«Я тебе говорила, что украшения — это моя страховка. Мне должно хватить, пока Виктор не раскрутится. Ты не имела права!» — Марина, еще недавно безмятежная и холеная, сейчас кричала, размахивая пустой шкатулкой.
Екатерина поставила чемодан на пол и повернулась к ней.
— Имела. Это возврат долга.
— Какого еще долга?
— Мамины деньги. Те самые триста тысяч, которые ты «одолжила» якобы на месяц. Ты помнишь, что сейчас апрель? Прошло уже восемь месяцев.
Марина метнулась в сторону матери, которая тихо стояла в углу комнаты, прижимая к груди пакет с лекарствами.
— Мама, скажи ей! Это мое! Вера Александровна судорожно вздохнула и опустила глаза:
— Катя… может… не надо?
— Не надо? — Екатерина подошла к матери и взяла ее за руку. — Мама, я заплатила за твою операцию сто шестьдесят тысяч. Деньги, которые планировала внести за машину. Теперь мне грозят штрафы за просрочку. Что мне должно быть «не надо»?
— Но это же кредит, а у Мариночки…
— У «Мариночки» есть Виктор, — отрезала Екатерина. — А теперь поднимайся, нам пора на поезд.
— Куда? — в один голос спросили Марина и мать.
— В Петербург. Мам, мы же обсудили. Твоя реабилитация займет минимум полгода. Я не могу столько жить здесь, а оставлять тебя одну нельзя.
— А я не считаюсь? — Марина вскинула подбородок. — Я ее дочь!
Екатерина медленно повернулась к сестре:
— Дочь? Когда маме стало плохо, ты была в Турции с Виктором. Когда она лежала в больнице три недели, ты навестила ее… дай вспомню… два раза, на пятнадцать минут. Когда врач сказал про операцию, ты заявила, что у тебя нет денег, хотя за неделю до этого хвасталась новой шубой. Так какая ты дочь?
— Меня тошнит от твоей праведности! — выплюнула Марина. — Всегда идеальная младшая сестренка, папина любимица! Всё тебе, всегда всё только тебе!
— Папина любимица? — Екатерина сглотнула комок в горле. — Сережа был нам обеим отцом. Он удочерил тебя, Марина. Дал тебе свою фамилию. И если он оставил квартиру мне, то, может, стоило задуматься — почему?
Марина сжала кулаки так, что побелели костяшки:
— Ты еще не вернешься в свой Питер, а я уже продам твои цацки! Посмотрим, как ты запоешь!
Екатерина молча застегнула пальто:
— Вперед. Я сделала фотографии каждого украшения и заключение ювелира о стоимости. И да, я оставила расписку. Так что встретимся в суде, если захочешь. Мама, пойдем.
Вера Александровна с тоской оглянулась на старшую дочь, но та только отвернулась к окну. В тишине было слышно лишь тяжелое дыхание трех женщин да равнодушный шум города за окнами.
В 1990 году, когда на свет появилась Марина, Вера Александровна была совсем юной, двадцатилетней девушкой. Едва окончив педагогическое училище, она вышла замуж за своего первого мужа — импульсивное решение, о котором пожалела уже через год. Но был ребенок, была надежда, что всё наладится.
Не наладилось. Когда Марине было пять, они развелись. Муж быстро исчез из их жизни, и воспоминание о нем стерлось, оставив только его черты в лице дочери.
А потом в их жизни появился Сергей — высокий, широкоплечий, с добрыми глазами и большими, шершавыми от работы руками. Он влюбился в молодую воспитательницу детского сада, когда пришел забирать племянника. И остался в её жизни навсегда.
Через год после их встречи родилась Катя — маленькая, серьезная девочка с внимательным взглядом. Сергей удочерил Марину, дал ей свою фамилию — не делал различий между дочерьми. Но девочка, уже тогда отличавшаяся удивительным эгоизмом, так и не приняла его, называя «дядей Сережей» до самой его смерти.
Марина была яркой — с детства она умела располагать к себе людей, особенно мужчин. В школе училась средне, зато всегда была в центре внимания. К восемнадцати годам она уже чётко понимала свои приоритеты: красивая жизнь, дорогие вещи, отдых на курортах — и всё это без изнурительной работы в душном офисе.
Послушная и целеустремленная Катя получила свою долю родительской любви, но Вера Александровна всегда испытывала необъяснимую слабость к старшей — взбалмошной и требовательной. Может, дело было в чувстве вины за неудавшийся первый брак, а может, в потрясающей способности Марины манипулировать окружающими.
Когда умер Сергей, девушкам было двадцать и семнадцать. Он оставил после себя трехкомнатную квартиру в центре города — неплохое наследство по провинциальным меркам. Катю как раз ждал выпускной, а впереди маячил переезд в областной центр — поступать в университет на маркетолога.
Самым большим потрясением для Марины стало не столько горе утраты, сколько открытие завещания: Сергей оставил квартиру младшей дочери. Возможно, он видел на перспективу. Возможно, просто лучше знал характер старшей.
— Что ты сказала? — переспросила Вера Александровна, когда спустя девять лет Катя сообщила о своем решении.
Был теплый августовский вечер, они сидели на кухне. Катя только что вернулась с работы — усталая, но воодушевленная.
— Мне предложили должность в петербургском филиале, — повторила она. — Зарплата вдвое выше, плюс перспективы роста. Я продаю квартиру и переезжаю.
— Но… как же мы?
— Мама, я буду приезжать. Это же не конец света, — Катя взяла мать за руку. — Вы с Мариной останетесь в этой квартире. А я наконец-то смогу начать самостоятельную жизнь.
— А если я не хочу, чтобы ты уезжала? — напряженно спросила Вера Александровна.
— Тебе пятьдесят два, мам. Ты молодая, здоровая, у тебя работа, подруги. Ты не можешь всерьез ожидать, что я навсегда останусь здесь? Что у меня никогда не будет своей жизни?
Вера Александровна вздохнула. Она знала, что дочь права. И всё же…
— А Марина? Она скоро разойдется с этим своим… как его…
— С каким из? — хмыкнула Катя. — У неё за последний год их было трое. Да и не разойдется она ни с кем. Это её образ жизни.
— Не говори так о сестре!
— Это не оценка, мам, это факт. Ей тридцать два, и она живет за счет мужчин и тебя.
— Она просто пока не нашла себя!
Катя покачала головой:
— Она не искала, мам.
В октябре Екатерина продала квартиру. По договоренности, новые хозяева въезжали только в середине ноября, что позволяло Кате спокойно организовать переезд. Большую часть денег она вложила в покупку однокомнатной квартиры на окраине Санкт-Петербурга, выплатив сразу же шестьдесят процентов суммы. Остальное осталось на первое время — до первой зарплаты на новом месте.
Вопрос с матерью и сестрой решился просто: они остались в просторной двухкомнатной квартире Веры Александровны, где Марина периодически жила между своими романами.
В день отъезда Катя зашла в материну спальню и положила на прикроватную тумбочку конверт.
— Что это? — Вера Александровна подозрительно взглянула на дочь.
— Триста тысяч. На всякий случай. Если понадобится ремонт или лекарства или еще что-нибудь. Это твоя подушка безопасности.
— Катя, не надо, — покачала головой мать. — Тебе самой нужны деньги.
— У меня есть работа, мам. А ты на пенсии. Просто держи их на всякий случай. И не говори Марине — ты же знаешь, какая она.
Вера Александровна поджала губы, но конверт взяла.
— Ты не понимаешь свою сестру. Она очень ранимая.
— Конечно, мам. — Катя обняла мать. — До встречи, я позвоню, когда доберусь.
Санкт-Петербург встретил мокрым снегом и стылым ветром с Невы. Но Екатерина была полна энтузиазма — перед ней открывался новый мир, полный возможностей. Она погрузилась в работу, обживала новую квартиру, понемногу заводила знакомства.
Однажды в пятницу, вернувшись с работы, она обнаружила три пропущенных звонка от матери. Это было странно — обычно они созванивались по выходным. Встревоженная, она перезвонила.
— Катюша, милая, — голос матери звучал натянуто, — как ты?
— Нормально, мам. Что-то случилось?
— Нет-нет, всё хорошо, — ответила Вера Александровна слишком быстро. — Просто… ты же у меня финансист…
— Я маркетолог, мам.
— Ну да, в этом ты разбираешься. Слушай, а если человек взял в долг деньги, он должен отдать, да?
Екатерина напряглась:
— Мама, что происходит?
— Ничего! Просто… теоретически…
— Мама! — Катя почувствовала, как внутри всё холодеет. — Ты отдала деньги Марине?
Повисла тяжелая пауза.
— Мам?
— Ну, она… она очень просила, Катя. У нее сорвалась какая-то сделка, и Виктор не мог помочь. Она обещала вернуть через месяц…
— Когда это было?
— В августе, — тихо ответила Вера Александровна.
Екатерина прикрыла глаза. Сейчас был декабрь.
— Ты всё отдала?
— Да, — голос матери стал совсем тихим.
— Мама, я же просила!
— Она моя дочь, Катя! И она обещала вернуть!
— Конечно, обещала, — устало сказала Екатерина. — Она всегда обещает. Сколько раз за тридцать два года она хоть что-то возвращала?
Мать промолчала.
— Ладно, — вздохнула Катя. — Что сделано, то сделано. Но теперь у тебя нет запаса. Если что-то случится, звони сразу, не майся.
— Она вернет, — упрямо сказала Вера Александровна. — Она обещала.
Марина не вернула. Конечно, не вернула. Она с легким сердцем потратила деньги на шубу, сапоги, и отпуск в Турции с Виктором. Тем Виктором, у которого вечно сыпался очередной бизнес, но при этом всегда было достаточно денег на рестораны и курорты.
А в конце февраля Вера Александровна попала в больницу.
— Как давно вы обращались к врачу? — спросил доктор, просматривая результаты обследований.
— Ну, — замялась Вера Александровна, — я была у терапевта… год назад, кажется.
— А боли начались когда?
— Месяца три назад… Но ничего страшного, просто покалывало иногда.
Врач покачал головой:
— Вера Александровна, у вас серьезное заболевание. Сейчас мы назначим лечение, но вам нужно готовиться к операции.
— К операции? — испуганно переспросила она.
— Да. И чем раньше, тем лучше. Возможно, понадобится специализированная клиника. У вас есть родственники?
— Да, две дочери.
— Отлично. Поговорите с ними. Мы сделаем всё возможное, но лучше иметь возможность обратиться в частную клинику, если понадобится.
Домой Веру Александровну отвезла соседка — Нина Андреевна. Марина ответила на звонок, но сказала, что они с Виктором в другом районе города, и приедут только вечером.
Оказавшись дома, Вера Александровна позвонила Кате.
— Ничего страшного, — сказала она в ответ на встревоженные вопросы дочери. — Просто нужно пролечиться. Они выписали лекарства, и всё будет хорошо.
— Я приеду, — твердо сказала Екатерина.
— Не нужно! У тебя работа, я справлюсь. Марина поможет.
Но Екатерина уже бронировала билеты. Через два дня она была дома, а еще через день убедилась, что на Марину рассчитывать не приходится.
— Ну а что я могу сделать? — пожимала плечами та. — Я не медик! Пусть лечится, принимает таблетки. Да и платить-то кто будет? У меня денег нет, ты знаешь!
— Мы что-нибудь придумаем, — устало ответила Катя. — Ты хотя бы навещай её, пока я буду на работе.
Она устроилась на временную работу в местный рекламный центр. Приходилось тяжело — днем работа, вечером больница, но она справлялась. Коллеги в Петербурге пошли навстречу, позволив работать удаленно.
Каждый день Екатерина приходила к матери с термосом домашнего супа и свежими фруктами, проверяла график приема лекарств, общалась с врачами. Марина появлялась в больнице редко — на пятнадцать минут, с накрашенными губами и в дорогой одежде. Ставила коробку конфет на тумбочку, жаловалась на неприятный запах в палате и убегала, сославшись на важные дела.
— Она такая занятая, — грустно улыбалась Вера Александровна. — У нее сейчас сложный период с Виктором.
Катя сдержанно кивала, не желая расстраивать мать.
Постепенно Вера Александровна пошла на поправку, и к началу апреля её выписали. Но радость была недолгой — через три недели ей стало хуже, и она снова оказалась в больнице.
— К сожалению, консервативное лечение не дало нужных результатов, — сказал врач. — Нам придется оперировать. И чем скорее, тем лучше.
— Сколько это будет стоить? — спросила Екатерина.
— В нашей больнице… — врач назвал сумму, от которой у Кати перехватило дыхание. — Но есть нюанс: у нас сейчас очередь на месяц вперед. В частной клинике можно сделать уже на следующей неделе, но там, конечно, дороже.
Выйдя из кабинета, Катя позвонила на работу и взяла отпуск за свой счет. Потом связалась с банком и договорилась о переносе платежа за машину, которую купила в кредит несколько месяцев назад.
Когда все формальности были улажены, она поймала такси и поехала к Марине. Сегодня сестра должна быть дома — у неё всегда были сеансы массажа по четвергам во второй половине дня.
Дверь открыла помятая Марина в шелковом халате.
— Что надо? — недовольно спросила она. — Я сплю.
— В три часа дня? — Катя прошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. — Нам надо поговорить.
— Я вообще-то занята, — Марина кивнула в сторону спальни. — У меня гости.
— Маме нужна операция, — Катя проигнорировала намек. — Срочно. Стоит сто шестьдесят тысяч.
— И что? — Марина скрестила руки на груди.
— Тебе напомнить про триста тысяч, которые ты взяла у мамы? Которые я оставила ей на экстренный случай?
Марина сделала удивленное лицо:
— Понятия не имею, о чем ты. Мама сама дала мне деньги. И вообще, это было давно, и мы договорились.
— Марина, маме нужна операция. Это буквально вопрос жизни и смерти. Верни деньги.
— У меня нет таких денег, — отрезала Марина. — Я всё потратила.
— Тогда попроси у Виктора. Он может помочь.
— Во-первых, я с ним рассталась. Во-вторых, с какой стати? — Марина прислонилась к дверному косяку. — У его бизнеса сейчас спад, он сам перебивается.
— Это твоя мать, Марина! — Катя повысила голос. — Которая всю жизнь тебя содержала, которая отдала тебе последние деньги!
— А ты мне не указывай! — огрызнулась Марина. — Вечно лезешь в мою жизнь, учишь, как мне жить! Можешь сама оплатить эту операцию, я-то тут при чем?
— При том, что ты дочь. А еще при том, что это были мои деньги, и ты их фактически украла.
— Мама дала их мне!
— А я оставила их маме. Марина, — Катя глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, — у тебя есть совесть? Неужели ты не понимаешь всю серьезность ситуации?
Марина отвернулась:
— Я уже сказала — у меня нет денег. И к Виктору я не пойду. Разбирайтесь сами.
Екатерина молча развернулась и направилась к двери, но на пороге остановилась:
— Знаешь, я всегда думала, что ты просто эгоистка. Но сейчас я вижу, что это гораздо хуже. Ты пустое место, Марина.
— Пошла вон из моего дома! — рявкнула Марина.
Последнее, что увидела Катя перед тем, как за ней захлопнулась дверь, было искаженное яростью лицо сестры.
Операция прошла успешно. Вера Александровна восстанавливалась медленно, но верно. Екатерина видела, как её гложет чувство вины — и за потраченные дочерью деньги, и за поведение Марины.
— Тебе не о чем переживать, мам, — говорила Катя, накрывая её пледом. — Главное, что ты поправляешься.
— Ты не должна была забирать украшения у Марины, — с грустью сказала Вера Александровна. — Это было слишком жестоко.
— Мам, — Екатерина присела на край кровати, — это не жестокость, а справедливость. Я заплатила за твою операцию, которая спасла тебе жизнь. Марина не вернула деньги, которые взяла. Это просто бизнес.
— Бизнес, — горько усмехнулась мать. — Когда же вы стали делить всё по деньгам? Вы же сестры!
— А ты помнишь, что она сказала, когда я попросила её вернуть долг? «Разбирайтесь сами». Вот и разобрались.
Вера Александровна тяжело вздохнула:
— Она просто не понимает…
— Не защищай её, мама. Ей тридцать четыре года, а не четырнадцать. Она прекрасно всё понимает.
Они замолчали, слушая, как за окном шумит вечерний город. Екатерина думала о том, что скоро им придется возвращаться в Петербург — её отпуск подходил к концу, да и работодатель явно терял терпение.
— Мам, — нерешительно начала она, — я вот что подумала… а поехали со мной? Хотя бы на время реабилитации. Тебе нужен будет присмотр. А там и решим, как дальше.
— В Петербург? — Вера Александровна изумленно посмотрела на дочь. — Но как же… а квартира?
— Квартиру можно закрыть. Или сдать.
— А Марина?
— А что Марина? Она четко показала свою позицию. Когда тебе понадобилась помощь, её не было рядом. И не будет, мам. Это её выбор.
Мать долго молчала, глядя в потолок.
— Ты же понимаешь, что это будет означать для наших отношений с ней? Она не простит мне, если я уеду с тобой.
— А ты простишь себе, если случится рецидив, а рядом никого не будет? — мягко спросила Катя.
Мать закрыла глаза:
— Дай мне подумать, хорошо?
Через две недели они собирали вещи для переезда. Вера Александровна постепенно смирилась с мыслью о том, что придется уехать в Петербург — по крайней мере, на время. Врачи настоятельно рекомендовали полгода активной реабилитации, и организовать её в родном городе без постоянного участия Кати было бы сложно.
Марина не появлялась дома всё это время. Она не отвечала на звонки матери, игнорировала сообщения. Лишь раз Вера Александровна смогла с ней связаться — от голоса дочери повеяло таким холодом, что женщина не решилась сказать о предстоящем отъезде.
И вот теперь, в день отъезда, они стояли посреди комнаты, а Марина размахивала пустой шкатулкой, крича о предательстве.
— Ты пожалеешь, — цедила сквозь зубы Марина, когда они спускались по лестнице. — Ты не посмеешь увезти мою мать!
— Твоя мать сама принимает решения, — ответила Екатерина, поддерживая Веру Александровну под локоть. — И если бы ты хоть на секунду подумала о ком-то, кроме себя, то поняла бы, что сейчас её здоровье важнее твоих обид.
— Мариночка, солнышко, — робко сказала Вера Александровна, — я вернусь, как только поправлюсь. Это ненадолго…
— Не смей разговаривать со мной! — выкрикнула Марина. — Ты выбрала её! Всегда выбирала её!
— Это не…
— Мам, идем, — Катя потянула мать за руку. — У нас поезд через два часа.
В такси Вера Александровна не могла сдержать слез.
— Она никогда меня не простит, — всхлипывала она. — Я потеряла дочь.
Катя обняла мать за плечи:
— Ты не теряла её, мам. Она сама потеряла тебя — когда решила, что её шубы важнее твоего здоровья.
— А если с ней что-то случится? — Вера Александровна судорожно сжимала в руках платок. — Мне будет некому помочь?
— У неё есть Виктор, — напомнила Катя. — И наверняка уже появился кто-то новый. Она не пропадет, мам. Она всегда умела устраиваться.
— А я? Как я буду жить в чужом городе?
— Первое время — со мной. Потом, когда станет легче, посмотрим. Может, снимем тебе квартиру рядом. А может… — Катя помедлила, — может, тебе понравится, и ты захочешь остаться.
Вера Александровна покачала головой:
— Не знаю, Катя. Не знаю.
Город проносился за окнами такси. Они уезжали, оставляя позади не только квартиру, но и целую жизнь, которая теперь казалась далеким прошлым.
В Санкт-Петербурге они прожили уже три месяца. Весна плавно перетекала в лето, наполняя бесконечные парки и сады города свежей зеленью. Екатерина возобновила работу в офисе, а Вера Александровна постепенно привыкала к новому ритму жизни.
— Как прошла реабилитация сегодня? — спросила Катя, заваривая чай. Она только что вернулась с работы и была приятно удивлена, обнаружив на кухне свежую выпечку.
— Хорошо, — улыбнулась Вера Александровна. — Врач говорит, что динамика положительная. Еще месяц, и можно будет сократить визиты до двух раз в неделю.
— Вот видишь, я же говорила!
— Да, — кивнула мать. — Ты была права. Здесь лечат совсем по-другому.
— А что у тебя с телефоном? — как бы между прочим поинтересовалась Катя. — Звонил Алексей, сказал, что не может до тебя дозвониться.
— А, я выключила, — Вера Александровна отвела взгляд. — Марина звонила.
Екатерина застыла:
— И что она хотела?
— Кричала, — вздохнула мать. — Сказала, что Виктор её бросил, что у нее проблемы с деньгами, что квартиру могут отобрать… Не знаю, Катя, я перестала понимать, где правда, а где манипуляция.
— И что ты ответила?
— Ничего, — Вера Александровна устало опустилась на стул. — Я просто слушала. А потом сказала, что мне нужно идти, и повесила трубку. Я не знаю, что делать, Катя.
Екатерина присела рядом с матерью:
— А ты не думала, что, может, ничего делать и не нужно? Может, пришло время Марине самой решать свои проблемы?
— Но она моя дочь! — глаза Веры Александровны наполнились слезами. — Я не могу просто…
— Мам, — мягко перебила Катя, — ты отдала ей деньги, которые я оставила на черный день. И что она сделала? Потратила их на шубу и отпуск. Когда ты заболела, она не пришла. Когда понадобилась операция, она отказалась помочь. И сейчас, когда у нее проблемы, первое, что она делает — звонит тебе. Не для того, чтобы спросить, как ты себя чувствуешь, а чтобы требовать помощи. Тебе не кажется, что это… нездоровые отношения?
Вера Александровна долго молчала, вертя в руках чашку с остывающим чаем.
— Знаешь, — наконец произнесла она, — когда Марина была маленькой, она часто болела. И я всё думала: вот я буду самой лучшей мамой, буду всегда рядом, и моя девочка вырастет счастливой. Я давала ей всё, что могла. Баловала, прощала шалости… А может, я была не лучшей, а худшей мамой? Может, надо было научить её… я не знаю… ответственности?
— Не казни себя, — Катя положила ладонь на руку матери. — Ты делала то, что считала правильным.
— А ты? Ты другая. Всегда была другая. И отец… Сергей так гордился тобой.
— Он любил нас обеих, мам.
— Да, но… — Вера Александровна подняла глаза на дочь. — Я всегда думала, что отдаю Марине больше внимания, чтобы уравновесить. Ведь у тебя был родной отец, а у неё… А по факту вышло наоборот: я обделила тебя вниманием, а тебе пришлось стать взрослой слишком рано.
Екатерина сглотнула комок в горле:
— Мам, перестань. Все хорошо. У меня было прекрасное детство.
— Мне кажется, я всю жизнь совершала ошибку, — тихо сказала Вера Александровна. — Потакала Марине, оправдывала её, а в итоге вырастила… — она не договорила, опустив глаза.
— Эгоистку? — закончила за неё Катя.
— Да, — эхом отозвалась Вера Александровна.
В этот момент телефон Екатерины зазвонил. На экране высветилось: «Марина».
— Не бери, — быстро сказала Вера Александровна, но Катя уже нажала кнопку ответа.
— Алло?
— Ну и куда ты увезла мою мать? — без приветствия начала Марина. — Решила окончательно нас поссорить? Отбить её у меня? Она вообще в курсе, как ты выставила меня из нашего дома?
— Марина, — спокойно ответила Екатерина, — во-первых, я никого не выставляла. Во-вторых, мама сама приняла решение поехать со мной. В-третьих, как ты себе представляешь её жизнь там, без помощи и поддержки?
— Я бы помогала!
— Когда? Между походами по бутикам? Или между свиданиями с очередным «бизнесменом»?
— Не смей! — взвизгнула Марина. — Ты понятия не имеешь, каково мне сейчас! У меня огромные проблемы! Мне грозят коллекторы! Виктор бросил меня с долгами!
— А мне-то что? — холодно спросила Катя.
— Ты… ты должна помочь! Я твоя сестра!
— Правда? — Екатерина крепче сжала телефон. — А когда маме нужна была операция, ты была сестрой? Когда она лежала в больнице одна, ты была дочерью?
— Ты не понимаешь! — в голосе Марины послышались слезы. — Мне очень плохо! Мне не к кому больше обратиться!
Екатерина посмотрела на мать — та сидела, закрыв лицо руками.
— Марина, — твердо сказала она, — я не дам тебе денег. И маму я тебе не дам в обиду. Она сейчас восстанавливается после тяжелой операции, которая, напомню, понадобилась в том числе из-за твоих действий. Ей нужен покой.
— Дай ей трубку! — потребовала Марина. — Я хочу с ней поговорить!
Катя посмотрела на мать. Та отрицательно покачала головой.
— Она не хочет разговаривать, — сказала Екатерина.
— Врешь! — завопила Марина. — Ты настраиваешь её против меня! Ты всегда это делала!
— Марина, — терпеливо сказала Катя, — тебе тридцать четыре года. Может, пора перестать винить всех вокруг в своих проблемах и начать жить своим умом?
— Ненавижу тебя! — выкрикнула Марина и отключилась.
В кухне повисла тишина. Вера Александровна сидела неподвижно, только слезы тихо стекали по щекам.
— Она в беде, — прошептала она. — Но я так устала, Катя. Я так устала вытягивать её всю жизнь.
Екатерина обняла мать:
— Иногда людям нужно коснуться дна, чтобы оттолкнуться и всплыть. Возможно, сейчас для Марины именно такой момент.
— А если она не всплывет?
— Всплывет, — уверенно сказала Катя. — Она всегда умела выкручиваться. Но на этот раз ей придется сделать это самой.
Ночью, лежа в постели, Екатерина долго не могла уснуть. В голове крутились обрывки разговоров, лица, события последних месяцев. Ей казалось, что она переживает свою жизнь заново — только теперь с новым пониманием.
Она думала о Сергее — добром и справедливом человеке, который, возможно, предвидел этот момент, когда писал завещание. Думала о матери, которая всю жизнь раздиралась между двумя дочерьми. О Марине, которая никак не могла повзрослеть. И о себе — той маленькой девочке, которая так рано научилась быть сильной.
А утром её разбудил запах блинов и звонкий голос матери, напевающей что-то на кухне. Вера Александровна суетилась у плиты, ловко переворачивая блины и складывая их стопкой на тарелке.
— Ты что, сама ходила в магазин? — удивилась Катя, заметив на столе свежие фрукты и сметану.
— Представь себе! — с гордостью ответила Вера Александровна. — Я уже неплохо ориентируюсь в районе. И даже подружилась с продавщицей в молочном отделе!
— Мам, ты не перестаешь меня удивлять, — улыбнулась Екатерина, наблюдая, как мать уверенно двигается по кухне.
— Знаешь, — Вера Александровна поставила перед дочерью тарелку с блинами, — я вчера думала всю ночь… И решила, что, пожалуй, останусь здесь.
— Насовсем? — Катя даже вилку отложила от удивления.
— Да, — кивнула мать. — В нашем возрасте что-то менять сложно. Но, кажется, иногда это необходимо. Новый город, новые люди… Новая жизнь.
— А как же… — Катя замялась.
— Марина? — Вера Александровна вздохнула. — Я не брошу её, Катя. Она моя дочь. Но… мне кажется, сейчас ей действительно нужно научиться справляться самой. И если однажды она позвонит не за деньгами, а просто спросить, как у меня дела — я буду счастлива. А пока… пока я хочу пожить немного для себя. Я ведь еще не такая старая, правда?
— Правда, — кивнула Катя, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — У тебя всё только начинается.
