина снова всхлипнула. — Такая верная.
Алла завела машину. Жуля устроилась у окна и в последний раз посмотрела на магазин.
— До свидания, Жулечка, — прошептала Марина, махая рукой.
Машина скрылась за поворотом.
Марина осталась одна у входа в магазин. Убрала миску, свернула одеяло. Но что-то изменилось навсегда — в ней самой, в этом месте.
Вечером она позвонила сестре в Тверь:
— Светка, помнишь, ты говорила, что у вас щенки родились? А можно одного мне?
