Алина спрятала эскизы в сумку. Быстро, воровато — как прячут любовные письма. Молния заела на середине, и она дернула сильнее. Что-то треснуло.
— Сломала? — Зоя Павловна подняла голову от своей вечной юбки. Третий день подгоняла подол для Марьи Ивановны.
— Нет, вроде… — Алина покрутила собачку молнии. Та болталась на одной нитке.
— Дай-ка сюда.
Старые пальцы Зои Павловны — узловатые, с утолщенными суставами — ловко подхватили иголку. Минута — и молния снова работала.
— Спасибо.
— Не за что. А чего прячешь-то?
Алина покраснела. В ателье было прохладно — старый дом, печное отопление, — но щеки горели.
— Да так… рисунки.
— А-а, — протянула Зоя Павловна и вернулась к юбке.
Входная дверь звякнула колокольчиком. Нина Сергеевна. В новом пальто — сама себе сшила, английский воротник, приталенное. Красивая женщина, ухоженная. Таких в журналах «после пятидесяти» показывают.
— Доброе утро! Ну что, девочки, работаем?
Алина кивнула, доставая из шкафа недошитый пиджак. Заказ к среде — осталось только пуговицы пришить да петли обметать.
— Алиночка, а покажи-ка, что ты вчера кроила? Для Семеновой платье?
— В примерочной висит.
Нина Сергеевна прошла туда — каблуки цокали по старому паркету. Алина считала шаги. Пять, шесть, семь…
— Алина! — голос из примерочной. — Иди-ка сюда.
Зоя Павловна хмыкнула. Алина отложила пиджак.
В примерочной пахло нафталином — старый шкаф никак не выветрится. Платье висело на плечиках — темно-синее, простого кроя. Только вот…
— Что это? — Нина Сергеевна держала платье на вытянутой руке.
— Вытачки, — тихо сказала Алина.
— Я вижу, что вытачки. Но зачем здесь? И под таким углом?
Алина молчала. Что тут скажешь? Что ей показалось — так платье будет интереснее сидеть? Что она видела похожий прием в итальянском журнале?
— Семенова заказывала классическое платье. Клас-си-чес-кое. — Нина Сергеевна разделила слово на слоги, как учительница первоклашкам. — А это что?
— Это тоже классическое. Просто…
— Просто ты опять умничаешь. — Тетя повесила платье обратно. — Распори и перекрои. Нормально. Как положено.
— Но там всего две вытачки! Они даже не видны почти!
— Алина. — Нина Сергеевна повернулась к ней. Лицо усталое, под глазами тени — плохо спала, наверное. — Мы об этом сто раз говорили. У нас не дом моды. У нас ателье. Люди приходят за конкретными вещами. Понятными, носибельными. Без экспериментов.
— Это не эксперимент. Это просто другой крой.
— Который никто не заказывал. Распори.
Нина Сергеевна вышла. Алина осталась стоять перед платьем. Две вытачки. Всего две. Она столько раз их перекладывала, прикидывала на манекене, добиваясь идеальной линии…
Вернулась в зал. Села за машинку. Распарыватель холодный, неудобный. Нитки рвались со звуком, от которого сводило зубы.
— Не серчай, — сказала Зоя Павловна, не поднимая головы. — Она нервная сегодня. Вчера Костромина пальто забирать приходила — недовольна осталась. Говорит, фасон старит.
— А при чем тут я?
— Ни при чем. Просто… — Зоя Павловна откусила нитку. У нее осталась эта привычка с советских времен — зубами, не ножницами. — Просто ей страшно. Конкуренция кругом. Новые ателье открываются. Молодые портнихи. А у нас что? Я — старуха. Ты — племянница. Клиенты те же двадцать лет.
— Так может, как раз надо что-то новое пробовать?
— Может. А может, и нет. Кто ж знает?
Алина дернула нитку посильнее. Ткань затрещала.
— Осторожнее! Порвешь!
— Простите.
Работали молча. За окном шел снег — мелкий, колючий. Февральский. В такой снег хочется дома сидеть, чай пить. А не вытачки распарывать.
В обед Алина осталась одна — Нина Сергеевна ушла в банк, Зоя Павловна домой пообедать. Достала из сумки эскизы. Разложила на столе.
Вот этот неплох — пальто с асимметричным запахом. И этот — платье с градиентом. Она полночи сидела, высчитывая, как ткань разной плотности ляжет…
Колокольчик звякнул. Алина быстро собрала листы. Но вошла не тетя — молодая женщина, незнакомая.
— Здравствуйте. Вы работаете?
— Да, конечно. Вам что-то пошить?
— Может быть… — Женщина огляделась. — А можно посмотреть ваши работы? Образцы какие-нибудь?
Алина показала на стенд с фотографиями. Стандартный набор — костюмы, платья, пальто. Все правильное, аккуратное. Скучное.
— Понятно, — женщина явно разочаровалась. — А ничего более… современного нет?
Алина замялась. Эскизы жгли руки через ткань сумки.
— Есть кое-что… Но это пока только рисунки.
— Можно взглянуть?
И Алина показала. Сердце колотилось, пока женщина листала. Та молчала, разглядывая каждый эскиз подолгу.
— Это вы рисовали?
— Да.
— А сшить сможете? Вот это, например? — она указала на платье с перьями.
— Смогу. То есть… — Алина осеклась. — Нужно с директором согласовать. Она скоро вернется.
— Не надо, — женщина достала визитку. — Вот мой телефон. Подумайте. Если решитесь — звоните. Мне нужно что-то особенное. Защита диплома в консерватории. Хочется… ну, вы понимаете. Чтобы запомнилось.
Она ушла. Алина стояла с визиткой в руках. Анастасия Игоревна Светлова. Просто имя, телефон. И возможность.
Спрятала визитку в карман. Села за машинку, но руки дрожали. Перед глазами стояло то платье — с перьями, с асимметричным подолом. Она знала, какую ткань взять. Знала, как кроить. Знала каждую складку, каждый шов.
Вечером, дома, показала визитку Грише. Тот долго вертел картонку в руках.
— И что теперь?
— Не знаю. Если тетя узнает…
— А если не узнает?
Алина посмотрела на мужа. Он сидел в старом свитере, волосы растрепаны — весь день за компьютером.
— Гриш, ты думаешь, у меня получится?
Он отложил визитку. Потер лицо ладонями — устал.
— Алин, ты же знаешь… Я в этом не разбираюсь. Шитье, мода…
— Я не про то, разбираешься ты или нет. Я спрашиваю — веришь, что получится?
Григорий молчал. Долго. Потом встал, подошел к окну. На стекле морозные узоры — как кружево.
— Помнишь, ты платье себе шила? На нашу свадьбу?
— Помню.
— Я тогда зашел, а ты плачешь. Юбка не так легла. И что?
— И ты сказал — давай купим готовое.
— А ты что?
Алина улыбнулась.
— А я тебя выгнала. И досидела до утра. И юбка легла как надо.
— Вот и ответ, — Гриша повернулся к ней. — Только… Будь осторожна, ладно? Тетя Нина — она же…
— Знаю. Поэтому и боюсь.
Ночью не спала. Вставала, садилась за стол, рисовала выкройки. Потом рвала — не то. Снова рисовала. К утру на полу валялись обрывки бумаги, а на столе лежала готовая схема. Идеальная.
В ателье пришла раньше всех. Старый дом скрипел, печка остыла за ночь. Алина растопила, подкинула дров. И увидела его.
«Зингер» стоял в углу, накрытый чехлом. Им давно не пользовались — есть же новые машинки, электрические. Но Зоя Павловна не давала его выкинуть. Говорила — пригодится.
Алина подошла, сняла чехол. Машинка была красивая — черная, с золотыми буквами. Крутнула маховик — работает.
— Рано ты сегодня.
Алина вздрогнула. Зоя Павловна стояла в дверях, отряхивая снег с платка.
— Не спалось.
— Бывает. — Старушка прошла к своему месту. — «Зингер» разглядываешь? Хорошая машинка. Я на такой учиться начинала. В пятьдесят четвертом.
— Давно.
— Давно. — Зоя Павловна села, достала очки. — Мать моя на такой же шила. И бабка. Он вечный. Только масло подливай да иглу меняй.
— А можно… можно на нем шить?
Зоя Павловна посмотрела на нее поверх очков.
— А что шить-то собралась?
Алина молчала. Потом достала визитку, положила на стол.
— Вчера женщина приходила. Платье заказать хочет. По моему эскизу.
— Тому самому? С перьями?
— Откуда вы знаете?
— Я хоть и старая, а не слепая. Видела, как ты его рисуешь. Красивое платье.
— Нина Сергеевна не разрешит.
— Это да. — Зоя Павловна взяла визитку, покрутила. — А если не говорить?
— Как это?
— А так. Ты приходи вечером, когда все уйдут. Ключ у меня есть — я иногда задерживаюсь. И шей. На «Зингере». Он тихий, с улицы не слышно.
— Зоя Павловна…
— Что? — старушка строго посмотрела на нее. — Думаешь, я не понимаю? Понимаю. У самой такое было. Только я смелости не хватило. А потом — поздно стало. Дети, семья, работа. Так и шила всю жизнь юбки да пиджаки. А ведь могла…
Она не договорила. Надела очки, взялась за работу.
— Ткань где брать будешь?
— Съезжу в город. Там магазин есть хороший.
— Съезди. Только аккуратнее выбирай. Для перьев основа важна.
Вошла Нина Сергеевна. Разговор оборвался. Алина села за распоротое вчера платье — надо было заново кроить.
День тянулся бесконечно. Алина машинально строчила, отвечала на вопросы тети, улыбалась клиентам. А в голове крутилось: получится — не получится, получится — не получится…
Вечером, когда Нина Сергеевна ушла, Зоя Павловна достала из сумки сверток.
— На. Это тебе.
Алина развернула. Масло для швейной машинки. Иглы. И старая, потертая книга — «Курсы кройки и шитья. 1957 год».
— Там про перья есть целая глава. Как с ними работать. Пригодится.
— Зоя Павловна, я не знаю, как благодарить…
— Не надо благодарить. Просто сшей. Хорошо сшей. Чтобы я могла сказать — вот, не зря помогла.
Алина обняла старушку. Та пахла корвалолом и шерстью.
— Ключ под ковриком. Уходить будешь — печку проверь. И окна.
Неделю Алина жила двойной жизнью. Днем — послушная племянница, которая шьет прямые юбки и перекраивает вытачки. Вечером — другая Алина, которая колдует над шелком и перьями при свете старой лампы.
«Зингер» работал удивительно. Тихо, плавно, будто понимал, какая деликатная работа. Перья приходилось пришивать вручную — каждое отдельно, под определенным углом. Пальцы болели, спина затекала, но Алина не замечала времени.
Гриша волновался.
— Ты когда спать-то будешь?
— Скоро закончу.
— Может, помочь чем?
— Сиди со мной. Просто сиди.
И он сидел. Читал что-то в телефоне, иногда вставал размяться. Варил кофе в старой турке, которую они привезли из свадебного путешествия.
— Знаешь, — сказал как-то, — я тут подумал…
— М-м?
— Может, тебе свое дело открыть? Ну, когда-нибудь?
Алина подняла голову от шитья.
— Шутишь?
— Нет. Серьезно. Ты же… у тебя талант. Правда. Я просто раньше боялся говорить. Думал — вдруг не получится, ты расстроишься…
— И что? Попросил бы тетю Нину меня приструнить?
Гриша покраснел.
— Дурак был. Прости.
— За что?
— За то, что не верил. Что думал — тебя надо оберегать. А ты… ты сильная.
Алина отложила шитье, подошла к мужу. Села на колени, обняла.
— Я не сильная. Я просто очень хочу. Понимаешь? Очень.
— Понимаю.
На девятый день платье было готово. Алина повесила его на манекен, отошла. В полумраке ателье оно казалось живым. Перья шевелились от сквозняка, подол струился.
— Красота, — сказала Зоя Павловна. Она пришла посмотреть. — Я бы в молодости такое… Эх.
— Может, примерите?
— Что ты, милая. Куда мне? Я свое отплясала.
Позвонили заказчице. Та приехала на следующий вечер. Молча обошла вокруг манекена. Потом примерила.
И заплакала.
— Что-то не так? — испугалась Алина.
— Все так. Все идеально. Я просто… я не думала, что можно быть такой красивой.
Заплатила щедро. Больше, чем договаривались. Алина пыталась отказаться, но Анастасия Игоревна была непреклонна.
— Это не просто платье. Это… даже не знаю, как объяснить. В нем я чувствую себя собой. Настоящей.
Когда она ушла, Алина долго сидела в пустом ателье. «Зингер» поблескивал в углу. Пахло тканью и машинным маслом.
Утром, перед открытием, убрала все следы ночной работы. Проветрила, подмела обрезки. Села за свой обычный стол с обычным пиджаком.
— Ты сегодня какая-то… другая, — сказала Нина Сергеевна, разглядывая племянницу.
— Выспалась хорошо.
— Ну и славно. Кстати, звонила Семенова. Довольна платьем. Говорит, как раз то, что хотела.
— Хорошо.
— Алина, — тетя присела рядом. — Я понимаю, тебе иногда хочется чего-то… творческого. Но пойми и меня. У нас репутация. Клиенты. Мы не можем рисковать.
— Понимаю.
— Вот и умница.
День прошел как обычно. И следующий. И еще один. Алина шила юбки, перешивала пальто, улыбалась клиентам. А по вечерам садилась дома и рисовала. Новые эскизы. Еще смелее.
Через месяц позвонила Анастасия Игоревна.
— Алина? У меня к вам просьба. Моя подруга видела платье. Теперь все консерватория только о нем говорит. Она тоже хочет. Что-то особенное. Сможете?
— Смогу.
— Только… это ведь надо будет не здесь шить? Я поняла, у вас там сложности…
— Разберемся.
Положив трубку, Алина посмотрела на Зою Павловну. Та кивнула.
— Шей. Ключ где лежит, знаешь.
Второе платье было другим. Без перьев, но с вышивкой — сложной, объемной. Алина вышивала неделями, пока пальцы не немели.
Потом был третий заказ. Четвертый. Слухи расходились — где-то в городе есть мастерица, которая шьет необычные платья. Красивые. Особенные.
Алина уставала. Работа днем, работа ночью. Гриша ворчал, но помогал — возил за тканями, встречал клиенток.
А потом Нина Сергеевна все узнала.
Как — неясно. То ли кто-то проговорился, то ли увидел свет в окнах. В то утро она пришла раньше обычного. Алина как раз убирала обрезки после ночной работы.
— Так, — сказала тетя. И все стало понятно.
Молчали долго. Потом Нина Сергеевна прошла к «Зингеру», провела рукой по крышке.
— На нем, значит?
— Да.
— И давно?
— Два месяца.
— Ясно. — Тетя села. Выглядела она устало. — И что теперь?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю. — Нина Сергеевна сняла очки, потерла переносицу. — Обманывать меня… В моем же ателье…
— Простите.
— За что? За то, что талант есть? Или за то, что я дура старая, которая этот талант не разглядела?
Алина подняла голову. Тетя смотрела в окно.
— Знаешь, я ведь тоже такой была. Молодой. С идеями. Думала — перевернуть мир своими платьями. А потом… жизнь. Надо кормить семью. Надо платить за помещение. И я стала шить юбки. Прямые юбки для прямых людей.
— Тетя Нина…
— Дай договорить. Когда ты пришла, я увидела себя. Молодую. И испугалась. Что ты наступишь на те же грабли. Что разочаруешься. Что сломаешься. И начала… оберегать.
— Гриша вас просил?
Нина Сергеевна покачала головой.
— Нет. Это я ему сказала — мол, Алина слишком мечтательная, надо приземлить. А он поверил. Мужчины — они такие. Им проще поверить, чем разбираться.
Вошла Зоя Павловна. Посмотрела на них, хмыкнула.
— Разоблачили?
— Зоя Павловна, вы-то зачем? — укоризненно спросила Нина Сергеевна.
— А затем, что жалко. Талант жалко. Вы вот свой зарыли, и что? Счастливы?
Нина Сергеевна промолчала.
— То-то же. А девочка пусть пробует. Обожжется — ее дело. Не обожжется — наша радость.
— И что теперь? — Алина смотрела на них обеих. — Уволите?
— С чего это? — возмутилась тетя. — Работник хороший, зачем увольнять? Только… давай договоримся. Свои заказы — после работы. И чтоб основная работа не страдала.
— Конечно!
— И еще. — Нина Сергеевна встала, подошла к племяннице. — Покажи, что ты там нашила.
Следующий час они разглядывали фотографии платьев в телефоне Алины. Нина Сергеевна молчала, только иногда цокала языком.
— Это что за шов?
— Французский. Но модифицированный.
— Интересно. А вышивка — вручную?
— Да. Машинная не дает такого объема.
— Покажешь как-нибудь?
— Конечно!
Зоя Павловна усмехнулась.
— Вот и ладно. А я уж думала — опять скандал. Старая стала, нервы не те.
С того дня многое изменилось. Алина официально арендовала у тети вечернее время в ателье. Платила честно — процент с заказов.
Нина Сергеевна иногда заглядывала посмотреть. Давала советы — дельные, профессиональные. Без снисходительности.
— А если вот так попробовать? — предлагала она, показывая хитрый способ обработки швов.
Гриша тоже изменился. Перестал бояться. Начал верить. Даже визитки жене заказал — «Алина Назарова. Дизайнерская одежда».
— Рано еще, — смущалась Алина.
— Нормально. В самый раз.
А «Зингер» работал. Вечерами, когда ателье затихало, Алина садилась за старую машинку и шила. Перья, вышивка, сложные драпировки — все, что не решалась делать днем.
Однажды Зоя Павловна принесла фотографию. Старую, черно-белую.
— Это я. В пятьдесят восьмом.
На фото была молодая женщина в платье. Необычном платье — с косым воротником и странными складками.
— Сама придумала. Хотела на конкурс послать. В Москву.
— И что?
— А то. Муж сказал — дурь. Свекровь сказала — позор. Я и не послала. А платье сожгла. Чтоб не мучило.
— Зоя Павловна…
— Ничего. Прошло. Просто… ты не бросай. Что бы ни говорили. Хоть муж, хоть свекровь, хоть сама царица небесная. Не бросай.
— Не брошу.
— Вот и ладушки.
Через полгода у Алины была первая настоящая коллекция. Пять платьев. Все разные, но в одном стиле — сложные, изящные, живые.
Анастасия Игоревна помогла с показом. Небольшой — в кафе, для своих. Но пришло много народу.
Алина стояла за кулисами, вцепившись в руку Гриши.
— Вдруг не понравится?
— Понравится.
— Вдруг засмеют?
— Не засмеют.
— Гриш, мне страшно.
— И мне. Но ты иди. Слышишь? Иди.
И она пошла. Вышла на поклон после показа. Зал аплодировал. Кто-то кричал «браво». Анастасия Игоревна плакала.
А в первом ряду сидели Нина Сергеевна и Зоя Павловна. Тетя улыбалась и утирала глаза платочком. А Зоя Павловна просто кивала — мол, я же говорила.
После показа заказов было столько, что Алина испугалась.
— Не успею…
— Успеешь, — сказала Нина Сергеевна. — Бери помощницу. Научишь.
— А вы?
— А что я? У меня свои клиенты. Им ваша мода без надобности. Им бы юбочку попроще. — Но сказано это было без обиды. С улыбкой.
Вечером, когда все разошлись, Алина осталась в ателье одна. Села за «Зингер». Провела рукой по потертой крышке.
— Спасибо, — сказала тихо.
Машинка молчала. Но Алине казалось — она довольна. Как старый мастер, который передал секрет ученику.
За окном шел снег. Фонарь освещал кружащиеся снежинки. В ателье пахло тканью и счастьем.
А на столе лежали новые эскизы. Еще смелее. Еще красивее.
Потому что страшно не ошибиться. Страшно не попробовать.
