У Кати самым счастливым днем в жизни стал обычный четверг. Мама поехала за кормом для рыбок — этих скучных золотых созданий, которые только и умели, что открывать рот в аквариуме.
— Мам, ну почему нельзя собачку? — в сотый раз ныла Катя перед маминым уходом. — У Лены кот, у Светки хомяк, даже у противной Машки попугай есть! А у нас что? Рыбы!
— Потому что нельзя, — как всегда отрезала мама. — И точка.
Ушла. А Катя осталась наедине со своими золотыми «друзьями», которые даже мяукнуть не могли.
Час прошёл. Два. Мама задерживалась — странно, обычно за кормом быстро ездила.
И вот ключи в замке. Шаги. Но какие-то, осторожные что ли?
— Мам, ты чего так долго? — крикнула Катя из комнаты.
— Сейчас, подожди… — голос мамы звучал виновато.
Катя выбежала в прихожую. И замерла.
Мама стояла, сняв только одну туфлю, держа в руках что-то пушистое и бежевое. Игрушку? Но зачем? У Кати день рождения был три месяца назад.
— Мам, это что?
— Я не смогла пройти мимо, — тихо сказала мама, всё ещё не выпуская из рук непонятный комок. — Там на рынке, рядом с зоомагазином.
И тут мама наклонилась, осторожно положила «игрушку» на пол. А та вдруг встряхнулась, открыла чёрные бусинки глаз. И со счастливым визгом понеслась прямо на Катю!
— Мама!!! — завизжала девочка, падая на колени. — Это щенок?! Настоящий?!
Пушистый комочек лизал её лицо, руки, пытался забраться на плечо. Хвостик ходил ходуном. Глазки светились такой радостью, словно он всю жизнь ждал именно этой встречи.
— Московская сторожевая, — виновато улыбнулась мама. — Мальчик. Три месяца.
Катя не могла поверить. После стольких лет упрашиваний, слёз, обещаний хорошо учиться. После всех этих «нет», «невозможно», «когда вырастешь»…
— Он, он останется? Навсегда?
— Останется, — кивнула мама, глядя, как щенок устроился у Кати на коленях и блаженно закрыл глаза. — Видимо, я тоже устала от одних рыбок.
И знаете что? Это был самый счастливый четверг в жизни Кати. Пока она ещё не знала, во что превратится милый комочек через полгода.
Щенка назвали Бароном. И первые месяцы были как в сказке.
Катя просыпалась — рядом сопел тёплый комочек. Завтракала — под столом сидели преданные глаза и ждали кусочек. Делала уроки — лохматая голова лежала на ногах.
— Барон, ты самый лучший! — шептала она ему перед сном, а он в ответ лизал её в нос.
Лето пролетело незаметно. В парке, на даче, дома — везде рядом бежал счастливый хвост. Правда, хвост этот становился всё длиннее, а сам Барон — всё больше.
— Мам, он что, расти не перестанет? — смеялась Катя, глядя, как щенок, размером уже с небольшую овчарку, пытается поместиться в свою старую лежанку.
— Это же московская сторожевая, доченька, — вздыхала мама, собирая с пола остатки очередных тапочек. — Большим вырастет.
А потом началась школа.
И вот тут сказка закончилась.
— Катя! Вставай! Барона выгуливать надо! — в шесть утра мама тормошила дочь.
Пока одноклассники спали сладким сном, Катя тащилась по тёмным улицам с псом, который теперь был ей по пояс. И который почему-то решил, что каждый столб — это личный враг, требующий немедленного внимания.
— Барон, ну идём же! — умоляла девочка, но тот упёрся всеми четырьмя лапами: нет, вот этот кустик ещё не исследован!
После школы — опять прогулка. Потом уборка квартиры, потому что за день Барон успевал:
перевернуть миски с водой и едой;
разнести по всей квартире содержимое мусорного ведра;
попробовать на зуб мамин любимый цветок;
поиграть с туалетной бумагой (размотав весь рулон);
соскучиться и от тоски погрызть ножку стула.
— Как же я тебя люблю, — бормотала Катя, ползая с тряпкой по полу, а Барон радостно скакал рядом, мешая убирать и пытаясь поиграть с шваброй.
Уроки делать стало почти невозможно. Барон считал, что если Катя сидит за столом, то она доступна для игр. Тетрадки летали по комнате, ручки исчезали в собачьих зубах, а учебники становились удобными подушками для дневного сна.
Но самое страшное начиналось на прогулках.
Из милого щенка Барон превратился в подростка-хулигана размером с телёнка. Московские сторожевые, оказывается, не просто большие — они огромные. И очень общительные.
— Барон, нет! — кричала Катя, но было поздно.
Увидев вдалеке другую собаку, он срывался с поводка так, что Катя либо летела следом, либо была вынуждена отпустить поводок и бежать за ним.
— Простите! Простите! — задыхаясь, догоняла она разгневанных хозяев чихуахуа или пуделя, которых Барон пытался «поприветствовать» всем своим весом.
Иногда приходилось привязывать его к столбу и ждать, пока пройдёт «объект интереса». Барон при этом выл так, словно его пытали.
— Катюша, — как-то вечером осторожно сказала мама, — может, нам стоит подумать?
— О чём? — насторожилась девочка.
— Ну, Барон уже такой большой. А ты маленькая. Видишь, как тяжело тебе с ним?
— Мам, нет! — Катя обхватила собаку руками. — Мы справимся! Правда же, Барон?
Тот радостно лизнул её и тут же опрокинул хвостом стакан с водой.
Но справляться становилось всё труднее. Катя не успевала делать уроки, приходила с прогулки уставшая как загнанная лошадь. А Барон рос и рос, становясь всё более неуправляемым.
В ноябре случился критический момент.
На прогулке Барон увидел кота. Обычного дворового кота, который мирно сидел на скамейке. Для Барона это был сигнал к действию!
Рывок — и Катя полетела лицом в снег, не удержав поводок. Барон понёсся за котом, который метнулся на дерево. Пёс принялся лаять под деревом так, что из окон высовывались возмущённые соседи.
— Барон! Ко мне! — ревела Катя, но он был глух ко всему, кроме кота.
Пришлось звать на помощь дядю Сергея из соседнего подъезда. Втроём они еле затащили разбушевавшегося пса домой.
Вечером мама сидела на кухне с серьёзным лицом.
— Катюша, — тихо сказала она, — я звонила бабушке в деревню.
У Кати упало сердце. Она знала, что сейчас услышит.
— Нет, мам. Только не это.
— Доченька, там ему будет лучше. Простор, свобода. А здесь он мучается в четырёх стенах.
— Но он мой! — заплакала Катя.
— И останется твоим, — мама обняла дочь. — Просто будет жить у бабушки. Мы будем его навещать.
Барон лежал рядом, положив морду на лапы. И Катя поклялась себе, что если его увезут, она больше никогда ни о чём не попросит маму. Никогда.
Тот день Катя запомнила навсегда. До мельчайших подробностей.
Мама сидела на кухне с красными глазами. Рядом стояла дорожная сумка.
— Доченька, сегодня едем к бабушке.
— Нет! — закричала Катя. — Нет, нет, нет!
Но было поздно. Решение принято. Бабушка уже ждала.
Барон метался по квартире, чувствуя неладное. Собаки же понимают всё. Лучше людей понимают.
— Где он будет спать? — всхлипывала Катя, прижимаясь к тёплому боку.
— Бабушка сказала, есть будка. Хорошая, тёплая.
Ехали молча. Барон сидел между ними, положив голову Кате на колени. Иногда поднимал морду и смотрел так, будто знал. Будто прощался.
— Мам, может, вернёмся? — шептала Катя. — Я буду лучше с ним гулять. Честно!
— Поздно, детка. Поздно.
Бабушка встретила их у калитки. Коренастая, в фартуке, с добрыми глазами.
— Ну, где же мой красавец? — улыбнулась она, но Барон спрятался за Катю.
— Он боится, — прошептала девочка.
— Ничего, привыкнет. Тут у меня и Рекс есть, дружок найдётся.
Рекс оказался старым лабрадором, который вяло махнул хвостом при виде новенького и снова улёгся на крыльце.
— Видишь? — сказала бабушка Барону. — Тут хорошо будет.
Но Барон не отходил от Кати ни на шаг.
Показали ему двор, миски, место, где будет будка. Барон всё обнюхал, но без энтузиазма. Как человек, которому показывают тюремную камеру.
— Ну что ж, — сказала мама, глядя на часы, — нам пора.
— Мам!
— Катя, не усложняй.
Девочка опустилась перед Бароном на колени:
— Ты будешь меня помнить? Да? Я обязательно приеду. Обещаю.
Он лизнул её в щёку. Один раз. Очень нежно.
Катя оборачивалась до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом, и всё видела его — большого, лохматого, растерянного.
Дома было пусто. Страшно пусто.
Миски убрали. Игрушки сложили в коробку. Поводок повесили в шкаф.
— Как будто его никогда и не было, — прошептала Катя.
Месяц прошёл как в тумане. Катя ходила в школу, делала уроки, ела, спала. Но всё не по-настоящему. Как во сне.
— Может, съездим, проведаем? — предложила мама.
— Не надо. — Катя боялась увидеть его несчастным.
А потом приехала бабушка.
Пришла без предупреждения, села на кухне и долго молчала.
— Что-то случилось? — испугалась мама.
— С собакой вашей.
У Кати подкосились ноги.
— Он умер?
— Что ты! Живее всех живых. Только, — бабушка вздохнула тяжело, — пришлось мне его продать.
— Как продать?! — взвыла Катя.
— Ну как. Денег взяла и отдала людям хорошим. Не могу я его держать, понимаешь? Жрёт как слон! За неделю мешок корма съедает. А пенсия у меня какая?
— Но мы же деньги давали на содержание!
— Мало давали. На поросёнка хватило бы, а на такую лошадь, — бабушка покачала головой. — Простить завести ещё одного поросёнка, чем такую собаку прокормить.
Катя рыдала. Мама кричала на бабушку. Бабушка оправдывалась. Обычный семейный скандал, каких миллионы случаются каждый день.
— А кому продали? — спросила наконец Катя.
— Людям хорошим. Молодой человек, у него дом, участок большой. Говорят, собак любит. Ему и справиться с такой псиной проще.
— Адрес дайте.
— Зачем тебе?
— Дайте!
На каникулах Катя поехала одна. Автобусом, потом пешком по незнакомым улицам, по адресу, который нацарапала дрожащей рукой.
Дом оказался за деревней. Большой, с участком. Катя подошла к забору и заглянула в щель между досками.
То, что она увидела, успокоило её.
Огромный вольер. Красивая будка с крышей. Миски. Игрушки. И Барон.
Боже, каким он стал! Ещё больше, ещё красивее. Шерсть блестящая, морда довольная. Он лежал на крыльце будки и что-то грыз. Выглядел спокойным.
— Барон? — тихо позвала Катя.
Он поднял голову, прислушался. Вскочил. Подбежал к забору.
И завилял хвостом! Узнал! Узнал через год разлуки!
— Привет, мальчик мой, — прошептала Катя, просовывая руку в щель.
Он лизал её пальцы, скулил, пытался просунуть морду к ней поближе.
— Я не забыла тебя.
Постояла ещё немного и ушла. У него была нормальная собачья жизнь. Это главное.
А её детство кончилось в тот день, когда бабушка сказала: «Пришлось продать».
Теперь Катя знала, что взрослые могут обещать и не выполнять. Что «навсегда» не всегда означает навсегда.
Шесть лет прошло. Шесть долгих лет без Барона.
Катя выросла. Закончила школу, поступила в институт. Стала совсем другой — взрослой, серьёзной. Но иногда, когда видела на улице московскую сторожевую, сердце всё равно сжималось.
— Хватит уже терзаться, — говорила мама. — Ты же знаешь, что поступили правильно.
Правильно. Может быть. Но легче от этого не становилось.
Однажды Катя не выдержала.
— Мам, я поеду к нему.
— Катя.
— Поеду и всё. Хочу знать, как он.
Ехала долго, с пересадками. Сердце колотилось как бешеное. А вдруг его уже нет? Собаки живут не так долго. А вдруг не узнает?
Дом нашла сразу — хорошо запомнился. Только теперь подошла не к забору, а к калитке.
Постучала.
Дверь открыл мужчина лет тридцати. Высокий, с добрыми глазами.
— Вы, — Катя растерялась. — У вас собака есть? Барон?
— Есть. А вы кто? — удивился он.
— Я его первая хозяйка. Давно это было. Просто хотела посмотреть, как он.
Мужчина улыбнулся:
— Проходите! Он во дворе. Только, — он вдруг засмеялся, — не удивляйтесь, если он вас узнает. У него память собачья, но отличная.
Катя прошла за калитку. И сердце её остановилось.
Во дворе, под яблоней, лежал огромный пёс. Такой большой, что она даже сомневалась — тот ли это?
— Барон? — позвала несмелым голосом.
Пёс поднял голову. Секунду смотрел. И вдруг…
Рванул к ней с таким восторгом, что Катя едва устояла на ногах! Лизал лицо, руки, прыгал как щенок, скулил от радости. Хвостище молотил по воздуху так, что был слышен свист!
— Узнал, — тихо сказал хозяин. — Сразу узнал.
— Мой хороший, — плакала Катя, обнимая огромную морду. — Мой мальчик.
— Меня Алексеем зовут, — представился мужчина.
Барон не отходил от Кати ни на шаг. Два часа пролетели незаметно. Катя не могла наговориться с Бароном, а он — нарадоваться на неё.
— Приезжайте ещё, — сказал на прощание Алексей. — Видите, как он счастлив.
— Обязательно.
На автобусной остановке Катя обернулась. Барон сидел у калитки и смотрел ей вслед. Не выл, не скулил. Просто смотрел. Понимающе.
А через два года случилось чудо.
Катя получила диплом и вышла замуж. За Алексея. Да-да, за того самого хозяина Барона.
— Знаешь, — смеялся Алексей, — я думаю, это Барон нас познакомил. Специально.
И в день свадьбы, когда молодые приехали в дом, Барон встретил их как будто всю жизнь этого ждал.
— Ну что, мальчик, — прошептала Катя, обнимая его, — теперь мы снова вместе. Навсегда.
Он лизнул её руку. Очень нежно.
Как в тот день, когда прощались.
Только теперь это был радостный поцелуй.
