Марина проснулась в шесть утра, когда из ванной комнаты уже доносилось раздражённое бормотание свекрови. Бормотание это давно превратилось в привычную утреннюю симфонию, в которой каждое слово было словно камушком, попадающим точно в лоб.
— Умница, Марина, конечно, выспалась, отдохнула. А кто посуду вчера оставил? Наверно, специально, чтоб у меня нервы лопнули!
Марина устало села на кровати и посмотрела на мужа. Денис мирно спал, укрывшись одеялом с головой, словно ещё до пробуждения защищался от всего мира. Она тихонько коснулась его плеча:
— Деня, вставай, маме не нравится вчерашняя посуда.
— Мам, пожалуйста… — пробормотал Денис во сне.
Марина улыбнулась. Уже три месяца, как они перебрались в эту двухкомнатную квартиру к маме Дениса, Софье Павловне, а та всё ещё была для него главным авторитетом, голосом, звучащим даже во сне.
На кухне Марину встретила Софья Павловна — женщина массивная, решительная, каждое движение которой словно говорило: «Вот посмотри, как нужно жить». В руках у неё была кружка, в которой кофе выглядел чёрным и густым, словно мазут.
— Доброе утро, Софья Павловна, — тихо сказала Марина, отворачиваясь, чтобы спрятать раздражение.
— Утро добрым не бывает, когда на кухне бардак, — ответила свекровь и демонстративно поставила кружку на стол так, что жидкость выплеснулась через край. — В моём доме принято после себя убирать. Если я не научила своего сына, значит, это придётся делать тебе.
Марина тихо вздохнула. Это был не её дом, она знала это и старалась не забывать. Три месяца назад её родители прямо сказали: «Не выйдет вам с Денисом здесь жить, квартира тесная, у тебя сестра старшая, Тоня. Она замуж выйдет первой, мы ей уже обещали». Обещание родителям пришлось сдержать, и теперь они с Денисом были здесь, где бытовая химия смешивалась с химией человеческой.
— Мы с Денисом сегодня вечером приготовим ужин, — тихо предложила Марина, надеясь, что напряжение хоть немного спадёт.
— Вот именно, приготовите, — подчеркнула Софья Павловна, — а не ты одна, как обычно. Мужчина должен знать, что это такое — домашние заботы. И не нужно смотреть на меня так, будто я злодейка. Я просто не хочу, чтобы вы потом распадались, как труха, при первой же трудности.
Марина понимала, что спорить бесполезно, особенно когда день ещё не начался. Свекровь снова сделала глоток кофе и сурово продолжила:
— И ещё, пожалуйста, поговори со своей сестрой. Она звонила Денису, мол, просила совета, как ей лучше свадьбу сыграть. Марин, тебе не кажется, что это ненормально, когда сестра твоему мужу названивает?
Марина замерла, словно воздух превратился в густое желе. Тоня, её старшая сестра, которая всегда была первой во всём и даже замуж решила выйти ровно через месяц после них, словно намеренно догоняя и перегоняя её по жизни.
— Софья Павловна, я разберусь, — тихо произнесла она и вышла из кухни, чтобы не заплакать прямо при свекрови.
В коридоре её догнал голос Дениса:
— Марин, что опять не так?
Она обернулась и увидела его — немного растрёпанного, с сонными глазами, но такого родного и беззащитного.
— Всё так, День, просто мама хочет, чтобы у нас было, как надо.
Он тихо притянул её к себе и прижал крепко, словно защищая от невидимых врагов:
— Будет, Мариш, будет. Дай только время.
Но время как будто было единственным, чего у них не было. Оно утекало сквозь пальцы, оставляя после себя лишь уставшие взгляды и тонкий слой обиды, который оседал на сердце Марине, как пыль на мебели, от которой невозможно избавиться одним взмахом руки.
***
Осень пришла как-то вдруг — резко и почти бесцеремонно. Сентябрьские дожди тихо барабанили в окно, превращая улицу в серую, сонную реку. Марина заваривала чай, рассеянно глядя на капли, стекающие по стеклу и думая, почему она до сих пор чувствует себя здесь чужой.
Из комнаты свекрови доносились звуки телевизора и шелест бумаги — Софья Павловна перебирала квитанции и словно отчитывала их вслух за то, что те с каждым месяцем становились всё выше.
— Денис! — крикнула она через дверь. — Ты в курсе, что за свет набежало в полтора раза больше? Что вы тут, лампочки что ли по ночам все разом зажигаете?
Денис поднял голову от ноутбука, переглянулся с Мариной и улыбнулся уголком рта:
— Мам, разберёмся, не кричи только.
— Конечно, разберётесь, — ворчала она, уже выходя в коридор. — Одни обещания, а всё как было, так и остаётся. Я же не золотая антилопа, чтобы вам деньги на счета выбивать!
Марина молчала, стараясь никак не реагировать на упрёки. Она была благодарна, что Денис не давал матери полностью её подавить, но при этом тихо сердилась, что он словно стоял между двух огней и никак не мог принять её сторону окончательно.
— Денис, я с Аней на прогулку выйду, а то ребёнок уже капризничает, — тихо сказала Марина мужу, кивнув на дверь комнаты, где спала их маленькая дочь.
— Давай, — он устало кивнул, глядя в монитор, — а я попробую работу закончить, если мама не съест меня раньше.
На улице было прохладно, но свежий воздух немного прояснил мысли. Марина медленно катала коляску, слушая тихое посапывание дочери. Она мысленно перебирала в голове вчерашний разговор с сестрой. Тоня была старше всего на год, но успела первой и закончить университет, и получить стабильную работу, и найти жениха, подходящего ей, как перчатка к руке. А главное — никогда не теряла случая тонко и болезненно напомнить Марине, кто из них успешнее.
— Мариш, ну, правда, ну что ты себе нашла? — звучал в памяти голос сестры. — Я вот скоро замуж выхожу, но мы с Сашей ни на кого не надеемся. Своя квартира, своя жизнь. Тебе бы тоже уже пора как-то повзрослеть…
Марина чувствовала, как внутри поднималась злость. Слова сестры постоянно звучали в её голове, как назойливый, противный гул, от которого не спасали ни стены, ни разговоры с Денисом. Она снова ощутила то знакомое детское чувство, будто Тоня специально выбирала такие слова, чтобы унизить её.
Когда она вернулась домой, у двери её ждала Софья Павловна, нервно сложив руки на груди.
— Марин, можно тебя на минутку? — холодно спросила она, жестом приглашая пройти на кухню.
Марина почувствовала, как сердце вдруг забилось чаще — было ясно, что ничего хорошего этот разговор не сулит. Она вошла, присела на край стула и сжалась, словно маленькая птичка, пойманная в ловушку.
Свекровь пристально смотрела ей в глаза, словно стараясь увидеть что-то, чего Марина сама не знала о себе.
— Ты знаешь, я долго терпела, но теперь хочу кое-что сказать, — медленно начала Софья Павловна. — Мне Денис сказал, что вы подумываете ещё об одном ребёнке. Это правда?
Марина покраснела, неожиданно застигнутая врасплох. Она с мужем обсуждала это лишь раз, и очень осторожно.
— Мы пока только думаем, — тихо сказала она.
— Думайте где-то в другом месте! — резко ответила Софья Павловна. — Нам с тобой, дорогая моя, и одного ребёнка здесь достаточно. У нас не общежитие, чтобы плодиться и потом ждать, когда кто-то поможет! Жить и так тесно.
Марина не могла ответить ничего внятного. Её губы задрожали, но она усилием воли подавила слёзы. Софья Павловна продолжала:
— Твой Денис всегда был мечтателем, но я думала, ты умнее будешь, взрослее. Посмотри вокруг, Марина! Куда второго ребёнка? Вы ещё первого толком не подняли. На что вы надеетесь? На то, что я всю жизнь буду вас за собой тащить?
Эти слова обрушились на Марину с тяжестью бетонной плиты. Она встала, не глядя в глаза свекрови, и тихо ответила:
— Мы с Денисом это обсудим.
И вышла из кухни, стараясь идти медленно и ровно, но внутри всё дрожало, словно после ледяного душа.
В спальне Денис сразу увидел её состояние:
— Что случилось, Марин?
Она села на край кровати и тихо проговорила, едва сдерживая слёзы:
— Нам надо отсюда уехать, Деня. Я больше так не могу. Мы же с тобой семья, а не постояльцы. Почему мы должны всё время перед кем-то оправдываться?
Денис вздохнул, тяжело и обречённо. Он подошёл, сел рядом, обнял её крепко и сказал то, что она боялась услышать:
— Мариш, давай честно, мы пока не потянем отдельное жильё. Ты в декрете, я один работаю… Куда нам? Опять с твоими родителями? Ты же сама помнишь, как было.
Марина кивнула и уткнулась в его плечо. Она знала, что он прав. Куда бы они ни пошли, везде будут чужими, и это ощущение медленно, но верно вытягивало из неё последние силы.
Вечером, засыпая, она думала только об одном: где найти такое место, чтобы быть дома, по-настоящему дома — не гостем, не постояльцем, а просто собой?
И ответ на этот вопрос казался ей всё более туманным и далёким, как свет фонаря за окном в холодном сентябрьском дожде.
***
Октябрь навалился тяжёлой ватой — серые облака затянули небо так плотно, будто собирались задушить весь город. Марина в очередной раз проснулась рано, ещё до рассвета, и слушала тихое сопение Дениса. Она смотрела на него, вспоминая, каким он был раньше — весёлым, энергичным, с живыми искрами в глазах. Теперь же он выглядел усталым и поникшим, словно был под давлением со всех сторон.
Тишину квартиры разорвал телефонный звонок. Марина с тревогой схватила мобильный, думая, что это родители или сестра — снова будут спрашивать, как долго они ещё собираются «сидеть на шее у свекрови». Но на экране светилось имя лучшей подруги — Светы.
— Привет, Светик, что случилось? Почему так рано?
— Марин, я даже не знаю, как начать, — голос Светы звучал неровно и встревоженно. — Я вчера твою сестру встретила. Она там такого наговорила…
Марина села на край кровати и прижала руку к груди — сердце тревожно застучало.
— Что именно?
— Ну, типа, ты с Денисом сели на шею Софье Павловне, что ты специально родила ребёнка, чтобы закрепиться в её квартире, что из-за вас теперь бедная женщина покоя не знает… Там ещё люди были, Марин. Я её остановила, а она только плечами пожала: «Что тут такого, я правду говорю!»
Марина замерла. Обидные слова от сестры она уже привыкла слушать, но чтобы так открыто, при чужих людях…
— Спасибо, что сказала, Свет. Я поговорю с ней.
Света тяжело вздохнула:
— Ты там держись. Если что, я всегда рядом, помни это.
Марина отключила телефон и ощутила, как обида, та, которую она старалась задвинуть поглубже, прорвала плотину. Она взглянула на спящего Дениса и вдруг почувствовала острую жалость к нему — её проблемы касались теперь и его, ему тоже приходилось выслушивать от её семьи постоянные упрёки.
Она тихо встала, накинула на плечи халат и пошла на кухню, надеясь попить чаю и немного успокоиться. Там уже сидела Софья Павловна и смотрела в окно, задумчиво постукивая пальцами по столу. На столе стояла нетронутая чашка с остывшим кофе.
— Не спится? — спросила она, даже не обернувшись.
— Разве тут уснёшь… — тихо ответила Марина, доставая чашку.
Свекровь медленно повернулась и посмотрела ей в глаза. Взгляд её на удивление был мягким, словно впервые за долгое время.
— Я вчера Тоню твою встретила в магазине, — медленно сказала она, словно пробуя слова на вкус. — Неприятная встреча вышла.
Марина вздрогнула:
— Она и вам наговорила?
— А ты как думаешь? — тихо усмехнулась Софья Павловна. — «Вы, Софья Павловна, — говорит, — святая женщина, что терпите мою сестру с её муженьком. Я бы уже давно их выпроводила». Я ей, конечно, ответила, но только… Марин, неприятно это. Очень неприятно.
Марина опустила глаза. Она чувствовала себя униженной, словно ударили её по лицу. Хотелось кричать, но слова застряли комком в горле.
— Простите, Софья Павловна, — тихо сказала она. — Я обязательно с ней поговорю.
Свекровь кивнула, вздохнула тяжело, словно решая что-то очень важное:
— Знаешь, Марина, я ведь вас и правда люблю. Просто устала сильно от всего этого. Я думала, на пенсии спокойно поживу, а тут вы, ребёнок, хлопоты… Я, конечно, резкая, но поверь, я не хочу вам зла.
Марина почувствовала, как к глазам подкатила горячая волна слёз. Она не ожидала услышать такие слова от свекрови, привыкла постоянно защищаться от её атак и не могла понять, что делать теперь с этим внезапным проявлением человечности.
— Я понимаю, — прошептала она, — но почему-то у нас с Денисом всё время выходит так, будто мы всем что-то должны. Я не понимаю, как жить дальше…
Софья Павловна помолчала, вздохнула и внезапно произнесла:
— Марин, вот вы с Денисом молодые, всё время что-то ждёте — что станет легче, лучше, само как-то решится. А вы возьмите, да и решите уже сами! Уезжайте, снимайте жильё, пусть даже скромное. Я вам немного помогу, только не здесь. Иначе вы так и будете всю жизнь перед кем-то виноваты.
Марина вздрогнула, чувствуя, как сказанное свекровью вдруг осветило путь, будто включили в тёмной комнате свет. Она сама об этом давно думала, но услышать это от человека, с которым жила под одной крышей, было одновременно и облегчением, и пугающей перспективой.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно. Я понимаю, тебе страшно, ты боишься, что не справишься. Но это единственный шанс стать настоящей семьёй. Пока вы живёте в моём доме или у своих родителей, у вас своей семьи не будет. Только чужие стены и чужие правила.
Марина кивнула. В груди поднялась волна благодарности, смешанной с неожиданной решимостью.
— Спасибо, Софья Павловна. Я поговорю с Денисом.
Свекровь устало улыбнулась и повернулась снова к окну, будто разговор исчерпал её последние силы.
Вернувшись в спальню, Марина подошла к кровати и мягко тронула мужа за плечо:
— Деня, проснись, пожалуйста. Нам надо серьёзно поговорить.
Он открыл глаза и внимательно посмотрел на неё. В этом взгляде, полном тепла и усталости, она прочла ответ на свой невысказанный вопрос. Он был готов слушать, и, кажется, впервые — готов действовать.
— Деня, нам пора уезжать, — тихо произнесла она. — Пора жить самим, пусть даже очень скромно, но только своей семьёй.
Денис долго смотрел на неё молча, а потом кивнул, словно решившись:
— Да, Марин. Ты права. Пора выбираться отсюда, иначе мы просто задохнёмся.
И, обняв его, она ощутила, как впервые за долгое время внутри появилось что-то настоящее и живое, похожее на надежду.
***
Они переехали в крохотную съёмную квартирку на окраине города в самом начале зимы. Мороз в ту неделю был особенно резкий, словно проверял их на прочность. Комната оказалась почти пустой: старенький шкаф, узкая кровать, на которой они кое-как помещались втроём, и стол с двумя стульями. Но Марина никогда раньше не испытывала такого покоя, словно стены, хоть и чужие, вдруг стали дышать вместе с ней.
Первые дни прошли в хлопотах и суматохе: вещи разобрать, организовать быт, привыкнуть к новому месту. Денис стал задерживаться на работе допоздна, брал дополнительные проекты, а Марина, несмотря на усталость, впервые чувствовала, что счастлива — без оговорок и без вины перед кем-то.
Однажды вечером, когда на улице уже стемнело, в дверь неожиданно позвонили. Марина открыла и замерла на пороге — за дверью стояла её сестра Тоня. В глазах у неё горел непривычный огонёк раздражения и какой-то затаённой обиды.
— Ну привет, беглянка, — усмехнулась она, проходя без приглашения в прихожую и не снимая куртку. — Хорошо устроились? Лучше стало?
Марина молча смотрела на сестру. Внутри сразу заклокотало всё то, что копилось месяцами.
— Зачем ты приехала, Тонь? — спокойно спросила она, стараясь не выдавать свои чувства.
— Поговорить, конечно! — резко бросила сестра. — Что вы себе возомнили, герои-одиночки? Решили всех обвинить в своих неудачах, уехать и изобразить, как вам плохо жилось с родными?
— А разве нет? — вдруг резко отрезала Марина, удивляясь собственной смелости. — Мы и правда устали оправдываться перед тобой, перед родителями, перед Софьей Павловной. Ты хоть раз задумывалась, каково это — жить постоянно с ощущением, что ты всем должна?
Тоня усмехнулась:
— А ты задумывалась, каково мне было слышать от всех, что младшая сестра быстрее устроилась, быстрее замуж вышла, быстрее родила? Меня же всю жизнь с тобой сравнивали! Я из кожи вон лезла, чтобы быть лучше, а ты… Ты всегда казалась им какой-то особенной! И даже твои проблемы становились важнее моих успехов!
Марина удивлённо уставилась на сестру. Никогда раньше она не слышала таких откровений. Ей вдруг стало ясно, откуда росли корни их многолетней неприязни. Оказывается, Тоня страдала не меньше, только иначе.
— Тоня, да я никогда не хотела, чтобы нас сравнивали, — тихо сказала Марина. — Мне это было так же неприятно, как и тебе. Я тебя всегда уважала, даже восхищалась… и я не виновата, что так сложилось.
— Виновата, Марин! — Тоня резко обернулась, глаза её блестели от едва сдерживаемых слёз. — Ты виновата, потому что всегда была несчастной и вечно жаловалась. Родители постоянно вокруг тебя суетились, а я всю жизнь доказывала, что мне не нужна их помощь!
В квартире воцарилась тишина, словно отрезав их друг от друга прозрачной стеной. Слова сестры больно резали душу, но впервые Марина увидела в ней не агрессора, а такого же раненого человека.
— Тонь, прости, если так вышло, — тихо сказала она, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. — Я правда не знала, что ты так это воспринимаешь. Мне тоже было тяжело.
Тоня отвернулась к окну, на мгновение замолчала, а потом сказала уже тише:
— Да я не за извинениями приехала, Марина. Просто я скоро выхожу замуж, ты знаешь. А родители вместо того, чтобы радоваться за меня, всё про тебя говорят. Что вы с Денисом сняли квартиру, молодцы, самостоятельные. А я опять будто в стороне. Что бы я ни сделала, вечно ты впереди.
Марина вздохнула. Сердце щемило от жалости к сестре, которую она всегда воспринимала как безупречную и неприступную крепость.
— Тоня, послушай, ты же счастлива со своим женихом? Вы живёте хорошо, у вас будет своя семья. Разве это не главное? Зачем постоянно оглядываться на меня?
Тоня помолчала, разглядывая узор на стекле, и медленно произнесла:
— Наверное, ты права. Я устала бороться за внимание, которого никогда не получала. Может, нам и правда стоит жить, не сравнивая друг друга?
Марина улыбнулась впервые за долгое время искренне и тепло:
— Я за это. И, знаешь, если бы не ты, я бы никогда не решилась на этот шаг, не стала бы сама собой. Ты всегда подталкивала меня быть сильнее, хоть и не понимала этого.
Сестра медленно повернулась и впервые за всю встречу улыбнулась мягко, по-настоящему, как в детстве:
— Ладно, Марин, я пойду. Не обещаю, что мы сразу станем лучшими подругами, но я хотя бы попробую тебя понять.
Тоня ушла, оставив после себя лёгкий запах духов и странное ощущение освобождения.
Когда Денис вернулся домой, он сразу заметил перемену в жене — глаза её сияли, а голос звучал иначе.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он.
— Всё случилось, — тихо сказала Марина и крепко прижалась к нему. — Кажется, я наконец-то поняла, чего мы так долго искали.
— И что же это? — Денис обнял её крепче, глядя ей прямо в глаза.
— Себя. Без оглядки на других, без чувства вины. Теперь мы наконец дома, по-настоящему.
В эту ночь Марина впервые за долгое время спала спокойно, с ощущением, что теперь она точно знает, куда идти дальше. Внутри неё поселилась тихая уверенность, что свой дом начинается не со стен, а с того момента, когда ты перестаёшь зависеть от чужих мнений и наконец разрешаешь себе быть счастливой.
Эпилог
Прошло три года.
С тех пор, как Марина с Денисом переехали в съёмную квартиру, их жизнь наполнилась спокойной, почти незаметной повседневностью. Денис наконец получил повышение, и финансовое давление немного спало. Марина вышла на работу и быстро втянулась в рабочие будни, удивляясь тому, как много в ней самой изменилось за эти годы.
Однажды, в тихий летний вечер, после прогулки с дочерью, Марина увидела возле подъезда знакомый силуэт. На скамейке сидела Софья Павловна, сжимая в руках небольшую сумку и растерянно глядя куда-то вдаль. За последние годы они виделись редко, обычно по праздникам, а телефонные разговоры сводились к дежурным поздравлениям и вопросам о здоровье.
Марина приблизилась осторожно, словно боясь нарушить хрупкое спокойствие момента.
— Софья Павловна, здравствуйте. Вы почему здесь, не позвонили?
Свекровь подняла глаза, и в них Марина увидела ту же усталость и незащищённость, которую раньше скрывала сама.
— Здравствуй, Марина. Просто решила навестить. Внучку давно не видела… И вас тоже.
— Пойдёмте, — тихо сказала Марина, ощутив неожиданную нежность к женщине, с которой когда-то было так тяжело жить под одной крышей.
В квартире было тихо и уютно. Софья Павловна села на диван, глядя вокруг с удивлением и одобрением.
— Хорошо у вас. Свежо как-то. Спокойно.
Марина улыбнулась и поставила чайник. Из комнаты вышел Денис, заметив мать, удивился и немного растерялся, словно вернувшись в детство.
— Мам, ты чего молчишь? Привет!
Он подошёл и осторожно обнял её, словно боясь, что это прикосновение разрушит хрупкий мир, который они только-только начали строить заново.
— Да вот, соскучилась, решила проверить, как вы тут живёте, — сказала Софья Павловна, мягко улыбнувшись. — Хорошо живёте, молодцы. Самостоятельные стали, взрослые.
Марина принесла чай, и разговор потёк ровно и легко. Впервые они говорили без напряжения, без упрёков, просто рассказывая о простых вещах — о работе, о маленькой Ане, о планах на будущее.
Когда Софья Павловна собралась уходить, Марина решила проводить её до автобусной остановки. На улице уже наступал вечер, небо было окрашено в нежно-лиловый цвет.
— Марина, я давно хотела сказать… — внезапно начала свекровь. — Тогда, когда вы ушли, я и рада была, и больно очень. Я ведь вас любила, по-своему, может, коряво, неумело, но искренне.
Марина мягко взяла её под руку:
— Я знаю. Нам тоже было непросто, но если бы не вы, мы бы так и не решились стать взрослыми. Вы нам помогли, хотя и не сразу поняли это сами.
Свекровь слегка пожала плечами и улыбнулась, глядя куда-то вдаль:
— Теперь понимаю. Знаешь, Марина, дом — это не стены. Это то, что внутри, что с тобой всегда. Я теперь одна живу, квартира большая, и не греет она. Пусто как-то стало.
— Так приезжайте к нам чаще, — тихо предложила Марина. — Дом — это ведь ещё и те люди, которых мы любим, даже если иногда не понимаем.
Софья Павловна мягко сжала руку невестки и слегка кивнула, будто не решаясь сказать что-то вслух, но обе поняли друг друга без слов.
Когда автобус увёз Софью Павловну, Марина пошла обратно домой медленно, наслаждаясь тёплым вечерним воздухом и лёгкостью в душе. Теперь она ясно понимала, что все конфликты и обиды, которые терзали её раньше, постепенно растворились в этом новом, светлом чувстве.
Она вошла в квартиру и остановилась в дверях, наблюдая, как Денис читает сказку дочери перед сном. Это была та самая картина счастья, о которой она когда-то мечтала, сидя в чужой квартире, словно в клетке. Денис поднял глаза и улыбнулся ей той самой улыбкой, в которой были нежность, понимание и любовь.
Марина закрыла глаза и выдохнула, ощутив впервые за долгое время полную и глубокую благодарность за всё, что с ними произошло. Они прошли через испытания, через непонимание близких, через обиды и сомнения, чтобы наконец прийти сюда — в маленький, но настоящий дом, где царили спокойствие и любовь, и где каждая вещь дышала свободой.
И в этот тихий вечер Марина поняла, что дом — это не стены и не квартира. Дом — это они сами. Это Денис, это их дочь Анечка, это Софья Павловна, с которой они теперь общаются по-другому. Это даже сестра Тоня, с которой они хоть и не стали подругами, но перестали быть соперницами.
Дом — это то тепло и спокойствие, которое рождается в сердце, когда ты принимаешь себя и перестаёшь бояться осуждения других.
И сейчас, стоя на пороге своей комнаты, Марина улыбнулась сама себе и тихо прошептала:
— Я дома. Наконец-то дома.
