Я подумала, что у нас просто совпало — ну мало ли, одинаковые вкусы. Но на третий раз, когда она сказала ту же фразу, что я говорила утром мужу, у меня по спине пошли мурашки.
Это было не случайно. Марина Андреевна не просто покупала такие же вещи, как у меня — она методично превращалась в мою копию. И я не знала, что хуже: то, что мой муж Гриша этого не замечал, или то, что я начинала сомневаться в собственном рассудке.
Всё началось три месяца назад, когда мы с Гришей переехали в просторную квартиру его матери. Наш переезд не был продиктован финансовой необходимостью — скорее, стечением обстоятельств и хитрой манипуляцией.
В нашем доме произошла серьезная авария водопровода, затопившая несколько этажей. Ремонт обещал растянуться на месяцы. Пока мы в панике искали временное жильё, Марина Андреевна предложила идеальный, казалось бы, вариант.
«Я же всё равно собиралась в санаторий на месяц, — сказала она тогда. — Квартира будет пустовать. А потом решим, как дальше». Квартира досталась ей от работы за тридцать лет преподавания в медицинском институте — просторная трёшка в сталинском доме недалеко от центра.
Мы согласились — вариант казался идеальным. Вот только в санаторий Марина Андреевна так и не уехала. Сначала отложила на неделю из-за «изменения графика заездов», потом на месяц из-за «внезапно обнаруженных проблем с сердцем, требующих дополнительного обследования».
А когда подошло время, тихо призналась, что путёвки никогда и не было. «Я просто не могла позволить вам жить в гостинице, когда у меня столько места! Мы же семья!» Только вот о том, что это временное решение, Марина Андреевна, похоже, изначально и не думала.
Я открыла шкаф и замерла. Мой домашний халат с цветочным узором висел там, где я его оставила. Но рядом висел точно такой же.
— Инночка, ты проснулась? — голос свекрови раздался из кухни. — Я блинчики делаю, как ты любишь, с творогом.
Я медленно закрыла дверцу шкафа. Может, это просто совпадение? Может, она случайно купила такой же халат? В конце концов, это обычный халат из масс-маркета.
Но совпадений становилось слишком много.
Сначала была стрижка. Я подстриглась каре, и через неделю Марина Андреевна пришла с точно такой же причёской. Потом были серьги-кольца, которые подарил мне Гриша. Через пару дней такие же появились у его матери. А вчера я заметила, что она использует тот же парфюм, который я купила месяц назад.
— Ты идёшь? — снова позвала Марина Андреевна.
Я вышла на кухню. Она стояла у плиты, помешивая тесто. В моём халате.
— Смотри, какая забавная случайность, — она улыбнулась, указывая на свой халат. — Я увидела и не удержалась. Такой милый узор, как раз в моём стиле.
В моём стиле, хотелось закричать мне. Это МОЙ стиль.
Гриша сидел за столом, уткнувшись в телефон. Он даже не поднял голову.
— Правда, забавно, — выдавила я из себя улыбку. — Настоящие двойники.
— Ну что ты! — Марина Андреевна засмеялась. — Какие мы двойники? Я намного старше. Хотя приятно, когда нас путают с сестрами.
Нас. Никогда. Не путали.
Я села за стол. Блинчики с творогом. Мои любимые. Раньше я готовила их по выходным, но теперь это делала Марина Андреевна. Она накрыла на стол точно так же, как это делала я — те же тарелки, то же расположение приборов. Даже складывала салфетки треугольником — моя маленькая привычка.
— Кстати, я записалась в тот фитнес-клуб, который ты рекомендовала, — как бы между прочим сказала она. — Надеюсь, ты не против? Просто подумала, что раз тебе там нравится…
Я никогда не рекомендовала ей фитнес-клуб. Я просто упоминала, что хожу туда.
— Конечно не против, — ответила я, чувствуя, как холодеет внутри. — Почему я должна быть против?
Гриша наконец оторвался от телефона и посмотрел на нас.
— О чём это вы?
— Мама записалась в мой фитнес-клуб, — сказала я, внимательно наблюдая за его реакцией.
— Отлично! — он улыбнулся. — Будете вместе заниматься.
Никакого беспокойства. Никакого удивления. Словно это самая нормальная вещь на свете — что твоя мать превращается в клона твоей жены.
— А мне не кажется это отличной идеей, — я решила высказаться прямо. — Мне кажется странным, что твоя мама копирует мои привычки, мой стиль одежды и даже мои хобби.
Воцарилась тишина. Марина Андреевна застыла с лопаткой в руке. Гриша непонимающе моргнул.
— Что за глупости ты говоришь? — он нахмурился. — Мама просто проявляет интерес к твоим увлечениям. Ты должна быть рада, что вы находите общий язык.
— Общий язык — это одно, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало. — А полное копирование — совсем другое.
Марина Андреевна опустила взгляд, и на её лице появилось выражение глубокой обиды. Идеально рассчитанной обиды.
— Инночка, я не хотела тебя расстроить. Просто… ты такая современная, такая стильная. Я думала, что могу у тебя немного поучиться…
Её голос дрогнул, и я увидела, как в глазах Гриши вспыхнуло возмущение. Но я знала эту тактику. О, я отлично её знала. Моя мать тоже любила прикидываться жертвой, когда её уличали в манипуляциях.
— Я не расстроена, — сказала я твёрдо. — Я просто нахожу это странным. И хотела бы понять, что происходит.
— Ничего не происходит! — Гриша повысил голос. — Ты преувеличиваешь из-за какого-то халата!
— Не только из-за халата, — я начала загибать пальцы. — Стрижка, серьги, парфюм, фитнес-клуб. Каждый день что-то новое. Я чувствую себя так, будто твоя мама хочет… занять моё место.
Вот. Я сказала это вслух.
Марина Андреевна побледнела, а потом вдруг разрыдалась. Громко, с надрывом. Гриша тут же бросился к ней, обнял, бросая на меня гневные взгляды.
— Как ты можешь?! — прошипел он. — Маме и так тяжело после развода, а ты выдумываешь какие-то бредни!
Я смотрела на эту сцену, и мне хотелось кричать. Это было настолько абсурдно, что даже смешно. Марина Андреевна развелась больше десяти лет назад. Это давно не было свежей травмой.
— Я не выдумываю, — я встала из-за стола. — Я говорю о том, что вижу. И если ты этого не замечаешь, это не значит, что этого нет.
Я вышла из кухни, чувствуя, как трясутся руки. В нашей комнате — нашей с Гришей, а не с Мариной Андреевной — я села на кровать и глубоко вдохнула. Нужно было успокоиться и подумать.
Может быть, я действительно преувеличиваю? Может, это всего лишь безобидное восхищение? Но что-то подсказывало мне, что здесь кроется нечто большее.
***
Вечером Гриша вошёл в комнату с виноватым видом.
— Послушай, — начал он, садясь рядом со мной. — Я понимаю, что тебе некомфортно. Но мама правда ничего такого не имела в виду.
Я посмотрела на него и увидела искреннюю убеждённость в его глазах. Он действительно верил в то, что говорил.
— Гриш, — я взяла его за руку. — Ты никогда не задумывался, почему ни одна твоя девушка не нравилась твоей маме? Почему только со мной она вдруг стала такой милой и понимающей?
Он нахмурился.
— При чём тут это?
— При том, что она не пыталась подружиться с другими. Она их отваживала. А со мной выбрала другую тактику. Она не может меня выжить, поэтому… становится мной.
Гриша отдёрнул руку.
— Ты говоришь как сумасшедшая! Это паранойя какая-то!
— Тогда объясни мне, почему она вдруг начала краситься, как я? Носить такую же одежду? Ходить в те же места? Говорить те же фразы?
— Она просто… — он запнулся, не находя объяснения. — Может, ей просто нравится твой стиль!
— И поэтому она заказала точно такие же серьги, которые ты мне подарил?
Он замолчал. Я видела, как в его голове происходит борьба. Признать странность поведения матери или продолжать закрывать на это глаза.
— Я поговорю с ней, — наконец сказал он. — Попрошу её… быть менее похожей на тебя.
Это была маленькая победа, но я знала, что битва только начинается.
***
На следующий день я вернулась с работы раньше обычного. Открыла дверь своим ключом и услышала голоса из кухни. Марина Андреевна и Гриша. Я собиралась окликнуть их, но что-то меня остановило. Я тихо подошла ближе.
— …совсем не понимаю, что с ней происходит, — говорил Гриша. — Раньше она не была такой подозрительной.
— Это нормально, сынок, — голос Марины Андреевны был мягким, с лёгкими нотками беспокойства. — Молодые женщины часто бывают эмоциональными. Особенно когда чувствуют себя неуверенно.
— О чём ты?
— Ну, Инночка ведь не из обеспеченной семьи. Может быть, она просто боится, что ты найдёшь кого-то… более подходящего.
Я замерла. Что?
— Мама! — возмутился Гриша. — Я люблю Инну. Мне никто другой не нужен.
— Конечно-конечно, — поспешно согласилась Марина Андреевна. — Я просто говорю, что её странное поведение может быть вызвано неуверенностью. Тебе нужно быть терпеливее.
Терпеливее. Слово, которое она использовала для описания отношения к капризному ребёнку или к больному человеку.
— Но эти обвинения… Как будто ты пытаешься её заменить. Это же бред.
— Абсолютный бред, — согласилась Марина Андреевна. — Я просто пытаюсь найти с ней общий язык. Она мне как дочь, Гришенька.
Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Эта женщина говорила обо мне так, словно я была неуравновешенной или сумасшедшей. И делала это за моей спиной, настраивая против меня собственного мужа.
Я тихо отступила к двери, вышла и громко хлопнула ею, как будто только что пришла.
— Я дома! — крикнула я.
Когда я вошла на кухню, они оба смотрели на меня с безупречно невинными выражениями лиц. Марина Андреевна улыбалась своей материнской улыбкой. На ней была новая блузка — точь-в-точь как та, что я купила неделю назад, но ещё не успела надеть.
— Инночка, ты рано сегодня, — сказала она. — Я как раз собиралась готовить твоё любимое ризотто.
Моё любимое ризотто. Которое я научилась готовить и и как-то приготовила для семейного ужина. Теперь оно стало «моим любимым ризотто» в исполнении Марины Андреевны.
— Не стоит, — ответила я холодно. — У меня нет аппетита.
Гриша бросил на меня обеспокоенный взгляд.
— Всё в порядке? Ты какая-то бледная.
— Всё отлично, — я улыбнулась. — Просто устала.
Я пошла в нашу комнату, чувствуя их взгляды на своей спине. Закрыла дверь и достала телефон. Мне нужен был план. План, как доказать Грише, что я не сумасшедшая, и что его мать действительно ведёт себя странно.
В течение следующей недели я начала документировать всё. Каждое совпадение, каждую скопированную фразу, каждую новую вещь Марины Андреевны, которая была точной копией моей. Я делала фотографии, записывала даты. Это помогало мне чувствовать себя менее безумной.
А потом произошло то, что окончательно убедило меня: я не преувеличиваю.
Я забыла на кухонном столе свой ежедневник. В нём не было ничего особенного — записи о встречах, списки покупок, заметки о планах на будущее. Когда я вернулась за ним, то увидела, как Марина Андреевна быстро закрыла его и положила на место. Но не достаточно быстро. Я успела заметить, что она что-то записывала.
— Прости, Инночка, — сказала она, делая вид, что смущена. — Я думала, это просто блокнот для заметок. Не хотела лезть в твои личные дела.
— Ничего страшного, — ответила я, забирая ежедневник. — Там ничего секретного.
Но когда я открыла его позже, то заметила, что в моем ежедневнике появилась закладка там, где были записаны планы на выходные. Я точно помнила, что не оставляла её.
А на следующий день Марина Андреевна как бы между прочим упомянула, что тоже хочет посетить ту самую выставку современного искусства, о которой я писала в ежедневнике. И что самое странное — она использовала точно те же слова, которыми я описала это мероприятие в своих заметках: «экспозиция с нестандартным взглядом на городскую эстетику».
Это было уже не просто странно. Это было пугающе.
Я решила поговорить с подругой. Лена была психологом, и я надеялась, что она сможет дать мне какой-то совет. Мы встретились в кафе вдали от дома.
— Слушай, то, что ты рассказываешь, жутковато звучит, — сказала Лена, выслушав мою историю. — По сути, твоя свекровь копирует тебя, как будто примеряет на себя твою жизнь. Это нездоровое поведение, даже если она сама этого не понимает. Обычно такое случается, когда человек не знает, кто он сам, и цепляется за чужой образ.
— Гриша думает, что я преувеличиваю.
— Это нормальная реакция, — кивнула Лена. — Дети часто не хотят видеть проблемы в поведении родителей. Особенно сыновья по отношению к матерям.
— Что мне делать? Я чувствую себя сумасшедшей.
— Ты не сумасшедшая, — твёрдо сказала Лена. — Ты просто оказалась в очень сложной ситуации. Мне кажется, вам с Гришей нужно серьёзно поговорить о переезде.
Я вздохнула.
— Мы не можем сейчас переехать. Финансово это невозможно.
— У тебя два пути, — сказала Лена серьезно. — Либо вам с Гришей срочно искать отдельное жилье, либо открыто поговорить с ним о происходящем. Он должен увидеть ситуацию твоими глазами.
Разговор с Гришей казался разумной идеей. Мне нужно было, чтобы он действительно понял мои чувства и взглянул на поведение матери со стороны.
***
Когда я вернулась домой, то нашла Гришу одного в гостиной. Марина Андреевна ушла к подруге, и это был идеальный момент для разговора.
— Гриш, нам нужно кое-что обсудить, — начала я.
Он напрягся, явно ожидая продолжения «темы халата».
— Я не буду говорить о твоей маме, — поспешила заверить я его. — Точнее, не только о ней. Я хочу поговорить о нас.
Он немного расслабился.
— Я слушаю.
— Мне кажется, нам необходимо честно взглянуть на то, что происходит в этом доме.
Его брови взлетели вверх.
— Зачем? У нас всё нормально.
— Нет, не нормально, — я села рядом с ним. — Мы живём в доме твоей мамы, и это создаёт определённое напряжение. Я чувствую себя неуютно, ты защищаешь маму… Нам нужна помощь, чтобы разобраться в этом.
Гриша долго молчал, обдумывая мои слова.
— Ты правда думаешь, что у нас настолько серьёзные проблемы?
— Я думаю, что они могут стать серьёзными, если мы продолжим делать вид, что всё нормально.
Он вздохнул.
— Ладно. Я согласен. Но при одном условии.
— Каком?
— Мама тоже должна участвовать. Если речь идёт о семейных отношениях, она часть нашей семьи.
Я не ожидала такого поворота. Мысль о том, что Марина Андреевна будет участвовать в нашем разговоре, была неприятной. Но с другой стороны, это могло помочь наконец-то открыто обсудить её странное поведение.
— Хорошо, — согласилась я. — Но разговор должен быть честным, без обвинений. Я хочу, чтобы мы вместе нашли выход.
Гриша кивнул.
— Справедливо.
Это было небольшое, но важное достижение. Первый шаг к тому, чтобы разобраться в этой запутанной ситуации.
Когда Марина Андреевна вернулась, Гриша рассказал ей о нашем решении серьезно поговорить о сложившейся ситуации. Я ожидала сопротивления, гнева, обиды. Но вместо этого она отреагировала с неожиданным спокойствием.
— Конечно, дорогие мои! Я всегда за открытый разговор. Семье нужно обсуждать проблемы, а не замалчивать их.
Я сомневалась, что она действительно читала какую-то статью. Скорее всего, она уловила мой интерес к психологии (я иногда читала книги по этой теме) и теперь пыталась показать, что разделяет его.
Мы договорились провести разговор на следующих выходных, когда у всех будет свободное время и возможность спокойно всё обсудить. Я надеялась, что это поможет. Но глубоко внутри я понимала, что проблема гораздо глубже, чем кажется.
Вечером перед нашим семейным разговором я открыла свой шкаф и замерла. Моя любимая футболка исчезла. Я точно помнила, что вешала её сюда после стирки. Я обыскала всю комнату, но её нигде не было.
На следующее утро я увидела Марину Андреевну на кухне. Она готовила завтрак… в моей футболке.
— Доброе утро, Инночка! — она улыбнулась. — Я надеюсь, ты не против, что я одолжила твою футболку?
Я смотрела на неё и не могла поверить в то, что слышу. Она даже не спросила разрешения. Просто взяла мою вещь, как будто это было в порядке вещей.
— Вообще-то я против, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Я бы предпочла, чтобы вы спрашивали, прежде чем брать мои вещи.
Её лицо сразу изменилось. Улыбка исчезла, глаза наполнились слезами.
— Ох, прости меня! Я не думала, что это так важно. Мы же семья…
Мне хотелось закричать: «Нет, мы не семья в том смысле, что можем носить одежду друг друга без спроса!» Но я сдержалась.
— Дело не в том, семья мы или нет. Дело в элементарном уважении личного пространства и вещей друг друга.
В этот момент на кухню вошёл Гриша. Он сразу почувствовал напряжение.
— Что случилось?
— Твоя мама взяла мою футболку без разрешения, — объяснила я.
Гриша посмотрел на мать, потом на меня.
— И это всё? Из-за этого весь сыр-бор?
— Дело в принципе, — я начинала злиться. — Я не хочу, чтобы кто-то трогал мои вещи без спроса.
— Инночка, я правда не хотела тебя расстроить, — Марина Андреевна говорила так, словно утешала капризного ребёнка. — Я просто думала, что между нами уже такие близкие отношения…
— Вот видишь, — вмешался Гриша. — Мама просто хотела быть ближе к тебе. Зачем делать из этого проблему?
Я посмотрела на них обоих и поняла, что они не понимают. Или не хотят понимать.
— Ладно, — сказала я устало. — Забудьте. Мне нужно собираться на работу.
***
Наш семейный разговор был… странным. Марина Андреевна вела себя безупречно. Она говорила о том, как любит меня, как хочет, чтобы мы были одной семьёй. О том, как старается найти ко мне подход.
— Инночка такая яркая, такая интересная девушка, — говорила она Грише так, словно меня не было в комнате. — Я многому у неё учусь. В моём возрасте так важно не отставать от современной жизни.
Гриша внимательно слушал и иногда задавал уточняющие вопросы. Когда пришла моя очередь говорить, я чувствовала себя так, словно меня загнали в угол.
— Мне сложно объяснить… — начала я. — Но я чувствую, что Марина Андреевна не просто интересуется моей жизнью, а как будто… копирует меня.
— Копирует? — Гриша поднял бровь. — Что ты имеешь в виду?
Я еще раз рассказала о халате, о стрижке, о серьгах, о футболке. Всё это звучало так мелочно, так по-детски. Марина Андреевна слушала с выражением искреннего удивления на лице.
— Но разве не странно, — я повернулась к мужу, — что твоя мама вдруг начинает копировать мой стиль? Одеваться так же, пользоваться тем же парфюмом, ходить в те же места?
Гриша задумался.
— Подражание может быть формой комплимента, — сказал он наконец. — Но я понимаю, что тебе это неприятно.
Наконец-то хоть какое-то понимание!
— Именно! — я с облегчением выдохнула. — Я чувствую себя так, словно моя личность растворяется. Словно меня заменяют.
Гриша нахмурился.
— Это звучит слишком драматично.
— Я думаю, — медленно сказал Гриша, — что мы все находимся в очень сложной ситуации. Мы живём вместе, делим общее пространство, и это создаёт напряжение. Но я также вижу, что мы все хотим найти решение.
Это был дипломатичный способ сказать, что никто не сумасшедший, но проблема существует. Маленькая победа.
После разговора Марина Андреевна была необычайно тиха. Гриша тоже молчал. Я чувствовала, что что-то изменилось, но не могла понять, что именно.
Дома Марина Андреевна сразу ушла в свою комнату, сославшись на головную боль. Гриша сел рядом со мной на диване.
— Знаешь, — сказал он, глядя куда-то в пространство, — я думал, что ты преувеличиваешь. Но когда ты рассказывала обо всех этих совпадениях… я вдруг вспомнил, что мама делала то же самое с моей бывшей девушкой, Наташей.
Я замерла.
— Что ты имеешь в виду?
— Она тоже начала копировать её стиль. Но тогда я не придал этому значения, потому что Наташа вскоре ушла. А до неё была Света… — он нахмурился, словно пытаясь вспомнить что-то важное. — И с ней происходило то же самое.
У меня перехватило дыхание. Это не было случайностью. Это была модель поведения.
— Почему ты не говорил мне об этом раньше?
Гриша провёл рукой по волосам.
— Я правда не замечал закономерности. Понимаешь, когда это происходит с разными людьми в разное время… не видишь общей картины.
Мы сидели молча, переваривая эту информацию. Наконец, я решилась спросить:
— Ты знаешь, почему она это делает?
Гриша долго молчал, прежде чем ответить.
— После развода мама сильно изменилась. Она всегда говорила, что теперь в её жизни есть только я. Что я — её единственная семья, — он вздохнул. — Думаю, она боится, что кто-то может занять её место в моей жизни.
— И поэтому она… становится этим человеком?
— Возможно, — тихо сказал Гриша. — В её представлении, если она будет похожа на тебя, я буду любить её так же сильно.
Эта мысль была одновременно печальной и пугающей.
— Что нам делать?
Гриша взял меня за руку.
— Я поговорю с ней. По-настоящему поговорю. И… думаю, нам нужно искать собственное жильё.
Для Гриши это было огромным шагом. Признать, что его мать нуждается в помощи, и что нам нужно отделиться — значило пойти против всего, что ему внушали годами.
— Я люблю тебя, — сказала я, сжимая его руку. — И я не хочу, чтобы ты выбирал между мной и мамой. Я просто хочу, чтобы у нас были здоровые отношения.
— Я знаю, — он поцеловал меня в лоб. — И я тоже этого хочу.
***
Разговор с Мариной Андреевной состоялся на следующий день. Гриша попросил меня не участвовать — он хотел поговорить с матерью наедине. Я нервничала, но согласилась. Это был их разговор.
Я ждала в кафе неподалёку, перебирая в голове возможные сценарии. Что, если она всё отрицает? Что, если убедит Гришу, что я всё выдумала? Что, если…
Мой телефон завибрировал. Сообщение от Гриши: «Возвращайся домой. Всё хорошо».
Когда я пришла, Гриша сидел один в гостиной. Он выглядел уставшим, но спокойным.
— Как всё прошло? — спросила я, садясь рядом.
— Тяжело, — признался он. — Сначала она всё отрицала. Потом плакала. Потом злилась. Но в конце концов… она признала, что ей нужна помощь.
— Признала?
— Да, — Гриша слабо улыбнулся. — Она согласилась обратиться к психотерапевту. И… она поняла, что нам нужно жить отдельно.
Я не могла поверить своим ушам.
— Она сама это предложила?
— Не совсем, — Гриша вздохнул. — Я сказал, что мы начнём искать квартиру. Она расстроилась, но не стала возражать.
Это было так непохоже на прежнюю Марину Андреевну, что я засомневалась.
— Ты уверен, что она не притворяется?
— Нет, не уверен, — честно ответил Гриша. — Но это начало. И я буду рядом, чтобы убедиться, что она получает помощь, которая ей нужна.
Марина Андреевна не вышла к ужину, сославшись на плохое самочувствие. Я была даже рада этому — мне нужно было время, чтобы привыкнуть к новой ситуации.
***
Наконец, мы нашли квартиру — небольшую, но уютную, в пятнадцати минутах ходьбы от дома Марины Андреевны. Достаточно близко, чтобы Гриша мог навещать мать, но достаточно далеко, чтобы у нас было своё пространство.
День переезда был одновременно радостным и напряжённым. Марина Андреевна помогала упаковывать вещи, давала советы по обустройству, но я видела грусть в её глазах. Когда мы загружали последние коробки в машину, она вдруг обняла меня — впервые за всё время.
— Прости меня, Инночка, — прошептала она. — Я не хотела причинить тебе боль.
Я неловко обняла её в ответ.
— Всё в порядке. Мы будем навещать вас.
В нашей квартире я наконец-то почувствовала себя дома. Здесь всё было наше — моё и Гришино. Каждая вещь, каждый уголок. Никто не нарушал моего личного пространства, никто не копировал мой стиль. Я могла быть собой.
Гриша навещал мать раз в неделю — иногда один, иногда вместе со мной. Постепенно наши отношения становились более здоровыми. Марина Андреевна училась уважать нашу самостоятельность, а мы учились понимать её страхи и потребности.
***
Однажды, почти год спустя, она пригласила нас на ужин. Я нервничала — это был первый раз, когда мы оставались у неё на целый вечер с момента переезда. Но мои опасения не оправдались.
Марина Андреевна встретила нас в дверях, и я сразу заметила перемены. Она была одета в строгое тёмно-синее платье — совершенно не в моём стиле, но очень ей шедшее. Её волосы были уложены в элегантную причёску.
— Проходите, мои дорогие, — она улыбнулась. — Я так рада вас видеть.
В её голосе не было ни фальши, ни наигранности. Только искренняя теплота.
Ужин прошёл на удивление легко. Мы говорили о работе, о планах на будущее. Ни разу за весь вечер она не попыталась скопировать мои жесты или фразы.
Когда мы уходили, она вручила нам небольшой свёрток.
— Это вам, — сказала она. — Новоселье запоздалое.
Дома мы развернули подарок. Это была картина.
— Она действительно изменилась, — прошептала я, глядя на картину.
— Да, — Гриша обнял меня за плечи. — Мы все изменились.
И это была правда. Мы прошли через тёмный период, но вышли из него сильнее. Я больше не боялась потерять себя. Гриша научился выстраивать более независимые отношения с матерью. А Марина Андреевна… она наконец нашла себя — не как копию кого-то другого, а как самостоятельную личность со своими интересами и стремлениями.
Конечно, не всё было идеально. Иногда возникали новые конфликты. Но теперь мы умели с ними справляться.
Что касается халата с цветочным узором… я отдала его Марине Андреевне. В конце концов, у меня теперь был новый — с геометрическим принтом, совершенно не похожий на прежний. И мне это нравилось.
