Полина всегда считала себя женщиной с характером. Не то чтобы кремень, но ближе к этому. С семнадцати лет пахала, как лошадь. Сначала официанткой, потом продавцом, потом в офисе на подхвате. Всё свободное время уходило на подработки — то анкеты в интернете, то реклама на остановках, то чужие собаки на передержке. Пока остальные тинейджеры прыгали по клубам, она клепала деньги. И клепала неплохо.
К тридцати скопила на первый взнос за свою двушку. Не в центре, конечно, зато своё. Ещё пять лет жила на гречке и уценённых помидорах, чтобы расплатиться с ипотекой.
— Вот теперь действительно моё… — выдохнула она с непередаваемым облегчением, разглядывая документы на собственность. Улыбка была такая, как будто не квартиру, а луну с неба стянула.
Первое время она смотрела на эти стены, как на любимую игрушку из детства. Каждый месяц в квартире что-то менялось. То обои переклеит, то новые полки прикрутит, то мебель переставит по фэншую. Уют рос, как на дрожжах. Место становилось её — тёплым, знакомым, как старые тапки.
С Игорем она пересеклась на дне рождения у друзей. Высокий, улыбчивый, глаз не оторвать. Шутил так, что даже официантка прыснула в кулак.
— Давай просто погуляем, — предложил он после вечеринки, глядя так, что и железная баба растаяла бы.
Прогулки затянулись. То кофе попить, то в парк, то до утра по телефону. Потом его зубная щётка как-то сама оказалась в её ванной. Потом носки. Потом куртка. И всё — он у неё.
Полина не возражала. Ей даже нравилось — приходить домой, где её ждут.
— У тебя тут прям как у людей, — говорил Игорь, устраиваясь на диване с видом римского императора. — Тепло, светло… и холодильник полный.
Свадьбу сыграли через год. Без фанфар, но с душой. Она думала — вот, повезло: человек с юмором, без завышенных ожиданий и не боится хозяйства. Первое время Игорь был лапушкой. И цветы без повода, и мусор выносил.
Но потом в его речи стало появляться это скользкое «наша квартира»… С такой интонацией, будто они вместе тащили мешки с цементом.
— Может, поменяем нашу квартиру на трёшку? — как-то ляпнул он за ужином, ковыряя котлету.
— На какие шиши, прости? — прищурилась Полина. — У меня всё, что было, ушло на ремонт. Вон, диван этот мы с тобой с рук брали!
— Придумаем что-нибудь, — неопределённо пожал плечами муж и сменил тему, как будто обсуждали не переезд, а сорт лапши.
И вот тут Полина насторожилась. С деньгами у Игоря были сложные отношения. Он постоянно скакал с работы на работу. То курьер, то администратор, то продавец чего-то блестящего. Не работа — шляпа. А виноват всегда был начальник, климат или Меркурий в ретрограде.
— Ну там вообще чудовище, а не директор! — возмущался Игорь, бросив очередное место.
— Может, пойдёшь на какие-нибудь курсы? Я помогу оплатить… — осторожно предлагала Полина.
— Ты хочешь сказать, я тупой? — обижался муж, как школьник, у которого отобрали жвачку.
А на деле его «нормальная зарплата» едва тянула его телефон, проезд и три пачки чипсов в неделю. На общий бюджет он смотрел, как кот на пылесос: с опаской и непониманием. Полина не пилила. Пока хватало на всё — молчала. Но иногда злилась. Особенно когда он лежал на диване и философствовал:
— Жизнь такая несправедливая… одним всё, другим — хрен с маслом.
С его мамой, Тамарой Петровной, Полина познакомилась ещё до свадьбы. Женщина — как будильник на пять утра: и встаёт рано, и раздражает всех вокруг. Невысокая, с вечно надутым лицом и голосом, как будто весь мир ей должен.
— Пенсия копеечная, дом старый, одна, как перст. Всё на мне — и огород, и куры, и эти, как их, таблетки от давления…
Полина слушала вежливо, но без энтузиазма. Особенно раздражало, как Игорь рядом с мамой превращался в услужливого первоклассника: Мамочка, тебе подушечку? Мамочка, тебе компотика?
После свадьбы свекровь зачастила. С пустыми руками — зато с полным мешком жалоб.
— Соседи курят, цены в магазине — как на ювелирку, давление скачет…
А однажды за чаем (чай, к слову, она выпила литр, но с собой ничего не принесла) заявила:
— А мой Вовочка, младшенький, совсем с катушек. Деньги занял, не отдаёт. Теперь ему угрожают. Что делать — не знаю. Одна надежда на вас, дети мои…
— А работать он, прости, пробовал? — не выдержала Полина, отпив кофе.
— Да где ж ты видела сейчас работу? Всё занято! Это тебе повезло — отхватила квартиру.
Полина стиснула зубы. Она не «отхватывала», она вкалывала, как бобик в поле. Но объяснять не стала. Бессмысленно.
А через месяц Тамара Петровна заявилась с предложением, от которого даже Сбербанк бы обомлел.
— Надо помочь Вовочке. Иначе ему крышка. Я тут подумала — продайте квартиру. Всё равно места у меня много. Переедете ко мне. Просторно, свежий воздух…
— Чего? — у Полины от удивления ложка застыла в руке.
— Ну квартиру, говорю. Деньги Вовочке — долг закроем. А вы — ко мне. Как одна семья. Весело будет.
— Нет, — твёрдо сказала Полина, глядя прямо в глаза. — Я свою квартиру не продавала даже банку. А уж тебе — тем более. Это мой труд. И никто не будет оплачивать ошибки твоего сына.
— Ошибки?! — вскинулась свекровь. — Да он — брат твоему мужу! Родственники, между прочим! Вы обязаны помогать!
После того разговора Игорь будто подменился. Стал хмурый, как пасмурное небо в ноябре, раздражённый до невозможности. Полина каждый вечер слышала упрёки — ни с того, ни с сего, на ровном месте.
— Ты совсем другой стала, — говорил он с таким выражением, будто она у него трусы из сушилки украла. — У нас в семье всегда друг другу помогали. Всегда, понимаешь?
— Я понимаю, Игорь, но при чём тут моя квартира? — Полина старалась говорить ровно, но внутри всё уже давно скрипело, как старая кровать в дачном доме.
— Уже не твоя, а наша, — холодно бросал он, наливая себе чай, как будто и не жена перед ним, а соседка по коммуналке. — Я же не вместо табуретки сюда заехал. А ты ведёшь себя так, будто я у тебя тут на постой.
Свекровь теперь захаживала чуть ли не с тапками. Прямо с утра уже в прихожей, пахнет лавандой и недовольством.
— Ох, как же тяжко одной-то в доме… — вздыхала она театрально, как будто в Таганке выступала. — Вода тяжёлая, дрова таскать некому. Всё сама, сама… старая я уже…
Полина слушала это без слов. Сидела, как в театре без антрактов. Понимала — не просто так этот спектакль. Клонят к переезду. Мол, поживём у мамы, а там — глядишь, и квартиру Полины как бы… ну, используем по назначению. Для общего блага. Конечно же.
— Мама одна, ей тяжело, — как-то сказал Игорь, между делом, будто не на минное поле ступал, а просто сыр резал.
— Ты к чему клонишь? — Полина насторожилась, как кошка у ветеринара.
— Может, стоит подумать… о переезде к ней? — протянул Игорь с такой интонацией, будто предлагал выйти на балкон подышать.
Полина сделала вид, что не расслышала. А внутри всё — закипело. Она не собиралась быть бесплатной сиделкой, особенно в доме женщины, для которой она — только банковская карта с руками и ногами.
А потом свекровь вообще перешла к открытому тексту. Без прелюдий, прям в лоб.
— Я так устала, Полина… — выдала она однажды за ужином, подцепляя котлету с видом мученицы. — Неужели вам меня не жалко? Я же не вечная, скоро мне понадобится постоянный уход.
В комнате стало тихо. Даже кот замер, уткнувшись в стенку. Игорь завис с вилкой в руке, будто решал, в кого целиться — в котлету или в жену. Полина медленно выдохнула, не поднимая взгляда:
— Для этого есть социальные службы, — спокойно сказала она.
У Тамары Петровны лицо вытянулось, как тесто на пельмени. Она замерла, потом распахнула глаза:
— Социальные службы? — переспросила она, будто услышала «секта» вместо «службы». — Ты предлагаешь мне к чужим людям идти?
— Это их работа, — пожала плечами Полина. — Они за это зарплату получают, между прочим.
Свекровь опустила плечи, лицо стало, как у иконы — страдальческое и горестное. Глубоко вдохнула, как перед финальной арией, и пошло:
— Вот до чего дожила… — с придыханием. — Родной сын женился на бессердечной. Раньше мы старших уважали. До конца заботились. А сейчас — ой, молодёжь пошла…
— Мама, ну не надо… — попытался вставить Игорь, но без энтузиазма. Словно сам уже хотел под стол залезть и спрятаться.
— Нет, сынок, пусть жена услышит! — продолжала свекровь с напором. — Я вас растила-растила, а теперь как обуза! Всё, ухожу, не мешаю.
Свекровь ушла с выражением лица, как будто покидала поле битвы. Напоследок кинула на Полину взгляд — мол, ты мне ещё вспомнишь.
Полина молча собрала посуду. В голове звенело, как в кастрюле с крышкой. Разговор явно не закончился, он только начинался. Как плохой сериал — знаешь, что будет хуже, но всё равно смотришь.
А вечером случилось продолжение. Громкое.
Игорь метался по квартире, как пылесос без колёс. Его лицо пылало, руки размахивали, слова сыпались, как горох по полу.
— Как ты могла так ответить моей маме?! — кричал он, будто поймал Полину за изменой, а не за здравым смыслом. — Она просто просила о помощи!
— Не просила она помощи, — спокойно, но жёстко ответила Полина. — Она предлагает нам переехать и сдаться в рабство.
— И что в этом такого?! — заорал он. — Нормальная жена уважает свекровь! Поддерживает родителей мужа!
— А нормальный муж уважает свою жену, — парировала Полина, не повышая голоса. — Ты вообще моё мнение спросил, прежде чем планы строить?
— А что тут спрашивать? — Игорь развёл руками, как дирижёр без оркестра. — Маме помощь нужна — это естественно! Дети должны помогать родителям!
— Так помогай сам! — резко бросила Полина. — Собирайся да переезжай. Я тут при чём?
И в этот момент в воздухе повисло то самое напряжение — когда уже не ругаются, но и до прощения, как до Марса. Игорь замер. Он, кажется, только сейчас понял, что Полина — это не антикварная ваза, которую можно куда удобно переставить. У неё ноги есть. И характер.
Игорь захлопнулся на полуслове, как консервная банка. Молчание повисло в комнате таким густым, что хоть ножом режь. Муж смотрел на Полину, будто она только что предложила ему продать правую почку. Видно было — не ожидал. Прям в поддых.
— Ты что, жить с мамой без меня не хочешь? — прищурилась Полина, чуть склонив голову. Голос — сладенький, но в глазах искры. — Интересно, почему? Неужели тёплый борщ в обед — не главное в жизни?
Игорь только махнул рукой и молча укатил в спальню. Как обиженный пацан с футбольного матча. Остаток вечера они просидели по разным углам, как два кота, которые друг другу в тапки нагадили. И Полина поняла: этот разговор — только разминка.
Прошло несколько дней в режиме «тихий террор». Игорь дулся, как чайник на плите, и всячески избегал жену. Будто боялся, что заразится адекватностью.
Субботним утром Полина бодро варила кофе. Запах стоял такой, что соседи наверняка завидовали. И тут в кухню вполз Игорь. Сел за стол, как будто это он тут хозяин. Глаза злые, губы в нитку. Кофе явно был не поводом для визита.
— Продавай свою квартиру, мы переезжаем, — выпалил он с такой интонацией, будто уже всё за неё решил. Осталось только бумаги подмахнуть.
Полина застыла. Руки сами поставили чашку. В голове стучало: «Ты серьёзно?!»
Она вытерла руки о салфетку, медленно повернулась к нему.
— И зачем же продавать мою квартиру, Игорёк? — спросила невинно. Прям как училка, которая точно знает, что ты списал.
Муж скривил губы.
— Брату долг отдадим. Ремонт маме сделаем. Ну и нам останется пожить. Всё логично. Собирай вещи. Надо готовиться.
Полина кивнула. Потом встала. Посмотрела ему прямо в лицо.
— Нет, Игорь. Это ты собирайся. К своей мамочке. А моя квартира — не общежитие для ваших семейных разборок.
Игорь аж вскочил, стул задрожал.
— Да ты с ума сошла! — закричал он. — Где это видано, чтоб муж с женой порознь жили?! Ты просто разрушаешь семью!
— Семью? — переспросила она, горько усмехнувшись. — А была ли она вообще, Игорь? Или только название от неё осталось?
— Ты думаешь только о себе! — Игорь уже почти орал. — Нормальные жёны поддерживают мужей! В трудную минуту не бросают!
— А нормальные мужья, между прочим, не пытаются у своих жён квартиры отжать, — холодно ответила Полина, поджав губы. — Это где в обете написано: «имущество супруги использовать по первому требованию родственников»?
Она смотрела на него, как на чужого. Не того, за кого замуж выходила. Как она раньше не видела? Любви там давно не было. Только выгода и расчёт. Квартира — вот цель его последнего спектакля.
— Собирай вещи, Игорь. Или мне самой тебе помочь?
Игорь застыл, как будто ему между глаз тряпкой мокрой хлопнули.
— Что? Ты вообще нормальная?
— Очень даже. Я бы сказала — впервые за долгое время. Так что — пошёл, — кивнула она. — И чтоб тапки свои не забыл.
С этими словами Полина бодрым шагом направилась в спальню. Шкаф распахнулся, как рот у удивлённой тёти на рынке. Она схватила первую попавшуюся одежду мужа — и на балкон.
Рубашки, свитера, штаны — всё полетело вниз, как новогодние скидки в декабре.
— Я не шучу, Игорёк! Убирайся, пока к трусам не перешла!
Игорь метался по квартире. Пытался остановить, уговорить, напугать. Даже пару слёз выдавил — как актёр третьего плана. Но Полина уже была на другом берегу. Всё. Проехали.
— Ключи оставь на тумбочке, — спокойно сказала она. Как официант в ресторане, который уже заканчивает смену.
С грохотом чемодана и драматичным хлопком двери Игорь покинул сцену. Люстра в прихожей дрожала, как нервная система у бухгалтерши в налоговый день. Полина села на диван. И вдруг — тишина. Чистая, звонкая. Свобода.
Вечером раздался звонок. Она даже не вздрогнула. Знала, кто пришёл. Свекровь. Тамара Петровна. Стоит на пороге, как статуя ярости.
— Ты что натворила, змея?! — заорала она, не дожидаясь приглашения. — Моего сына выгнала?! Вещи выбросила?! У тебя с головой всё в порядке?!
— Ваш сын сам виноват, — спокойно ответила Полина. Даже улыбнулась. Но улыбка была холодной. Почти сквозняком пахнуло.
— А как же «в горе и в радости»?! — вопила свекровь. — Семья! Обязательства! А ты только о себе думаешь!
— О себе? — переспросила Полина. — А вы когда мою квартиру потребовали, вы о ком думали? О птицах?
Тамара Петровна аж икнула от возмущения. Открыла рот, чтобы продолжить — но дверь уже закрылась прямо перед её длинным носом. И всё, что осталось — это эхо возмущённых визгов в подъезде. Хорошо, что соседи привыкшие.
Через неделю Полина подала на развод. Спокойно, без слёз. Как в аптеку за валерьянкой. И впервые за долгое время почувствовала себя легко. Будто с плеч сняли мешок картошки, который она сама зачем-то тащила.
Квартира снова стала её крепостью. Ни тебе сюсюканий, ни претензий на личное. Только утренний кофе и тишина. Полина не жалела.
Иногда доходили слухи — мол, Игорь жалуется. Рассказывает, какая у него была «бессердечная» жена. И мама его в этом усердно поддакивает. Но Полине было всё равно. Она наконец жила своей жизнью. Без шантажа, без манипуляций, без навязанных сценариев.
— Всё своё — чужим не отдам, — говорила она себе, возвращаясь домой с работы. И улыбалась. Ибо знала — теперь её никто не выгонит. Ни через дверь, ни через балкон.
