Телефон завибрировал на кухонном столе так, будто в него вселился дух барабана. На экране — «Нина Петровна». Сердце у меня сжалось: с утра звоночки от свекрови никогда не сулили ничего хорошего. Обычно это были либо советы по кулинарии («сметану клади в борщ в конце, а не в начале, а то у тебя опять кислятина вышла»), либо «невинные» расспросы о нашей личной жизни в формате допроса следователя ФСБ.
Я взяла трубку, стараясь, чтобы голос звучал бодро, а не как у человека, который три часа доделывал отчёт и мечтал просто выпить кофе в тишине.
— Танечка, мы на вокзале, билеты уже купили, приедем на всё лето к вам жить! — заорала в трубку Нина Петровна, так, будто я находилась в двух вагонах от неё и глохла от шума колёс.
— Что?.. — у меня чуть не вылетела из рук кружка. — На всё лето?..
— Ну да! Мы с Борей и Верочкой, всей семьёй! Андрей вчера сказал, что у вас ремонт закончен, места полно. Мы подумали — чего нам на даче в жару мучиться? К вам переберёмся.
Я глубоко вдохнула, чтобы не сказать что-то, за что потом придётся краснеть перед адвокатом по бракоразводным делам.
— Нина Петровна, а вы Андрею… вы ему точно сказали, что это на всё лето? — спросила я осторожно.
— Конечно! — бодро подтвердила она. — Он такой хороший мальчик, сразу сказал: «Мам, приезжайте, мы рады!»
Ах ты, гад, подумала я. То есть он снова промолчал, как будто этот «маленький сюрприз» не превратит нашу двухкомнатную квартиру в филиал психиатрической больницы.
— Я вот котлетки в контейнер положила, — продолжала свекровь, — а то у вас там, знаю я, чем питаетесь: этой вашей модной лапшой и заморскими сосисками.
— У нас есть еда, Нина Петровна, — я зажала переносицу пальцами. — И… эээ… я работаю из дома, мне нужно…
— Так мы тихо-тихо! — перебила она. — Боря телевизор потише сделает, Верочка книжку почитает…
Да, конечно. А я выиграю «Евровидение» и куплю остров в Средиземном море.
Когда Андрей пришёл вечером, я встретила его с лицом, которое можно было смело распечатать и вставить в учебник по семейной психологии в раздел «невестка на грани».
— Ты мне хочешь что-нибудь рассказать? — спросила я холодно.
— Эээ… про что? — он поставил сумку у двери и сделал вид, что снимает ботинки очень тщательно, секунд тридцать.
— Про то, что твои мама, папа и сестра едут к нам жить. На всё лето.
Он замер, потом выдал свою коронную фразу:
— Ну, понимаешь… я подумал, тебе будет приятно…
— Мне будет приятно? — я рассмеялась, но смех вышел какой-то нервный. — А ты не подумал, что у нас всего ДВЕ комнаты?
— Но у нас диван раскладывается…
— Андрей, — я сделала шаг к нему, — ты собираешься три месяца жить с мамой, которая переставит всю посуду на кухне?
— Ну… она любит порядок…
— Сестрой, которая звонит по видеосвязи своим подругам в три ночи и орёт в трубку?
— Верочка просто… общительная…
— И папой, который считает, что кондиционер — это заговор американцев, и открывает окна в +35?
Андрей потупил взгляд и промямлил:
— Они же семья…
— Семья — это мы с тобой, — я ткнула себя пальцем в грудь, — а не твой родительский комитет в полном составе.
Утро их приезда началось с того, что Борис Аркадьевич пытался затолкать в лифт три огромных чемодана и пакет с засоленными огурцами, а Верочка на лестничной клетке громко делилась с соседкой подробностями своей личной жизни («Да, а потом он мне сказал, что у него жена в тюрьме!»).
Нина Петровна вошла в квартиру так, будто это она мне её подарила:
— Танечка, мы уже всё обсудили! Мы займём вашу спальню, а вы с Андрюшей будете в гостиной. Вам же там уютнее!
— А наши вещи? — спросила я с каменным лицом.
— Мы их аккуратно сложим в коробки, — отмахнулась она. — И, кстати, я уже переставила кастрюли — теперь всё по уму!
Я посмотрела на Андрея. Он молчал, как будто его уже похоронили и поставили крест.
— А телевизор я поставлю на кухню, — продолжила свекровь. — Так удобнее, будем смотреть все вместе.
— А я работаю на кухне, — сухо ответила я.
— Ну, ты же девочка, ты везде сможешь, — улыбнулась она тем самым тоном, каким люди говорят «ты же всё равно безработная».
Вечером, когда они уже разложили свои вещи, а в квартире пахло котлетами и нафталином, я вышла на балкон и достала телефон. Набрала маме:
— Мам, у нас оккупация.
— Опять? — вздохнула она. — Таня, ты понимаешь, что они просто так не уедут?
— Понимаю. Но если я за лето не разведусь, это будет чудо.
И я реально в тот момент поняла: вот оно, начало конца. Только вопрос — конца чего именно.
Первую неделю я ещё пыталась играть в вежливую хозяйку. Вторую — в терпеливого буддиста. На третьей неделе мне захотелось уехать автостопом в Мурманск и там открыть киоск по продаже шаурмы, лишь бы не слышать каждое утро бодрый голос Нины Петровны:
— Танечка, ну что это за привычка вставать в восемь? Хозяйка должна быть на ногах в шесть!
А хозяйка, видимо, ещё и рабыня, подумала я, накидывая халат.
Мой рабочий ноутбук теперь жил на журнальном столике в гостиной, который свекор использовал как подставку для ног, пока смотрел старые военные фильмы. Каждый день в фоновом режиме: то стрельба, то крики «За Родину!».
Верочка обосновалась на балконе и устроила там «салон красоты» — сушила ногти, красила волосы и вела трансляции в соцсетях. Голос у неё — как у микрофона в маршрутке, на всю округу.
И только Андрей, как всегда, ходил с видом «я ничего не могу поделать».
Однажды вечером, когда я пыталась доделать отчёт, в кухню влетела Нина Петровна.
— Танечка, я тут подумала, что у вас в кладовке место пропадает. Мы туда поставим холодильник для Бориного пива.
— Нина Петровна, это кладовка для моих рабочих материалов… — начала я.
— Ну а что важнее — твои бумажки или пиво? — она улыбнулась, как будто сказала шутку.
— Для меня — мои «бумажки», — я перестала печатать. — Я вообще-то работаю.
— Да ладно тебе, — махнула рукой свекровь. — У тебя же работа… ну, не настоящая.
Андрей в этот момент зашёл за водой. Я посмотрела на него.
— Скажи что-нибудь, — попросила я.
— Мам, ну… давай не будем трогать кладовку, — выдавил он.
— Вот, — подхватила она, — сразу обиделась. Ладно, пиво будем хранить на балконе. Но это неудобно, учти.
Да, как же я без этого неудобства жить буду.
К середине лета я уже боялась выходить из комнаты. Каждое утро — как игра в «угадай, что сегодня переставили». То кастрюли поменяли местами, то постельное бельё «поудобнее» сложили, то мои документы перекочевали с полки в пакет, «чтобы не пылились».
А вечером, когда я задерживалась за ноутбуком, свекровь театрально вздыхала:
— Андрей, ты посмотри, твоя жена совсем на нас времени не находит. Всё в своей работе, всё в интернете.
— Я не в интернете, я работаю, — раздражённо отвечала я.
— Да кому ты это рассказываешь? — усмехалась она. — Сидит, кофе пьёт и кнопочки тыкает.
Однажды я сорвалась. Это было после того, как Верочка в три ночи включила музыку и устроила «караоке-марафон».
Утром я вышла на кухню и тихо, но жёстко сказала:
— Верочка, если ещё раз будет концерт в три ночи — я вызову полицию.
— Ой, ну прям сразу полицию! — фыркнула она. — Ты что, совсем юмор потеряла?
— Да, я его потеряла где-то между твоим «Ласковым маем» и «Калинкой».
В этот момент встала Нина Петровна:
— Таня, ты себя слышишь? Ты с моей дочерью так разговариваешь?
— А как я должна разговаривать? Она мешает спать, мешает работать…
— Мы гости, — отчеканила свекровь.
— Вы не гости. Вы здесь живёте третий месяц! — голос у меня сорвался. — И за это время я потеряла работу, потому что не могла сдать проект!
Повисла тишина. Андрей посмотрел на меня так, будто я только что взорвала его гараж.
— Таня… зачем ты так? — тихо сказал он.
— Потому что я больше не могу, Андрей! — я почувствовала, что руки дрожат. — Ты молчишь, мама командует, сестра орёт, папа вечно что-то бурчит… а я в этой квартире просто перестала существовать.
— Танечка, — холодно произнесла Нина Петровна, — если тебе так тяжело, может, тебе стоит… уехать?
И это она сказала с такой лёгкой, почти победной интонацией, что у меня внутри всё оборвалось.
В тот вечер я собрала вещи и уехала к маме. Без скандала, без бросания тарелок. Просто тихо сложила одежду в чемодан, взяла ноутбук и ушла.
Андрей даже не вышел за мной.
Я шла по улице и думала, что лето ещё не закончилось, но моё мы уже закончилось точно.
Я прожила у мамы почти месяц.
Первые дни спала по десять часов и просыпалась без этого утреннего «Танечка, а ты знаешь, что в твоём супе соли нет?».
Мама кормила меня борщом, а я просто сидела на кухне и молчала.
Потом началась злость. Причём такая, которая поднимается медленно, но верно, и ты понимаешь — этот вулкан всё равно рванёт.
В один из дней Андрей всё-таки позвонил. Голос виноватый, мягкий.
— Таня… может, вернёшься? Мама уехала на неделю к подруге. Мы поговорим…
— А что мы будем говорить, Андрей? — я держала телефон двумя руками, как будто боялась, что выроню. — Ты месяц молчал. Месяц, Карл!
— Ну, я не знал, как…
— Конечно. Ты всегда не знаешь, как. Зато мама всегда знает, как.
— Таня, не начинай…
— Я не начинаю, я заканчиваю.
Мы встретились в кафе возле суда. Я уже подала на развод.
Он пришёл в своей куртке, в которой ходит лет десять, и с тем же лицом — «может, как-нибудь само рассосётся».
— Андрей, — начала я, — ты понимаешь, что мы живём не вместе, а рядом. Точнее, ты живёшь с мамой, а я — с последствиями этого.
— Ну, не всё так…
— Всё так. Ты не встал ни разу на мою сторону. Даже когда я потеряла работу. Даже когда твоя мама выгнала меня из моей же кухни.
— Она не выгоняла…
— Ага. Она просто сказала, что «это её дом, потому что она старше».
Он опустил глаза.
— Ты хочешь, чтобы я выбрал между тобой и мамой?
— Нет, Андрей. Ты уже выбрал. Просто я теперь тоже выбираю.
Вдруг он поднял голову и тихо сказал:
— Ты знаешь… после того как ты ушла, я понял, что дома пусто. Мама там есть, Верочка есть, а… тебя нет.
— Это ты сейчас осознал? — я чуть не рассмеялась. — А когда я плакала на кухне, ты что делал?
— Я… боялся скандала.
— А я боялась потерять себя.
Я достала из сумки конверт с документами.
— Подпиши.
Он помедлил, но подписал.
Когда мы вышли, на улице стояла жара. Люди пили мороженое из пластиковых стаканчиков, смеялись.
А я вдруг почувствовала — мне легко.
Андрей смотрел куда-то мимо.
— Может, ещё встретимся? — спросил он тихо.
— Может, — ответила я. — Но уже не как муж и жена.
И пошла. Не оглядываясь.
Через неделю мне позвонила Нина Петровна.
— Танечка, ну ты, конечно, поспешила. Андрей страдает, я переживаю… Может, приедешь к нам в гости?
— Нина Петровна, — сказала я спокойно, — у меня теперь нет к вам дороги.
— Ну как это нет?
— А так. Она закатилась вместе с моим терпением.
И повесила трубку.
В этот момент я поняла, что это лето, каким бы оно ни было, стало для меня самым важным. Оно закончило один брак — и началось что-то моё.
