Я сидела за столом, а напротив меня – почти вся родня мужа. «Ты же с нами живёшь? Значит, теперь твой долг – заботиться о нас».
Их взгляды прожигали меня насквозь. Четыре пары глаз — свекровь, свёкор и две золовки — смотрели выжидающе, будто оценивая товар на прилавке.
Богдан стоял у окна, разглядывая что-то во дворе и делая вид, что разговор его не касается. Трус. Всегда так — когда дело доходит до семейных разборок, он прячется за занавесками своего мнимого неучастия.
— Лиля, ты ведь понимаешь, что раз уж вы с Богданом решили остаться у нас, то должна вносить свою лепту, — свекровь говорила мягко, но я чувствовала стальные нотки за этой показной заботой.
— Я и так отдаю половину зарплаты на общий бюджет, — мой голос дрогнул, хотя я старалась держаться твёрдо.
— Половину? — фыркнула старшая золовка, Ника. — А остальное куда? На свои побрякушки и шмотки?
Хотелось ответить, что «остальное» уходит на кредит за машину, которой пользуется вся семья, включая её, но я промолчала.
— Мы просто хотим справедливости, — продолжила свекровь. — Ты же понимаешь, как тяжело содержать такой большой дом?
Богдан наконец отлепился от подоконника и подошёл к столу. Я с надеждой посмотрела на него — неужели вступится?
— Лиль, ну правда, мама дело говорит. Нам нужно как-то помогать родителям.
Нам? Это когда он сам последний раз деньги в дом приносил? Три месяца назад?
— Богдан, может, ты сначала сам начнёшь «помогать родителям»? — не выдержала я и тут же прикусила язык, поняв, что перешла невидимую черту.
В комнате повисла тишина. Тяжёлая, вязкая, давящая на плечи многотонным грузом.
История нашего с Богданом переезда к его родителям должна была быть временной. «Дорога до офиса отсюда занимает всего полчаса вместо двух часов из нашей съёмной, — убеждал он, раскладывая на столе схемы маршрутов.
— Скоро получу повышение до руководителя отдела, тогда с новой зарплатой уволюсь и найду вакансию поближе к центру. Максимум три-четыре месяца, и снимем квартиру, где захотим». Это было полтора года назад.
Сначала всё казалось вполне сносным. Свекровь, Нина Павловна, встретила нас с распростёртыми объятиями, свёкор, Павел Денисович, похлопал Богдана по плечу и выделил нам самую большую комнату на втором этаже. Золовки — Ника и Лера — в то время ещё не жили в родительском доме.
Наша идиллия растаяла ровно через три месяца, как мартовский снег под весенним солнцем, когда Богдан потерял работу.
— Сокращение, — только и сказал он, придя домой посреди рабочего дня с мятой картонной коробкой в руках. Его взгляд блуждал по комнате, ни на чем не задерживаясь. — Ничего, найду что-нибудь получше.
Но «получше» как сквозь землю провалилось. Первый месяц Богдан исправно выходил «на охоту» в отглаженной рубашке, с папкой документов под мышкой.
Второй месяц рубашка сменилась футболкой, а папка осталась пылиться в шкафу. К третьему месяцу поиски работы превратились в просмотр вакансий на диване с планшетом в руках.
«Жуткий кризис на рынке», «требуют невозможного опыта», «слишком много кандидатов» — список причин рос как снежный ком. Я молчала — чувствовала, насколько это бьёт по его самооценке.
А потом, как назло, вернулась Ника. После развода с мужем она прикатила домой с двумя чемоданами и «временно» поселилась в соседней с нами комнате. За ней подтянулась и младшая сестра, Лера, — ей нужно было быть поближе к университету.
Так наша «временная» остановка превратилась в коммунальную квартиру, а я оказалась единственным человеком с постоянным и приличным доходом среди шести взрослых людей.
Свекровь получала скромную пенсию, свёкор перебивался сезонными заработками, Лера числилась студенткой.
А Ника хоть и работала администратором в салоне красоты, но половину времени проводила на больничных и в отпусках за свой счёт, жалуясь на «невыносимого начальника» и ничтожную зарплату, которую тратила исключительно на себя. Богдан же застрял в вечных поисках «работы своей мечты».
— Вот смотри, Лилечка, — свекровь достала откуда-то блокнот с расчётами. — Коммунальные платежи выросли за последний квартал. Плюс новая плита на кухню, плюс замена труб в ванной… Если разделить на всех, то твоя доля получается…
— Минуточку, — я подняла руку, чувствуя, как к щекам приливает жар. — Вы говорите о моей доле? А где доля Богдана в этих расчётах?
Свекровь поджала губы и медленно выдохнула, словно объясняла прописные истины несмышлёному ребёнку:
— Ну мы же понимаем ситуацию… У Богдана сейчас непростое время. Он ищет себя.
Ищет себя уже целый год. И нигде не находит.
— А у девочек свои расходы, — подхватил свёкор, постукивая пальцами по столу. — Нике платят мало, а у Леры учёба, сама понимаешь — не копейки стоит.
Я оглядела всех присутствующих — каждый старательно избегал моего взгляда, кроме Ники. Та смотрела с вызовом, словно говоря: «Ну давай, возмути воду, и мы все увидим, какая ты плохая».
— Я подумаю, — только и сказала я, поднимаясь из-за стола.
Вечером я сидела на краю кровати, записывая цифры в потрёпанный блокнот с обложкой, украшенной японскими иероглифами — подарок подруги из путешествия.
Ежемесячный платёж за машину — та самая старенькая иномарка, на которой я вожу всех домочадцев по магазинам и поликлиникам. Кредитная карта, распухшая от покупок, половина которых сделана не мной и даже не для меня.
Накопления на «нашу будущую квартиру» (которую, похоже, придётся покупать самой, если вообще когда-нибудь накоплю).
Помощь моим родителям — единственная статья расходов, о которой я здесь помалкиваю, чтобы не услышать очередную порцию упрёков. Если сейчас отдать последнее свекрови, придётся не просто затянуть пояс — придётся научиться питаться воздухом и добираться на работу силой мысли.
Богдан вошёл в комнату, плюхнулся рядом и попытался обнять меня за плечи.
— Не сердись на них, они просто беспокоятся о будущем.
Я сбросила его руку.
— О каком будущем, Богдан? О том, где я оплачиваю счета всей твоей семьи, пока ты «ищешь себя»?
— Ты же знаешь, как сложно сейчас с работой…
— Знаю. Именно поэтому я езжу на другой конец города каждый день, чтобы её сохранить. Именно поэтому я берусь за дополнительные проекты и сижу над отчетами по ночам.
Богдан поджал губы.
— Если тебе так тяжело, может, тебе стоит поискать что-то поближе к дому?
Я не верила своим ушам.
— То есть, ты предлагаешь МНЕ поменять работу, которая нас кормит, чтобы было удобнее твоей семье?
— Нашей семье, Лиля. Это наша общая семья.
Я горько усмехнулась.
— Нет, Богдан. Это твоя семья. А мы с тобой… я даже не знаю, кто мы сейчас.
Утром я выскользнула из дома, когда стрелки часов ещё даже не добрались до шести. Без завтрака, на цыпочках, лишь бы не столкнуться с ранними пташками из семейства мужа и не получить новую порцию молчаливых упрёков.
На работе с головой зарылась в отчёты и таблицы — цифры хотя бы не лезут в душу с расспросами и не пытаются залезть в карман. Только к обеду заметила, что телефон разрывается от уведомлений.
Три пропущенных от Богдана, сообщение от свекрови с вопросом «Где хранится мука?» (словно я домработница), и последнее от мужа: «Нам нужно серьёзно поговорить».
Работу нашёл? Или хотя бы начал искать? — глупая надежда кольнула сердце острой иголкой, но я тут же отмахнулась от неё. Обжигалась на этом молоке уже столько раз, что пора бы научиться дуть на воду.
Домой я приехала почти в восемь. На кухне горел свет — там опять собрался семейный совет. Я глубоко вдохнула, пытаясь подготовиться к новой порции претензий.
За столом сидели все, включая Богдана. Перед ним лежала какая-то бумага.
— Присаживайся, Лилечка, — свекровь улыбнулась, но глаза остались холодными. — У нас радостная новость.
Я опустилась на стул, всё ещё в пальто, с сумкой на плече.
— Нам предложили отличную сделку, — продолжила она. — Помнишь дядю Колю, маминого двоюродного брата? Он готов купить нашу старую дачу в Озёрном — ту самую, с обвалившейся верандой и участком, заросшим бурьяном, которую мы не посещали лет пять.
Предлагает неплохие деньги, представляешь?А если добавить твой первоначальный взнос, который вы с Богданом накопили, можно будет взять хорошую квартиру недалеко отсюда. Богдан уже присмотрел вариант!
Богдан кивнул, глядя куда-то мимо меня.
— Подождите… — я пыталась осмыслить информацию. — Вы хотите использовать наши с Богданом накопления, чтобы купить квартиру ВСЕМ вместе?
— Ну конечно не всем, — вмешалась Ника. — Мама с папой останутся здесь. А мы с Лерой переедем к вам. Так будет удобнее — нам ближе к центру, да и вместе веселее.
Я перевела взгляд на Богдана. Он выглядел смущённым, но решительным.
— Лиль, это отличный вариант. Мы сможем съехать от родителей и начать самостоятельную жизнь.
— С твоими сёстрами? Это ты называешь самостоятельной жизнью?
— Ну не бросать же их, — он развёл руками. — Нике с ребёнком тяжело одной, а Лера ещё учится…
Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева.
— А деньги на эту квартиру? Те самые, что мы — вернее, я — откладывала на НАШУ квартиру?
— Так она и будет наша! — в голосе Богдана появились нотки раздражения. — Просто мы поможем сёстрам устроиться.
— За мой счёт.
— Лиля, не начинай, пожалуйста. Мы же семья.
Вот оно. Заклинание «мы же семья» — самое мощный аргумент в арсенале манипуляторов. Не спорь, не возражай, не защищай свои интересы — ведь МЫ СЕМЬЯ.
— А кто оплачивать ипотеку будет? — спросила я, уже зная ответ.
Свекровь и Богдан переглянулись.
— Ну, пока ты одна работаешь… — начал он неуверенно.
Я встала, чувствуя, как дрожат колени.
— Нет.
— Что «нет»? — не поняла свекровь.
— Я не буду участвовать в этой схеме. Хотите покупать квартиру на троих — пожалуйста. Но без моих денег и без меня.
Воцарилась тишина. Затем Ника фыркнула:
— А мы-то думали, ты действительно любишь Богдана…
— Именно потому, что я его люблю, я не позволю его семье использовать нас как банкомат. И да, я не буду содержать двух взрослых женщин, которые вполне могут работать сами.
— Как ты смеешь! — вскинулась Лера. — Мне нужно сосредоточиться на учёбе!
— А мне на ребёнке! — подхватила Ника.
— Который сейчас с твоим бывшим мужем во Франции, — не удержалась я.
Щёки Ники покраснели от злости.
— Лиля, ты переходишь все границы, — свекровь поджала губы. — Мы предлагаем тебе стать частью решения семейных проблем, а ты ведёшь себя как…
— Как человек, которого хотят использовать? — я повернулась к Богдану. — И ты с этим согласен? Правда?
Богдан смотрел в стол.
— Лиль, ты слишком остро реагируешь. Моя семья всегда была для меня на первом месте, ты знала это, когда выходила за меня.
Знала. Но думала, что стану частью этой семьи, а не кошельком для неё.
— Хорошо, — я выпрямилась. — Тогда тебе придётся выбирать между своими сёстрами и женой. Потому что я не собираюсь жить с ними под одной крышей и оплачивать их хотелки.
— Не драматизируй, — Богдан поморщился. — Всё образуется.
— Нет, Богдан. Уже не образуется.
Я развернулась и вышла из кухни, чувствуя на себе четыре пары осуждающих глаз. И одну — растерянную.
Наша комната на втором этаже встретила привычным хаосом, к которому я так и не смогла привыкнуть — носки Богдана разбросаны по полу, его джинсы висят на спинке стула, недопитая чашка чего-то на подоконнике.
Ковёр не видно под слоем мусора и ненужных бумажек. Только мой угол сохранял подобие порядка — стопка книг на тумбочке, заботливо расставленная косметика на трюмо.
Полтора года под этой крышей, а ощущение, будто я в гостинице с ужасным сервисом и без права на отъезд.
Я встала на стул и с верхней полки шкафа сняла чемодан — тот самый, с которым переступила порог этого дома, наивно веря в «пару месяцев временного проживания». Теперь-то я понимала, что временным здесь было только моё терпение. Я открыла шкаф и начала методично перекладывать вещи из ящиков в чемодан, складывая их аккуратными стопками.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем дверь скрипнула. На пороге стоял Богдан.
— Что ты делаешь? — глупый вопрос, учитывая наполовину собранный чемодан.
— Ухожу.
— Куда?
— К родителям. Для начала.
Он прошёл в комнату, сел на край кровати.
— Лиль, ну хватит уже. Ты делаешь из мухи слона.
Я продолжала складывать одежду, не глядя на него.
— Из мухи слона? Богдан, твоя семья планирует использовать мои деньги, чтобы купить квартиру для твоих сестёр. А ты это поддерживаешь. Где здесь муха?
— Да никто не будет использовать твои деньги! — он повысил голос. — Мы вложим общую сумму и…
— Какую общую сумму, Богдан? — я наконец посмотрела на него. — У тебя нет денег. Уже год как нет. Всё, что лежит на нашем совместном счету, заработала я.
Он вскочил, лицо исказилось от злости.
— Вот, значит, как? Попрекаешь меня тем, что я временно без работы?
— Временно? — я горько усмехнулась. — Богдан, ты перестал даже искать! Ты целыми днями сидишь дома, играешь в компьютерные игры и рассказываешь всем, что «на рынке кризис». А я пашу, чтобы содержать не только тебя, но и твоих родственников.
— Они помогли нам, когда нам негде было жить!
— И теперь рассчитывают, что я буду расплачиваться за это до конца жизни? Нет уж, спасибо.
Я захлопнула чемодан и застегнула молнию.
— Ты не можешь просто так уйти, — в его голосе зазвучали панические нотки.
— Могу. И ухожу.
— А как же наш брак? Наши планы?
Я остановилась у двери и посмотрела на человека, которого когда-то считала самым близким.
— Брак — это союз равных, Богдан. А не ситуация, где один работает за двоих, а второй позволяет своей семье пользоваться первым. Что до планов… кажется, у твоей семьи на меня совсем другие планы, чем те, о которых мы мечтали.
— Лиля… — он шагнул ко мне, протягивая руку, но я отстранилась, словно от чего-то заразного.
— Нет. Хватит. И твоя семья — это не моя ноша. Я готова быть партнёром, но не дойной коровой для стада нахлебников.
Когда я спускалась по лестнице с чемоданом, из кухни выглянула свекровь.
— Лилечка, куда это ты собралась на ночь глядя?
— Домой.
— Так ты уже дома, глупенькая, — она неестественно рассмеялась.
— Нет, Нина Павловна. Это ваш дом. А мой — там, где меня ценят не за зарплату.
За её спиной маячили лица золовок — любопытные и немного встревоженные. Кажется, они не ожидали, что я действительно решусь уйти.
— Но как же Богдан? — свекровь перешла в наступление. — Ты бросаешь его в трудную минуту?
— Его трудная минута растянулась на целую вечность. Забавно, как при этом он умудряется находить средства на новые игрушки для приставки и модные наушники, но вспоминает про финансовые затруднения, когда приходят счета за коммуналку. Извините, но я больше не играю в эти ваши семейные игры с подменой понятий.
Я открыла входную дверь, и прохладный вечерний воздух ударил в лицо. Свобода.
— Ты пожалеешь об этом! — крикнула мне вслед Ника. — Такого мужчину, как Богдан, ещё поискать надо!
Я обернулась в последний раз.
— Вот и ищите. А лучше — найдите ему работу. Потому что содержать его больше некому.
Дверь за спиной захлопнулась, отрезая возмущённые возгласы. Я шагала по садовой дорожке, усыпанной мелкими камешками, которые хрустели под ногами как снег в январский мороз.
С каждым шагом плечи расправлялись, а дышать становилось всё легче — будто невидимая рука разжала тиски, сдавливавшие грудную клетку. Впереди маячила неизвестность с её тревогами и трудностями.
Но одно я знала наверняка — больше никто не посмеет сказать мне: «Ты нам должна». Потому что единственный человек, перед которым у меня остались обязательства — это я сама.
