— Алёна, ты же понимаешь, что это временно? — Виктор Семёнович нервно теребил ключи от машины. — Максимум на месяц, пока Толик с ремонтом разберётся.
— Папа, какой месяц? — Алёна устало потёрла виски. — Они там уже третий год живут! Третий! Я специально вчера к соседям заезжала, расспросила.
— Ну и что? — отец пожал плечами. — Дача всё равно пустует. Ты же туда раз в пять лет заглядываешь.
— То, что я туда редко езжу, не значит, что можно распоряжаться моим имуществом! — Алёна повысила голос. — Бабушка мне её завещала, не тебе! И ключи я тебе оставляла на случай пожара или воровства, а не для того, чтобы ты там коммуну организовал!
— Алёночка, не кричи, — Виктор Семёнович попытался взять дочь за руку, но та отдёрнулась. — Толик — мой племянник, твой двоюродный брат. Разве мы не должны помогать родным?
— Должны, — кивнула Алёна. — В разумных пределах. Дать денег взаймы, помочь с работой, присмотреть за детьми. Но не отдавать дачу в бессрочное пользование!
— Он же обещал ухаживать за участком, — слабо возразил отец.
— Ухаживать? — Алёна достала телефон и начала листать фотографии. — Вот, полюбуйся! Соседка Марья Ивановна вчера сфотографировала. Теплицу разобрали, яблони спилили под корень, весь участок заставлен какими-то железяками. Это называется «ухаживать»?
Виктор Семёнович молча разглядывал снимки. На его лице проступила растерянность.
— Может, это временно… Толик же говорил, что автосервис открывает…
— Автосервис? На моей даче? — Алёна всплеснула руками. — Папа, ты в своём уме? Это же садовое товарищество, там вообще коммерческую деятельность запрещено вести!
— Ну, не прямо автосервис, — забормотал отец. — Так, подрабатывает немного. Машины соседям чинит…
— Всё, хватит! — Алёна решительно встала. — Звони своему Толику прямо сейчас. Пусть собирает манатки и съезжает. Даю ему неделю.
— Алёна, ты же знаешь, у него трое детей, — Виктор Семёнович перешёл на жалостливый тон. — Младшему всего годик. Куда им идти?
— А это не мои проблемы! — отрезала Алёна. — Пусть идут туда, откуда пришли. Или к тебе переезжают, раз ты такой добрый.
— Ко мне? — отец побледнел. — Алёна, у меня однокомнатная квартира!
— А у меня вообще квартиры в этом городе нет, — парировала дочь. — Я десять лет в Москве горбачусь, снимаю жильё за бешеные деньги. И единственное, что у меня есть — эта дача. Которую ты великодушно отдал своему племяннику!
— Не отдал, а временно…
— Три года — это временно? — перебила Алёна. — Знаешь что? Я сама ему позвоню.
Она набрала номер. Гудки показались бесконечными.
— Алло, Толик? Это Алёна. Да, Витина дочь… Слушай, есть разговор. Ты когда с дачи съезжаешь?.. Что значит «не планирую»?.. Толик, это моя дача, и я хочу, чтобы ты освободил её в течение недели… Не кричи на меня!.. Какое право? Право собственности, вот какое!
Виктор Семёнович жестами пытался остановить дочь, но та отвернулась.
— Мне всё равно, что тебе отец обещал. Он не имел права ничего обещать!.. Полицию? Валяй, вызывай! Заодно расскажешь им про свой нелегальный автосервис… Что? Какие деньги?.. За что я должна тебе платить?
Алёна нажала отбой и повернулась к отцу:
— Он говорит, что вложил в ремонт дачи кучу денег и теперь я должна ему компенсировать. Это ты ему такое наобещал?
— Я… я говорил, что ты оценишь его старания, — промямлил Виктор Семёнович.
— Оценю? Старания? Он там яблони спилил, которым по тридцать лет было! Бабушка их сажала! — голос Алёны дрогнул. — Знаешь, сколько стоит взрослая плодоносящая яблоня?
— Алёночка, ну не плачь, — отец неловко обнял дочь. — Мы что-нибудь придумаем. Может, договоримся…
— Нет! — Алёна высвободилась из объятий. — Никаких договоров. Или он съезжает по-хорошему, или я обращаюсь в полицию. И к участковому, и в налоговую про его автосервис.
Дачу Алёне оставила бабушка Вера. Небольшой домик в подмосковном садовом товариществе, шесть соток земли, теплица, сарай с инструментами. И яблони — гордость бабушки Веры. Белый налив, антоновка, симиренко.
— Будешь приезжать, внученька, яблочки мои кушать, — говорила бабушка. — Я их для тебя растила.
После бабушкиной смерти Алёна действительно редко приезжала. Работа в Москве отнимала всё время. Дизайнер интерьеров — профессия творческая, но изматывающая. Клиенты, подрядчики, поставщики, дедлайны…
Дачу она не продавала принципиально. Это была память о бабушке, единственный уголок, где можно было спрятаться от московской суеты. Пусть редко, пусть на выходные, но она приезжала. Сидела на веранде с чашкой чая, читала, думала о вечном.
Ключи отцу оставила three года назад, когда уезжала в длительную командировку в Европу.
— Присмотри, пожалуйста. Вдруг что случится — пожар там или воры.
— Конечно, доченька, не волнуйся.
И вот теперь выяснилось, что отец не просто присматривал. Он поселил там своего племянника — Алёниного двоюродного брата Анатолия.
С Толиком они в детстве не ладили. Он был старше на пять лет, задирист, хвастлив. Вечно что-то выдумывал, врал, выкручивался. Алёна помнила, как он стащил у неё велосипед и продал каким-то пацанам. Потом клялся, что велосипед украли, пока он в магазин заходил.
После школы их пути разошлись. Алёна уехала учиться в Москву, Толик остался в родном городе. Вроде бы женился, развёлся, опять женился. Детей нарожал. Работал то там, то сям. Отец иногда рассказывал, жалостливо вздыхая:
— Не везёт Толику. То начальник плохой попадётся, то компания разорится.
Алёна кивала, но про себя думала: «Сам дурак».
И вот теперь этот «невезучий» Толик обосновался на её даче. Да не просто обосновался — автосервис там устроил!
— Пап, ну как ты мог? — спросила Алёна после долгого молчания.
— Он клялся, что на месяц, — оправдывался Виктор Семёнович. — Говорил, жена с маленьким из роддома, а в квартире ремонт. Строители пол разобрали, жить невозможно. Я и пожалел…
— Три года пол собирают?
— Ну… потом оказалось, что ремонт затянулся. Денег не хватило. Толик говорил, ещё немножко…
— Пап, он тебя просто водит за нос! — Алёна покачала головой. — Неужели не понимаешь?
— Понимаю, — тихо сказал отец. — Но что я мог сделать? Выгнать его с детьми?
— Да! — жёстко ответила Алёна. — Именно это и нужно было сделать. Это не твоя дача, чтобы решать, кого жалеть за мой счёт!
— Прости, — Виктор Семёнович опустил голову. — Я думал, ты не будешь против. Дача же пустует…
— Моя дача, и я решаю, пустует она или нет! — Алёна встала. — Ладно, что толку сейчас ругаться. Ты мне лучше скажи: Толик реально деньги в ремонт вкладывал?
— Ну… он крышу латал вроде. И забор красил.
— Крышу латал? — Алёна прищурилась. — Пап, я пять лет назад крышу полностью перекрывала. Металлочерепица, гарантия двадцать лет. Что он там латал?
Отец промолчал.
— Так, всё ясно, — кивнула Алёна. — Значит, никакого ремонта не было. Поеду завтра сама, посмотрю, что он там натворил.
— Может, не надо? — встревожился Виктор Семёнович. — Толик… он вспыльчивый. Ещё накричит или…
— Или что? — Алёна сжала кулаки. — Ударит? Пусть попробует! У меня перцовый баллончик есть и телефон с кнопкой экстренного вызова. Да и соседи там меня помнят, не дадут в обиду.
— Алёна, давай я с тобой поеду?
— Нет, — отказалась она. — Ты уже достаточно помог. Сама разберусь.
На следующее утро Алёна выехала пораньше, чтобы избежать пробок. Дорога до дачи занимала около двух часов. Она специально не стала предупреждать о своём визите — хотела застать Толика врасплох.
Садовое товарищество «Берёзка» встретило её тишиной. Будний день, начало мая, дачный сезон ещё не начался. Только кое-где копошились пенсионеры, готовя грядки к посадке.
Алёна оставила машину у ворот товарищества и пошла пешком. До её участка было метров триста. С каждым шагом сердце билось всё сильнее.
Первое, что она увидела — новый забор. Высокий, глухой, из профнастила. Бабушкин штакетник, который Алёна красила каждые два года, исчез.
За забором слышался стук металла и чья-то громкая ругань.
Алёна подошла к калитке. Заперто. Она позвонила в новый домофон — ещё одно «улучшение».
— Кого надо? — раздался грубый мужской голос.
— Надо Анатолия. Я Алёна, хозяйка дачи.
Молчание. Потом звук открывающегося замка.
Алёна вошла и замерла. Её уютная дача превратилась в нечто невообразимое. Вместо грядок — бетонная площадка, заставленная старыми машинами. Вместо теплицы — железный навес. А яблони… яблонь не было. Только пни, аккуратно спиленные на уровне земли.
— Ты чего приперлась? — Толик вышел из сарая, вытирая руки промасленной тряпкой.
Он располнел, обрюзг. В майке и трениках выглядел неопрятно. За ним выглянули двое мужчин — видимо, работники.
— Я приехала посмотреть на свою собственность, — Алёна старалась говорить спокойно. — И требую, чтобы ты немедленно съехал.
— Размечталась! — хохотнул Толик. — Я тут бабла вбухал немеряно! Крышу перекрыл, забор поставил, площадку забетонировал. Так что плати и езжай обратно в свою Москву!
— Ты уничтожил мой сад!
— Сад? — Толик презрительно сплюнул. — Кому нужны твои гнилые яблоки? Я тут бизнес налаживаю! Людям помогаю!
— В садовом товариществе запрещена коммерческая деятельность!
— А кто сказал, что она коммерческая? — ухмыльнулся Толик. — Я соседям по дружбе помогаю. За спасибо!
— За спасибо? — Алёна кивнула на груду покрышек в углу участка. — И поэтому у тебя тут шиномонтаж?
— Слушай, дорогая, — Толик шагнул ближе. — Не нравится — вызывай полицию. Только учти, у меня тут все схвачено. И участковый мой кореш, и председатель СНТ. А ты кто? Москвичка приезжая! Год сюда не казала носа!
— Три года, — поправила Алёна. — Именно столько ты тут паразитируешь.
— Ах, паразитирую? — Толик покраснел. — Да я тут порядок навёл! Дача разваливалась!
— Врёшь! — Алёна тоже повысила голос. — У меня есть фотографии трёхлетней давности. Всё было в идеальном состоянии!
— Ну и вали к своему идеальному состоянию! — заорал Толик. — Мужики, проводите даму!
Двое работников неуверенно двинулись к Алёне.
— Не советую, — она достала телефон. — Я уже включила запись и отправила локацию мужу. Он в ОМОН служит, через пятнадцать минут будет здесь.
Блеф сработал. Мужики остановились, переглянулись.
— Толь, может, не надо? — пробормотал один.
— Заткнись! — рявкнул Толик, но в голосе появилась неуверенность. — Ладно, чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты съехал. Даю тебе неделю.
— А если нет?
— Тогда я подаю заявление в полицию о самозахвате, в налоговую — о нелегальной предпринимательской деятельности, в администрацию СНТ — о нарушении устава. И в суд — о возмещении ущерба за уничтоженный сад.
— Да ты…
— Я дизайнер интерьеров с десятилетним стажем, — перебила Алёна. — У меня есть деньги на хороших адвокатов. И поверь, я доведу дело до конца.
Толик молчал, сверля её злым взглядом.
— У тебя семья, дети, — продолжала Алёна. — Неужели хочешь, чтобы они видели, как папу судят? Съезжай по-хорошему. Неделя — это достаточный срок.
— Ладно, — процедил Толик. — Но ты заплатишь за мои улучшения!
— Улучшения? — Алёна обвела взглядом изуродованный участок. — Ты шутишь? Это я с тебя буду требовать компенсацию! Знаешь, сколько стоит восстановить сад? Посадить новые яблони? Разобрать твой бетон?
— Я не…
— Молчи! — приказала Алёна. — Вот что мы сделаем. Ты съезжаешь, я не подаю в суд. Расходимся мирно. Это максимум, на что ты можешь рассчитывать.
— Неделя — мало, — буркнул Толик.
— Хорошо, две недели. Но не дня больше!
Алёна развернулась и пошла к выходу. В спину неслись проклятия, но она не оборачивалась.
У калитки её ждала соседка — Марья Ивановна.
— Алёночка, милая, наконец-то! — старушка всплеснула руками. — Мы уж думали, ты совсем про дачу забыла!
— Не забыла, Марья Ивановна. Спасибо, что фотографии прислали.
— Да что там! Мы тут все возмущаемся! Такой сад загубил, охальник! Бабушка твоя в гробу перевернулась бы!
— Он съедет, — пообещала Алёна. — Две недели, и его здесь не будет.
— Дай-то Бог! А то ведь шумит, грохочет с утра до ночи! Вчера вообще до полуночи железками гремел!
Алёна ещё немного поговорила с соседкой и поехала обратно. По дороге позвонила отцу:
— Был на даче. Сказал, что съедет через две недели.
— Правда? — обрадовался Виктор Семёнович. — Алёночка, может, ты погорячилась? Может, можно было договориться…
— Пап, он там яблони спилил. Все. Бабушкины яблони.
Молчание.
— Прости меня, доченька, — наконец сказал отец. — Я дурак старый. Думал, помогаю родному человеку, а вышло…
— Проехали, пап. Главное, чтобы он съехал. А там посмотрим, что с дачей делать.
Две недели тянулись мучительно долго. Алёна каждый день ждала звонка от Толика или отца, но телефон молчал. Она не знала, собирается ли двоюродный брат выполнять обещание или готовит какую-то пакость.
На всякий случай она проконсультировалась с юристом. Тот подтвердил: если Толик откажется съезжать, выселить его будет сложно, но можно.
— Главное — докажите, что он проживает там без вашего разрешения. И про коммерческую деятельность соберите доказательства — фотографии, показания соседей. С этим в суд можно идти.
В назначенный день Алёна снова поехала на дачу. На этот раз не одна — взяла с собой коллегу Сергея, бывшего военного. Для подстраховки.
Участок встретил их открытой калиткой. Алёна осторожно вошла. Пусто. Машины исчезли, навес разобран, даже мусор вывезен.
На веранде сидел отец.
— Папа? Ты что здесь делаешь?
— Встречаю тебя, — Виктор Семёнович поднялся. — Толик вчера съехал. Я проследил, чтобы всё вывез. Вот, ключи твои.
Он протянул связку. Алёна молча взяла.
— Прости меня, — повторил отец. — Я хотел как лучше.
— Знаю, пап. Ты всегда хочешь как лучше. Только получается наоборот.
Они вошли в дом. Внутри оказалось не так плохо, как Алёна ожидала. Грязно, запущено, но не разгромлено. Это уже хорошо.
— Я тут прибрался немного, — сказал отец. — И вот что ещё…
Он достал конверт.
— Что это?
— Деньги. Пятьдесят тысяч. Я знаю, это мало за те яблони, но… это всё, что я смог собрать. На новые саженцы.
Алёна растрогалась:
— Пап, не надо. Это не твоя вина.
— Моя, — упрямо сказал Виктор Семёнович. — Я распорядился твоим имуществом. Я обязан компенсировать ущерб.
— Но это же твоя пенсия!
— Ничего, проживу. Возьми, Алёна. Мне так будет спокойнее.
Она взяла конверт, обняла отца:
— Спасибо, пап. Я обязательно посажу новые яблони. И назову их в честь бабушки Веры.
Они вышли во двор. Алёна окинула взглядом пустой участок. Да, работы предстоит много. Убрать бетон, завезти землю, разбить новый сад. Но она справится. Она всегда справлялась.
— Знаешь, пап, — сказала она. — Может, оно и к лучшему. Давно хотела ландшафтный дизайн поменять. Теперь есть повод.
— Ты молодец, доченька. Сильная. В бабушку пошла.
— Нет, пап. Я просто научилась защищать своё. И не позволять садиться на шею, даже если это родственники. Особенно если это родственники.
Виктор Семёнович кивнул:
— Правильно. Я вот только сейчас понял… Толик ведь меня тоже использовал. Знал, что я мягкий, что не откажу. И пользовался.
— Такие люди всегда пользуются, — согласилась Алёна. — Но только до тех пор, пока мы им это позволяем.
Солнце уже клонилось к закату. Алёна закрыла дом, попрощалась с отцом и поехала обратно в Москву. В следующие выходные она вернётся сюда с саженцами. И начнёт всё сначала.
А Толик… Толик пусть ищет других добрых родственников. Хотя вряд ли найдёт. Слухи в маленьком городе распространяются быстро. И история о том, как он три года паразитировал на чужой даче, а потом был выдворен, станет известна всем.
Справедливость восторжествовала. Пусть и с опозданием на три года.