«Хватают, хватают, все не нахватаются никак! — думала Мария Семеновна, протискиваясь к холодильнику с мясом и птицей. — А ради чего? Что празднуют? Год прошел? Тоже мне событие. На моей памяти их аж шестьдесят пять пролетело! Эка невидаль!»
Ей удалось вытащить одну из запаянных в полиэтилен куриц, скромной кучкой лежавших под веселеньким желтым ценничком «социальная цена». С добытой в бою птицей она поспешила в следующий отдел. Дай-то бог, там еще яйца остались… Те, у которых цена более-менее, а не такая, словно их снес феникс. С яйцами тоже повезло. Теперь в очередь на кассу. Отстоять положенное, проклиная нагруженные с горкой тележки покупателей, и можно домой. Устала она сегодня.
Мария Семеновна не любила Новый год. Да и за что его любить-то? Вот сегодня, например: нет, чтобы людям выходной дать. Так нет же. Работала их контора. Впрочем, как работала… Название одно. Собрались работнички, пару часов делали вид, что трудятся, а потом — застолье! Дома бы праздновали, с родными и близкими. И Марии Семеновне убирать бы меньше пришлось. А то хлопушками насорили, серпантином стулья увешали, тару пустую оставили вместе с объедками на картонных тарелочках и только тогда разбрелись.
Ну да ладно, слава богу, все позади. Вот сейчас придет она домой, добычу свою приготовит, телевизор, может, посмотрит и спать! «Это даже хорошо, что сын ко мне на праздник не приезжает. Хлопот меньше, — думала Мария Семеновна. — Да и не наездишься в наши дни. Далеко, дорого». Она все понимала, но было чуточку обидно… А от обиды до злости один шаг. Вот и смотрела Мария Семеновна на довольных покупателей из-под вязаной серой шапочки глазами-буравчиками, потому и осуждала эту ненужную суету, в которой ей не было места.
Во дворе своего дома она присела на скамеечку, поставила шуршащий пакетик рядом. Хотелось посидеть, подышать морозным воздухом, отдохнуть и ни о чем не думать. Спешили мимо жильцы, торопились успеть к празднику. Мария Семеновна наблюдала за ними и немножко завидовала. Вспоминала, что когда-то тоже была частью этого. Сын, Вовка, тогда был маленький…
— Ты мне не указывай, когда начинать! Я рабочий человек! Когда хочу, тогда и пью! Заслужил! — из приоткрытой форточки второго этажа высунулась лохматая голова с сигаретой.
«Опять Сашка с Валькой скандалят, — поняла Мария Семеновна. — Вот кому праздники противопоказаны. Они и без повода умудряются накачаться. А тут сам бог велел. Непутевые. Хоть бы сынишку пожалели. Новый год — детский праздник, как-никак. Чего-то я давно их Сережку не видела».
***
Восьмилетний Сережка тем временем сидел один в комнате и пытался смотреть телевизор. Нового года он боялся. Да, елочки, мандарины, огоньки — это все красиво и даже для кого-то радостно. Только не для него. Опять отец набрался до боя курантов. На кухне разгорался скандал. . .
— Саша, ну давай хоть один праздник по-человечески отметим! С сыном за столом посидим. Он же потом к бабушке до конца каникул уезжает. Ты же уже в зюзю! Хватит, говорю! — это мама, пока еще относительно трезвая, отчитывала отца.
— Отстань, Валька! Не порти мне праздник! Сама что ли, не прикладывалась, пока готовила? Ишь, трезвенницу из себя изображает! — а это отец, уже изрядно «напраздновавшийся», а потому злой, страшный.
Они у Сережки, конечно, оба любили заложить за воротник. Только мама меньше. Да и не бузила после этого особо. Тихонько сворачивалась клубочком на диване и спала. А вот отца тянуло на подвиги. И не дай бог кто-то подвернется ему под руку. Сережка в прошлом году подвернулся, такую оплеуху схлопотал… В ухе долго звенело.
Сейчас главное — пережить эту ночь. Потом к бабуле в деревню. Эх, остаться бы там насовсем. Отец, наверное, скоро устанет. Побуянит немного и захрапит в своем любимом продавленном кресле перед телевизором.
Сережка встал, тихонько прокрался в прихожую, натянул куртку, ботинки. Нащупал в кармане хлопушку. Единственный подарок, который он получил на Новый год. В другом кармане давно был приготовлен пакетик с нарезанной на розовые кружочки сосиской. Для Серого.
***
Серый был Сережиным другом. Они подружились этой осенью. Сережка тогда брел из школы, гадая, что его ждет дома сегодня, и увидел, как старушка с восьмого этажа кормит у подвального продуха кошку. Та ластилась к ее ногам, мурчала, подставляла под сухонькую ладонь рыжую, словно осенний лист, голову. И вдруг из кустов вышел кот. Большой, серый, тощий, с рваным ухом.
— Брысь! — велела старушка и замахнулась сумкой. — Не про твою честь угощение, бандюга!
Кот выгнул серую спину, ощерился, зашипел. Но воевать не стал, скрылся в кустах. Сережке тогда стало его очень жалко. За что его так? Ну не красавец… И пусть. Он ведь тоже одинокий и голодный.
В кармане ничего съестного не обнаружилось. Сереже пришлось сбегать домой. Там он стянул со стола обветрившийся кусок колбасы, оставшийся после вечерней пирушки родителей, и поспешил к кустам, в которых исчез серый кот.
— Кис-кис-кис, Серенький. — позвал он, присев на корточки. — Ну иди сюда. Я поесть принес.
И кот ему поверил. Из зарослей показался розовый нос, голова с рваным ухом, а потом и весь Серый. Сергей протянул ему нехитрое угощение, и тот взял. С достоинством и благодарностью. Заворчал, поглощая колбасу, потом потерся о Сережкины ноги, выгнул спину, муркнул.
Тот погладил кота.
— Ты будь завтра здесь. Я тебе обязательно что-нибудь вынесу, а сейчас мне пора…
Кот его понял. И теперь встречал Сережку во дворе регулярно. Мурчал, благодарил, сидел с ним на скамейке, слушая рассказы о непростом житье-бытье маленького друга. И пусть другие жильцы Серого не любили. Ему на это было глубоко наплевать. Пусть целуются со своими белыми Мурками и рыжими Муськами. У Серого есть Серега. Есть еда, пусть и немного. А еще есть подвал, где можно спрятаться холодными вечерами.
Так было до сегодняшнего утра. Сегодня Серый проснулся от шума. Мрачный мужик заколачивал подвальные продухи. Серый выбрался на улицу, мяукнул, предупреждая остальных подвальных обитателей. Но, похоже, он был последним, кого разбудил шумный мужик.
Он присел, наблюдая за его работой. «Ничего, пусть, — успокаивал себя Серый. — Паштет из соседнего двора говорил, что двуногие не все заколотят. Хоть один продух должен остаться открытым». Но то ли сегодня работник был шибко старательный, а может, просто котов не любил: продухи он заколотил все!
Серый бы заплакал, если бы умел: «Выжили! Из родного дома выжили. Придется искать другой подвал. А там конкуренция, своих котов полно. И самое главное — там не будет Сережки! Надо его сегодня дождаться! Он выйдет, обязательно выйдет ко мне. Он ведь ни дня не пропустил с момента знакомства».
И Серый терпеливо ждал, сначала на люке теплотрассы, пока его чуть не раздавила машина. Потом перебрался под скамеечку.
Он не ушел даже тогда, когда ранние сумерки накрыли двор. Не ушел, когда перед его носом остановились ноги в войлочных сапогах и кто-то опустился на скамейку. Он знал: Серега придет!
***
Сережа выскочил из парадной в морозные сумерки. Было грустно и тошно. Как же хотелось праздника, такого, как у всех! Он нащупал в кармане цилиндрик хлопушки и решил хоть чуть-чуть поднять себе настроение: бабахнуть на детской площадке. Чтобы весь двор услышал, а разноцветные кружочки усыпали белый снег, делая его веселее. А потом к Серому. Заждался его бедный, наверное…
Серега встал перед горкой и дернул за веревочку. Бабахнуло и вправду громко.
Мария Семеновна, закопавшаяся в воспоминаниях, аж подскочила на своей скамеечке, притулившейся в тени, справа от горки. «Да что же это! Посидеть спокойно не дадут. Хулиганье малолетнее!» — пронеслось у нее в голове. Она подхватила пакет и грозно встала во весь свой невеликий рост.
— Ах ты, паршивец эдакий! Другого места не нашел, что ли, бабахать?! А если бы меня кондратий хватил?! Надеру сейчас уши — будет тебе подарок к празднику! — Мария Семеновна резво засеменила к фигуре мальчика.
Опешивший Серега стоял около сугроба, освещенный фонарем со спины, и ждал неминуемой кары. Но тут случилось непредвиденное…
Серый тоже подскочил от грохота, метнулся было в кусты, потом учуял Серегу и бросился к другу. Его траектория пересекла путь Марии Семеновны. Та споткнулась, охнула, выпустила пакет из рук и упала в сугроб. «Социальная» курица заскользила по утоптанному снегу детской площадки.
— Тетя Маша? — удивился Сережа. — Давайте я вам помогу.
Он протянул руку в серой вязаной варежке и помог подняться соседке.
— Сережка? Ох, спасибо. Что же ты хулиганишь-то? Чуть до инфаркта меня не довел? Домой чего не идешь? Один болтаешься… — допытывалась Мария Ивановна и вдруг прервалась на полуслове: — Стой! Куда потащил?! Да я тебя сейчас!
Сережа проследил за ее взглядом и увидел, как курица, скользя целлофаном по снегу, уезжает в сторону кустов. Не сама уезжает, а при помощи Серого. Он вцепился в рукав соседки:
— Теть Маша, не надо! Дайте я сам! Это Серый, он подвальный, но хороший…
Сережка настиг Серого, отобрал тяжелую ношу.
— Отдай, Серенький. Я тебе поесть принес. Сейчас… — Сережка зашарил по карманам.
Мария Семеновна смотрела на тощего серого кота, на соседского мальчика, который сам себе пытался создать праздник. Что-то заскреблось в душе, стало муторно и печально. От собственного одиночества, от неприкаянности Сережки, от ненужности бездомного кота. Да что же это такое? Злые проделки судьбы? Не должно быть так. Да кто такая эта судьба, чтобы троим испортить Новый год? Да пошла она лесом.
— Серега, бери своего нахального друга! Приглашаю вас в гости! — сказала Мария Семеновна. — Тебя искать-то не будут?
Сергей предсказуемо помотал головой.
«Ладно, потом загляну к его родителям. Скажу, что парень у меня!» — решила Мария Семеновна.
Сережа подхватил Серого на руки, и они пошли к дому.
— Какой-то деятель все продухи заколотил. — заметила Мария Семеновна у парадной. — Видать, лишился твой друг крова. Да не кисни, придумаем что-нибудь. В Новый год положено верить в лучшее.
***
Они сидели за столом, украшенным еловой лапкой, торчавшей в банке из-под кабачковой икры. Два шарика, синий и белый, коротенький хвостик зеленой мишуры — и вот он праздник.
Исходила чесночным ароматом курица, желтела рассыпчатая картошка на цветастом блюде, тихонько бормотал телевизор… Сытый Серый дремал в уголке дивана. У Сережки слипались глаза, но он отказывался идти спать. Хотел дождаться боя курантов и загадать свое желание.
— Сережка, да не мучайся ты. Твоих я предупредила. Иди укладывайся.
— Нет, тетя Маша. Сегодня я потерплю. Вдруг желание и правда сбудется, если я его вовремя загадаю!
— А что за желание-то?
Серега нахмурился: нельзя же вроде говорить… Но уж очень ему хотелось поделиться.
— Хочу, чтобы меня у бабушки оставили. Я завтра к ней поеду. Мамка обещала на поезд вечером посадить, у нее там знакомая работает. Я в прошлом году другое загадал… Чтобы они пить бросили. Не получилось. Наверное, такое сильное чудо никому не под силу.
Мария Семеновна вдруг заинтересовалась картофелиной на тарелке. Поковыряла ее вилкой, скомкала салфетку. Потом взглянула на Сережу почему-то влажными глазами и пообещала:
— Сбудется все, Сережка, обязательно сбудется.
А сама подумала: «Завтра позвоню сыну, если сам не соизволит. Пусть отдалились мы друг от друга, не повод это отказываться от родной души».
— Тетя Маша, а я еще хочу за Серого желание загадать, — сказал Сережка. — Пусть для него дом найдется в Новом году.
Мария Семеновна улыбнулась.
— Считай, что это желание уже сбылось. Пусть остается твой Серый. Мы с ним найдем общий язык.
Они дождались двенадцати часов. Загадали все свои желания и отправились спать. Три одиночества, совершенно случайно сведенные этой ночью вместе…
***
Вскоре Сережка и правда переехал жить к бабушке. Еще нестарой, вполне бодрой женщине, тоже потерявшей надежду на то, что ее Валька с мужем смогут измениться. Наверное, желание сбылось еще и потому, что Мария Семеновна тоже загадала для мальчишки счастливую жизнь в ту новогоднюю ночь.
Серый отъелся, заматерел, прикипел к своей хозяйке всем сердцем. Теперь скрашивает ее одинокие вечера, между редкими визитами сына.
Ну а сама Мария Семеновна стала лучше относиться к Новому году. Ведь если он приносит такие чудеса, то ради этого можно потерпеть и беспорядок на работе, и толчею в магазине. Многое можно вытерпеть ради этого…
Автор: Алена С.
—
—
Загадка
Домик был старый, но вполне ухоженный. Мало он простоял пустым, не успел одичать и обветшать. «Ну и слава богу! — подумала Маша. — Мужика на сегодняшний день у меня нет. Да и, наверное, уже не будет. А сама я не из тех могучих русских баб, которые во всем спецы: и в забивании гвоздей, и в торможении коней, и в походах по горящим избам!»
Она поднялась на крылечко, достала из сумки ключ и отперла массивный навесной замок.
***
Этот дом Маше неизвестно почему завещала баба Люба. Старушка малознакомая, хоть и родственница. Странно, но кто его знает, как мозги у таких глубоких стариков работают. Ведь бабе Любе было по Машиным подсчетам что-то около ста лет. Маша приходилась ей то ли внучатой племянницей, то ли двоюродной внучкой. Короче, нашей портнихе поварихой.
Маша бывала у бабы Любы в далекой юности. Уже тогда баба Люба была хорошо в годах. Но жить предпочитала одна. Родню никогда не напрягала, помощи не просила. А вот недавно взяла и умерла.
Когда Маше позвонили и сообщили, что у нее в деревне Загадка умерла бабушка, та даже не сразу вспомнила о бабе Любе. И уж тем более не ожидала, что она оставит свой домик и двенадцать соток земли именно ей — Маше.
— Подарок тебе к будущей пенсии! — пошутил тогда Машин муж, Михаил.
— Тю, до пенсии еще, как до Луны пешком, — отмахнулась Маша. — Мне ведь только пятьдесят четыре. А пока я до шестидесяти доскриплю, ее, глядишь, еще отодвинут. Так что это просто подарок. Только вот понять не могу, за какие такие заслуги. Я ведь даже не знала, что баба Люба до недавнего момента жива была. Думала, она уже давным-давно к праотцам отправилась. Лет-то ей сколько. Ну да ладно, не в моем положении капризничать. Раз подарили — будем пользоваться.
— Или продадим! — потер руки Михаил.
***
Хорошо, что не продали. Через пару-тройку месяцев после того, как Маша стала землевладелицей, ее ожидал еще один сюрприз. Гораздо менее приятный, чем получение наследства. Оказалось, что ее драгоценный Михаил ей изменяет. Да, вот так вот. Седина в бороду, бес в ребро, камень за пазухой. . .
И выяснилось-то все банально и неприглядно. Забыл муж телефон на кухонном столе, а тот возьми да зазвони. Ничего не подозревающая Маша возьми да прими вызов. Еще даже «алло» сказать не успела, а из трубки заворковали женским голосом:
— Медведик мой пузатенький, куда же ты пропал? Я тут уже полчаса прыгаю на остановке, машинку твою жду.
Маша ошалело молчала. «Это Мишка, что ли, «медведик пузатенький»? — догадалась она. — Если так, то, значит, я рогатая олениха».
— Ну чего ты не отвечаешь? — канючила трубка. — Ты хочешь, чтобы твоя зайка на автобусе ехала?
— Слушайте, зайка, — наконец пришла в себя Маша. — Медведик выехал десять минут назад. Проспал он сегодня. Даже телефон забыл.
В трубке ойкнули, и тут же в Машино ухо поползли раздражающие гудочки.
«Ну, пузатенький, я тебе устрою сегодня!» — Маша бросила телефон на стол, сама опустилась на табуретку и загрустила.
***
Вот уж чего Маша не ожидала от Михаила, так это подобной дешевой мелодрамы. Нет, она вовсе не исключала мысль, что однажды благоверного может потянуть на сторону. Все мы люди, все мы человеки. Маша, хоть и кремиками всякими мажется, да и вообще ухаживает за своим внешним видом, моложе, увы, не становится. Мишка, впрочем, тоже. Но мужики — это другое. Они и в возрасте котируются. А вот женщины, как ни крути, имеют свой «срок годности».
Но Маша верила, что даже если Михаил решит закрутить с кем-то роман, то уж точно не за спиной у Маши. Все же прожили вместе больше тридцати лет. Страсть, может, и ушла, но уважение-то осталось. Оказывается, осталось только у нее. А Мишка предпочел стать чьим-то «медведиком» и Машу об этом в известность не ставить!
Маша мусолила в голове этот факт, перекладывала с места на место: на душе становилось все хуже. «Да пошло оно! — решила Маша наконец. — Чего нервную систему себе уродовать! Случилось, значит, случилось. Надо делать выводы и жить дальше!»
***
Короче, к приходу Михаила она уже все придумала:
— Короче, медведик, — заявила она, едва муж переступил порог. — Я уезжаю. На работе я уже договорилась. Им мое ежедневное присутствие в офисе не нужно. Статьи я сдаю исправно. Дали мне добро на полную удаленку.
Михаил стоял, слушал, глаз на жену пока не поднимал.
— Уезжаю в бабину Любину деревню. Комнату свою сдаю. Не переживай, пакостить не стану. Никаких иностранных специалистов к тебе не подселю. Нашла вполне достойного жильца. Парнишка-студент, племянник одной моей знакомой. Надеюсь, ты возражать не станешь.
Насчет развода сейчас думать не могу. Потом, если уж тебе приспичит жениться на своей зайке, решим. А пока вот так. Ну, скажешь что?
— Да чего говорить-то? — Михаил наконец осмелился посмотреть на жену. — По-дурацки все вышло. Как в плохом кино. Виноват я. Твое решение понимаю. Мешать не стану.
Сказал и ушел в свою комнату.
А Маша пошла собирать вещи. Ехать решила завтра же утром. Благо не слишком далеко. Каких-то сто километров от города. Если нужно будет, вернется. А пока ей необходимо сменить декорации, и чем скорее, тем лучше.
***
И вот Маша знакомилась со своим домом, стоящим на краю деревеньки с многообещающим названием «Загадка». Деревенька была вполне себе обжитая и даже симпатичная. Не тронуло ее запустение да разруха. Удивительно, ведь до станции неблизко, километров шесть. До трассы приблизительно столько же. До самой Загадки идет гравийная дорога. Население сборное: местные и дачники. Интернет есть, магазинчик в деревне имеется, правда работает с мая по октябрь. Потом только на станцию ехать. Но это же не сто верст по бездорожью. Так что не критично. В общем, Маше деревня понравилась.
И сам дом тоже понравился. Хотя некоторая странность была. Вроде без хозяина домик простоял несколько месяцев, а гляди ж ты — ни пылинки, ни паутинки. Чисто, словно вчера генеральную уборку делали.
«Повезло!» — решила Маша и принялась распаковывать вещи. В дверь постучали. «Соседи, — догадалась Маша. — Не буду открывать. Распакуюсь спокойно, потом познакомимся». Но у стучавшего были свои планы. Дверь распахнулась.
На пороге стояла аккуратная бабулечка. В цветастой панамке, футболочке с самонадеянным изречением на груди: «Я познал жизнь!», в спортивных штанах и галошах.
— Любина внучка, — констатировала гостья.
Маша кивнула, решив не вдаваться в сложные родственные связи.
— Жить тут будешь или пузо погреть приехала? — не отставала бабулечка, познавшая жизнь.
Маша пожала плечами:
— Жить, наверное. Посмотрим, как пойдет.
— Жить здесь — это приноровиться надо, но ты Любкина, справишься! — непонятно оживилась бабулечка. — Не боись, я тебе помогу. Бабой Зиной меня звать! А тебя как величают?
— Маша.
— Маня, ты главное, ничему не удивляйся и будет тебе счастье! — баба Зина подняла узловатый палец и многозначительно посмотрела на Машу прозрачными голубыми глазами. — Я к тебе еще зайду, коли не сбежишь. На вопросы всякие отвечу. Будут у тебя вопросы — точно говорю. А сейчас некогда мне тут с тобой!
Баба Зина шустро засеменила к калитке, оставив Машу в полном недоумении. «Странная бабка, — подумала Маша. — Может, у нее уже того, шарики за ролики заехали. Лет-то ей, похоже, много. Ладно, поживем — увидим».
Маша повернулась к открытому чемодану и охнула, после чего опустилась на стул. Чемодан был пуст! У Маши тут же появились вопросы: «Я с ума сошла? Куда вещи подевались?». Скрипнула дверца двухстворчатого шкафа, приоткрылась: вся Машина одежда аккуратно висела на вешалках.
— Я в своем уме! — неизвестно кому сообщила Маша. — Так не бывает. Выходи, фокусник недоделанный.
— Сама ты недоделанная! — Маша резко обернулась на голос. — Другая бы спасибо сказала, а эта еще и хамит!
За столом сидел хмурый мужичок. Невысокого росточка, в тельняшке, штанах галифе и кирзовых сапогах. На голове красовалась, несмотря на лето за окном, ушанка!
«Бомж! — подумала Маша. — Мой дом захватил бомж! Сейчас как даст поленом по голове и ага!».
— Отдохнуть тебе надо! — Мужичок слез с табуретки и направился к Маше. — Беда с вами просто. Чего побледнела-то как смертушка? Эй, эй!
Комната поплыла перед Машиными глазами, обеспокоенный «бомж» метнулся к ней… И мир для Маши выключился.
