— Иван Семёныч, ну вы как маленький! — Алла Викторовна раздражённо постучала ручкой по столу. — Это же обычная доверенность, чтобы я могла получать за вас пенсию. Ну сколько можно объяснять!
Старик в выцветшем халате неуверенно вертел в руках шариковую ручку. В его глазах плескалась растерянность — та самая, что поселилась в них после похорон Лидочки и теперь не покидала его ни на минуту.
— А зачем вам моя пенсия? Я сам хожу… — пробормотал он, но голос его звучал неубедительно.
— Да понимаете ли вы, что творится на улице? Снег, гололёд! В вашем возрасте один раз поскользнёшься — и всё. А я что, буду смотреть, как мучается сосед?
Алла Викторовна привычным жестом поправила тщательно уложенные волосы и склонилась над документами. Она разбиралась в людях — особенно в одиноких, потерянных, жаждущих хоть капли человеческого тепла. Иван Семёнович был идеальной мишенью.
— Лидия Петровна, царство ей небесное, всегда говорила: «Алла, вы такая отзывчивая». Помните? Вот я и хочу помочь.
При упоминании покойной жены старик совсем сник. Да, Лидочка действительно хорошо отзывалась о соседке. Правда, это было лет пять назад, когда Алла Викторовна ещё работала в детской поликлинике и не успела превратиться в хищницу от недвижимости.
— Только подпишите здесь и здесь, — мягко настаивала она, указывая на строчки с мелким шрифтом. — И вы забудете об очередях в Пенсионном фонде.
Рука старика дрогнула над бумагой. Что-то внутри подсказывало ему, что не стоит этого делать, но возразить он не мог. После смерти Лидочки весь мир словно окутался туманом, и становилось всё труднее понять, где правда, а где ложь.
В эту минуту в прихожей щёлкнул замок.
— Иван Семёныч! — послышался звонкий голос. — Это я, Катя!
Алла Викторовна недовольно поджала губы. Появление этой девчонки в доме старика стало для неё неприятным сюрпризом. Месяц назад Иван Семёнович упал в ванной, соседи вызвали «скорую», а в больнице к нему приставили сиделку. Какую-то студентку из малообеспеченной семьи. Сначала Алла Викторовна не придала этому значения — подумаешь, временная помощница. Но девчонка оказалась настырной.
— Катенька, проходи, — оживился старик, поспешно пряча документы под газету.
В комнату вошла миниатюрная девушка в потрёпанной куртке с рюкзаком за плечами. Её русые волосы растрепались на ветру, а щёки горели от мороза. В руках она держала пакет с продуктами.
— Добрый вечер, Алла Викторовна, — вежливо поздоровалась Катя, но взгляд её был настороженным.
— О, наша заботливая помощница пришла, — язвительно отозвалась соседка. — Иван Семёныч, я пойду, а документы оставлю. Подумайте спокойно.
Когда за Аллой Викторовной закрылась дверь, Катя принялась разбирать покупки.
— Иван Семёныч, а что это за документы? — как бы невзначай поинтересовалась она, доставая из пакета творог и кефир.
— Да так, доверенность какая-то. Алла Викторовна хочет получать за меня пенсию.
Катя замерла, держа в руках пачку гречки. В её семье все женщины обладали особым чутьём на неприятности, и сейчас это чутьё взвыло, как пожарная сирена.
— А можно посмотреть? Я на юридических курсах училась…
Старик нерешительно протянул ей бумаги. Катя пробежала глазами по строчкам и похолодела. Это была не обычная доверенность на получение пенсии, а генеральная доверенность с правом продажи недвижимости.
— Иван Семёныч, — тихо сказала она, стараясь не напугать старика, — вы внимательно читали, что здесь написано?
— Да что там читать-то… — махнул он рукой. — Алла Викторовна говорит, что это формальность.
— Это не формальность, — Катя присела рядом с ним на диван. — Если вы подпишете это, она сможет продать вашу квартиру без вашего согласия.
Лицо Ивана Семёновича изменилось. Туман в глазах рассеялся, уступив место испугу.
— Как это… продать? Да что ты такое говоришь!
— Смотрите сами, — Катя показала на текст. — «Доверенность на совершение всех юридически значимых действий с недвижимым имуществом, включая отчуждение». Отчуждение — это и есть продажа.
Старик долго смотрел на документы, словно видел их впервые. Затем медленно и тщательно разорвал каждый лист.
— Значит, ты хотела меня обмануть… — прошептал он. — А я ведь чуть было не подписал.
Катя видела, как болезненно он переживает это открытие. Иван Семёнович принадлежал к тому поколению, для которого обман со стороны близких был страшнее любых материальных потерь.
— Не думай об этом, — мягко сказала она. — Главное, что мы вовремя разобрались.
Но Иван Семёнович уже не слушал. Перед его глазами всплывали эпизоды последних месяцев: как Алла Викторовна вдруг стала заботливой, как расспрашивала о документах на квартиру, как ненавязчиво интересовалась, есть ли у него наследники.
— У меня есть племянница, она в Томске живёт, — говорил он тогда. — Но мы не общаемся. После смерти брата мы поругались из-за какой-то ерунды…
А Алла Викторовна кивала, запоминала, прикидывала. Двухкомнатная квартира в центре города стоила не меньше четырёх миллионов. И никаких близких родственников, которые могли бы помешать.
— Что же мне теперь с ней делать… — растерянно пробормотал старик.
— А никак, — решительно сказала Катя. — Будете делать вид, что ничего не произошло. А лучше вообще реже с ней общайтесь.
Но избежать общения с Аллой Викторовной оказалось невозможно. Она жила через площадку, работала посменно и всегда знала, когда старик остаётся дома один. На следующий день она пришла с тортом и притворно-заботливым выражением лица.
— Иван Семёныч, зачем вы документы порвали? — спросила она, обнаружив в мусорном ведре обрывки бумаг. — Это ваша помощница постаралась? Девочка молодая, неопытная, жизни не знает.
— Катя хороший человек, — буркнул старик.
— Да я не спорю! Но сами подумайте — приехала неизвестно откуда, вьётся вокруг вас… А что, если у неё свои планы? Кто её знает, может, она сама положила глаз на вашу жилплощадь?
Семена сомнений были посеяны в подготовленную почву. Иван Семёнович не мог полностью довериться никому — даже самому себе. Смерть жены сломала в нём что-то важное, сделав его беззащитным перед чужими манипуляциями.
— А вы давно её знаете? — продолжала Алла Викторовна. — Откуда она взялась? Может, специально устроилась в патронажную службу, чтобы обхаживать богатеньких стариков?
— Не говори так, — слабо возразил он, но червячок сомнения уже закрался в его душу.
А через неделю Алла Викторовна принесла новые документы.
— Вот, переделала всё, — сказала она, лучась добротой. — Теперь здесь только про пенсию, ничего лишнего. Посмотрите сами.
На этот раз она была осторожнее. Документ действительно выглядел как обычная доверенность на получение пенсии. Но мелким шрифтом в конце было написано: «а также представлять интересы доверителя во всех государственных органах и учреждениях». Формулировка расплывчатая, но для опытного риелтора — достаточная лазейка.
Иван Семёнович долго читал, водя пальцем по строчкам.
— Вроде бы всё правильно… — неуверенно протянул он.
— Конечно, правильно! Я же вам не враг.
Старик уже склонился над документом, когда в замке снова повернулся ключ. Катя вернулась с занятий раньше обычного — она почувствовала неладное.
— Опять документы подписываем? — спросила она, входя в комнату.
— А тебя это не касается! — резко ответила Алла Викторовна. — Иван Семёныч взрослый человек, сам разберётся.
— Конечно, не касается, — спокойно согласилась Катя. — Но раз уж я здесь, можно посмотреть?
Она взяла документ, внимательно прочитала его и покачала головой.
— Иван Семёныч, а вы знаете, что значит «представлять интересы во всех государственных органах»? Это значит, что Алла Викторовна сможет от вашего имени подавать любые заявления в любые учреждения. В том числе в Росреестр.
— Что ещё за Росреестр? — нахмурился старик.
— Это орган, который регистрирует сделки с недвижимостью, — пояснила Катя и посмотрела на Аллу Викторовну. — Да, Алла Викторовна? Вы ведь работаете в риелторской фирме, должны знать.
Лицо соседки исказилось от злости.
— Да что ты из себя умную строишь? — вскипела она. — Думаешь, я не вижу, как ты перед ним подлизываешься? Внучкой ему прикидываешься!
— Я не притворяюсь, — тихо ответила Катя. — Мне просто жаль одинокого человека.
— Жалко! — истерично рассмеялась Алла Викторовна. — Конечно, жалко! Особенно его квартирку жалко, да? На кону четыре миллиона — тут любая пожалеет!
— Четыре миллиона? — переспросил Иван Семёнович. — Откуда вы знаете, сколько стоит моя квартира?
Вопрос застал Аллу Викторовну врасплох. Она поняла, что проговорилась, и это окончательно вывело её из себя.
— Да знаю я! И что? Я работаю с недвижимостью, проводила оценку! А что, нельзя?
— Когда вы оценивали мою квартиру? — медленно произнёс старик. — Я вас не просил…
Повисла тягостная тишина. Алла Викторовна поняла, что зашла слишком далеко, но отступать было поздно.
— Послушайте, Иван Семёныч, — сменила она тон на примирительный. — Ну что мы тут как дети… Вам нужна помощь, мне нужна работа. Подпишите доверенность, я буду получать вашу пенсию, плюс вы будете мне доплачивать за хлопоты. Всего-то пять тысяч в месяц. А эта… — она презрительно кивнула на Катю, — пусть идёт других стариков искать.
— А если я не подпишу? — поинтересовался Иван Семёнович.
— Если не подпишете… — Алла Викторовна замялась, но потом решилась: — Я подам заявление в социальную службу. Скажу, что вы стали неадекватным, сами за собой ухаживать не можете. А эта девица вас спаивает и вымогает деньги.
— Алла Викторовна! — ахнула Катя.
— А что? Кто поверит — я, взрослая женщина, которая пять лет живёт по соседству, или студентка, подрабатывающая на полставки?
Иван Семёнович медленно поднялся с дивана. Старческая немощь внезапно покинула его, и в его выпрямившейся фигуре проступили черты былой мужской силы.
— Убирайтесь из моего дома, — сказал он негромко, но так, что Алла Викторовна невольно отступила.
— Да что вы себе позволяете!..
— Вон! — повысил голос старик. — И больше не приходите!
Алла Викторовна схватила сумочку и бросилась к двери.
— Пожалеете! — крикнула она напоследок. — Ещё приползёте ко мне на коленях!
Когда за ней захлопнулась дверь, Иван Семёнович тяжело опустился в кресло. Лицо его было серым, дыхание прерывистым.
— Катенька, — прошептал он, — дай мне лекарство… Сердце прихватило…
Катя бросилась к тумбочке, достала корвалол и накапала в стакан воды. Старик выпил, но ему не стало лучше. Наоборот — боль в груди усилилась, на лбу выступил холодный пот.
— Иван Семёныч, вам плохо? — испугалась девушка.
— Плохо… — выдохнул он. — Очень плохо…
Катя схватилась за телефон и вызвала «скорую». Пока ждала, держала старика за руку, чтобы он не потерял сознание.
— Не бойтесь, — говорила она. — Всё будет хорошо. Приедут врачи, они помогут.
— Катя… — слабо позвал Иван Семёнович. — Если со мной что-нибудь случится… У меня в письменном столе… завещание лежит… Я всё оставил племяннице… Но она меня не простит…
— С вами ничего не случится, — твёрдо сказала Катя. — Не говорите глупостей.
Приехавшие медики диагностировали инфаркт. Состояние тяжёлое, но не критическое. Ивана Семёновича увезли в реанимацию.
Катя провела в больнице всю ночь. Утром к ней подошёл лечащий врач.
— Вы родственница? — спросил он.
— Нет, помощница по уходу.
— Понятно. Состояние стабилизировалось, но больному нужен покой. Никаких стрессов, никаких переживаний.
— А когда его выпишут?
— Дня через три, если всё пойдёт хорошо. Но дома за ним нужен постоянный присмотр.
Когда Катя вернулась в общежитие, её ждала неприятность. Заведующая сообщила, что на её работу поступила жалоба.
— Некая Крестовская утверждает, что вы плохо ухаживаете за подопечным, — сказала она. — И что из-за вашей халатности у старика случился сердечный приступ.
— Это неправда! — возмутилась Катя.
— Я вас не обвиняю. Но на время разбирательства вы отстраняетесь от работы с этим подопечным.
Значит, Алла Викторовна не шутила. Значит, она действительно решила добиться своего любой ценой.
Катя была в отчаянии. Не из-за упущенной выгоды — из-за Ивана Семёновича. Кто будет за ним ухаживать? Кто защитит его от соседки-хищницы?
На третий день она не выдержала и пришла к нему домой. Дверь открыла Алла Викторовна — в домашнем халате, с ключами от квартиры в руках.
— А, явилась, — презрительно сказала она. — Поздно, голубушка. Иван Семёныч вчера вернулся из больницы и попросил меня присмотреть за ним. Сказал, что больше тебе не доверяет.
— Я не верю, — покачала головой Катя.
— А не веришь — проходи, спроси у него самого.
Катя вошла в квартиру. Иван Семёнович сидел в кресле, укутавшись пледом. Выглядел он неважно — осунулся, постарел.
— Иван Семёныч, — тихо позвала она.
Он поднял глаза, и она не увидела в них ни радости, ни тепла. Только усталость и что-то ещё… стыд?
— Катя… — медленно произнёс он. — Спасибо тебе за всё, но… я думаю, нам лучше больше не встречаться.
— Но почему? — не понимала девушка.
— Потому что из-за тебя у меня сердце прихватило, — неожиданно резко ответил старик. — Алла Викторовна была права — ты молодая, горячая, а мне нужен покой.
Катя поняла, что он говорит не своими словами. За три дня в больнице Алла Викторовна успела как следует его обработать.
— Иван Семёныч, — попыталась она возразить, — но ведь вы сами видели, какие документы она вам подсовывала…
— Никаких особых документов не было! — вспылил старик. — Ты мне мозги запудрила, вот и всё!
Катя молчала. Спорить было бесполезно — старик выбрал для себя версию, которую было легче принять. Поверить в то, что его хотела обмануть соседка, а спасла случайная девушка, было слишком больно для его самолюбия.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я больше не буду вас беспокоить. Поправляйтесь.
Она повернулась к двери, но её остановил голос Ивана Семёновича:
— Катя… Прости меня.
Девушка обернулась. В глазах старика стояли слёзы.
— За что простить?
— За то, что я трус. За то, что мне проще поверить в плохое, чем в хорошее.
Алла Викторовна, стоявшая в коридоре, недовольно поджала губы.
— Иван Семёныч, вы себя расстраиваете, — сказала она. — Врач велел не нервничать.
— Знаешь, Катенька, — не обращая внимания на соседку, продолжал старик, — я всю жизнь был честным человеком. И думал, что другие тоже честные. А когда жена умерла, понял, что в этом мире можно доверять только себе. И то не всегда.
— Это не так, — мягко возразила Катя. — Есть люди, которым можно доверять.
— Может быть. Но я уже не умею их различать.
Катя кивнула и вышла из квартиры. На лестничной площадке её догнала Алла Викторовна.
— И запомни, умник, — прошипела она, — если ещё раз здесь появишься, я заявлю в полицию. За вымогательство.
Но через две недели именно Алла Викторовна сидела в полицейском участке — только не в качестве заявительницы, а в качестве подозреваемой.
Катя выполнила своё обещание и больше не беспокоила Ивана Семёновича. Но она попросила соседку из квартиры этажом выше — пожилую учительницу Веру Ивановну — присмотреть за стариком. Та охотно согласилась.
А Вера Ивановна была женщиной наблюдательной и принципиальной. Она заметила, как часто Алла Викторовна выходит из квартиры Ивана Семёновича с папками документов. Как нервничает старик, как дрожат у него руки.
Кульминация наступила, когда Вера Ивановна случайно услышала телефонный разговор соседки с риелтором.
— Документы готовы, — сказала Алла Викторовна. — Завтра подаём на регистрацию. Старик ни о чём не догадывается.
Вера Ивановна немедленно позвонила Кате. Девушка тут же примчалась и вызвала полицию. Аллу Викторовну задержали прямо в Росреестре, когда она пыталась подать документы на продажу квартиры Ивана Семёновича.
Экспертиза показала, что подпись старика подделана. Но главное — нашлись свидетели, которые слышали, как она говорила о том, что собирается обманным путём завладеть квартирой. Оказалось, Алла Викторовна хвасталась перед коллегами по работе.
Когда Катя пришла к Ивану Семёновичу, чтобы рассказать о случившемся, старик плакал.
— Прости меня, Катенька, — повторял он. — Прости старого дурака.
— Не надо, — обняла его девушка. — Вы не дурак. Вы просто добрый человек, который хотел верить в добро.
— А что теперь делать? — растерянно спросил он. — Как жить дальше?
— Жить, — просто ответила Катя. — Жить и знать, что рядом есть люди, которые тебя любят.
— Ты… ты останешься? — робко поинтересовался старик.
— Если хотите.
— Хочу. Очень хочу.
Вечером Катя помогла Ивану Семёновичу написать письмо племяннице в Томск. Это было непростое письмо, в котором он просил прощения за давнюю глупую ссору и приглашал в гости.
— Думаешь, она ответит? — спросил он.
— Обязательно ответит, — уверенно сказала Катя.
И не ошиблась. Через неделю пришло письмо от племянницы. Анна Петровна писала, что тоже давно хотела помириться, но не решалась. А теперь обязательно приедет — как только уладит дела на работе.
— Вот видите, — улыбнулась Катя, читая письмо вслух. — У вас есть семья.
— Есть, — согласился Иван Семёнович. — А ещё есть ты.
Алла Викторовна получила условный срок и была направлена на общественные работы. Квартиру в этом доме ей пришлось продать — частично для возмещения судебных издержек, частично для лечения язвы желудка, которую она заработала в СИЗО.
А Катя осталась жить у Ивана Семёновича — не как сиделка, а как внучка, которой у него никогда не было. Он помогал ей с учёбой, а она заботилась о его здоровье. Когда приезжала настоящая племянница Анна Петровна, они все вместе сидели на кухне до поздней ночи, пили чай с вареньем и говорили о жизни.
И Иван Семёнович понял главное: справедливость существует. Просто иногда она приходит в самом неожиданном обличье — например, в виде молодой девушки с добрыми глазами, которая просто не может пройти мимо чужой беды.
