Утро началось с победы.
Виктория сидела за кухонным столом с чашкой растворимого кофе, который вдруг показался ей вкусом свободы. На экране телефона мигало: «ИПОТЕКА ВЫПЛАЧЕНА. Поздравляем!» Она посмотрела на экран, как на билет в один конец — в жизнь, где никто не командует её деньгами, не оставляет грязные кружки в раковине и не жрёт селёдку под шубой ночью в три утра.
— Всё, квартира моя. До последнего кирпича, — пробормотала она себе под нос и снова отпила кофе, теперь уже с торжественной медлительностью.
Но праздновать долго не пришлось. Через шесть минут на кухню влетела Лена. Та самая. Сестра Андрея. Безработная, веселая, шумная, как маршрутка с неплотно закрывающейся дверью.
— Ты где хранишь сковородку? — спросила она с выражением, будто Виктория должна была ответить в пятой чакре под правой лопаткой.
— Там, где и всегда. Под плитой, — спокойно ответила Виктория, не отрывая взгляда от кружки.
— Под плитой… ммм, как логично, — Лена закатила глаза и начала греметь, как будто искала клад.
Виктория только вздохнула. Лена жила у них уже третий месяц. «Временно», как сказал Андрей. «Пока подкопит на первый взнос». Но подкопить у Лены получалось в основном на доставку еды и маникюр. Последние две недели она говорила, что «копит на Турцию». И это, видимо, был самый тяжёлый процесс в её жизни, потому что она мучительно считала каждую тысячу — Викториных.
— У тебя не найдётся триста рублей до завтра? — спросила Лена между делом, открывая холодильник. — Курьер привезёт суши, а я сейчас переведу тебе в СБП. Ну… вечером.
— Нет, — коротко ответила Виктория.
— Ой, да ладно тебе! Ты ж теперь богатая! У тебя квартира!
Виктория посмотрела на неё. Долго. Как на забытый перец в морозилке: вроде свой, но уже бесит.
В этот момент в кухню вкатился Андрей. Со своим утренним недовольным лицом, где кофе не помогал, только бухтение.
— Где мои носки? — первым делом спросил он, словно женился на персональном навигаторе по носкам.
— Не знаю. Возможно, в том же месте, где лежат мои нервы, — спокойно отрезала Виктория.
— Опять ты начинаешь. Лена, кстати, просила сковородку, ты могла бы ей помочь. Она же у нас гостья.
— Лена у нас не гостья, Андрей. Она у нас новая мебель. Ни продать, ни выкинуть.
Андрей выдохнул, как будто его душевно прибило этой фразой.
— Я понимаю, ты устала. Но у человека сейчас сложный период.
— У человека? Сложный период? — Виктория подняла брови. — У неё сложный период на фоне того, что ей тридцать восемь, и она до сих пор считает, что джинсы рвутся, если их не гладить.
Лена хихикнула, но вид сделала оскорблённый.
— Ты вообще злиться начала, как моя учительница по геометрии. Сухая, обидчивая и вечно злая.
— Да? А ты, Лена, как задачка с двумя неизвестными: ни уму, ни сердцу.
Тишина в кухне затрещала, как лопнувшая розетка.
Андрей сел напротив и скрестил руки.
— Вика, может, мы поговорим? Нормально. Без колкостей. Лена всё же моя сестра. И у неё действительно сложный момент. Ну вот… подумай. Может, взять ипотеку на её имя, но через тебя. Ну, чтоб процент ниже. Я тебе помогу, разумеется.
— Ты… что? — Виктория медленно поставила кружку. — Ты сейчас серьёзно?
— Абсолютно. У тебя хорошая кредитная история. Мы с ней вдвоём не вытянем. А так, ты берешь, она платит. Всё просто.
— А если не заплатит? Ты?
— Ну… разберёмся.
Виктория встала. Подошла к раковине. Начала мыть уже чистую кружку. Руками, холодной водой, просто чтобы не дать себе ударить кого-нибудь ею по голове.
— Тебе не приходило в голову, Андрей, что я выплачивала свою ипотеку пятнадцать лет? Что я ела гречку, когда у тебя была «сложная фаза самопоиска» и ты лежал у мамы на диване, глядя в потолок и надеясь, что тебе кто-то предложит должность директора завода? Что я не покупала себе даже нормальный крем, потому что каждый лишний рубль — это был мой кирпич в этой квартире?
Он замолчал. Но ненадолго.
— Ты всё утрируешь. Я же не прошу тебя дарить квартиру. Просто помочь. Ты ж добрая.
— Вот именно. Добрая. Не глупая. И знаешь что, Андрей? Мне не тридцать. Мне пятьдесят три. И я устала быть той, у кого всё можно попросить, а потом обидеться, если она вдруг говорит нет.
Лена закатила глаза.
— Всё, всё, драма пошла. Я вообще-то сама справлюсь. Просто подумала, может, вам не сложно.
— Ага. А может, мне ещё автосалон оформить на себя? И шубу в рассрочку тебе взять? Ты только скажи, — с усмешкой бросила Виктория.
— Прекрати, — буркнул Андрей. — Это не смешно.
— А я и не пытаюсь. Это вы всё — цирк на выезде. И угадай, кто в этом клоуне с красным носом?
Он встал, раздражённо махнув рукой.
— Знаешь что, Вика, ты всегда была… жёсткой. Но сейчас — вообще невозможной. Холодная, как кондиционер в налоговой.
— А ты, Андрей, всегда был гибким. Прям как фольга: сверни как удобно, — спокойно ответила она, вытирая кружку полотенцем. — Только я больше не хочу быть той, кто держит твои изгибы.
Он ушёл. Хлопнув дверью. Лена осталась.
— Я доем твой сыр? — спросила она, уже открывая упаковку.
— Ешь. Завтра, может, даже жильё найдёшь.
— Завтра у меня спа.
— Тогда — послезавтра. Или никогда. Но с октября ты тут не живёшь. Договор подписан только на меня. Это мой дом. Пора привыкать.
— Ты не имеешь права! — взвизгнула Лена.
— Я имею всё. Потому что платила. Потому что терпела. Потому что однажды решила, что я больше никому не банкомат.
Лена молча взяла сыр и вышла.
А Виктория снова села. Достала телефон. Открыла банковское приложение. Баланс — небольшой, но свой. И подушка безопасности, наконец-то не под чужим задом, а под своей душой.
И она впервые за много лет улыбнулась. Не по привычке. А потому что впереди не было долгов. Только свобода. И — как ни странно — тишина.
Прошло трое суток после «разговора» на кухне, который больше напоминал допрос с элементами стендапа. Андрей с Леной вели себя как обиженные подростки: не здороваются, дверь ногой открывают, по квартире ходят, будто хозяева — но с лицами, как у пассажиров автобуса, который поехал не туда.
А Виктория мыла полы под музыку. Пылесосила. Готовила для себя. И даже позволила себе авокадо в салате — потому что может. Потому что теперь её деньги — это её деньги. А не «временные общесемейные активы».
Но кульминация грянула в субботу. Сначала с самого утра Андрей начал странно активно бегать по квартире. То в ванную с какими-то коробками, то обратно, потом куда-то исчез, потом вернулся с шампурами и огромным пакетом угля.
— Это ты что, шашлыки дома собрался делать? — прищурилась Виктория, когда он попытался запихнуть в холодильник таз с маринадом.
— Не дома. У мамы. Я позвал друзей, Лена приедет, будет классно.
— И ты просто решил, что холодильник у тебя тоже в аренде?
— Ну, извини, у тебя места много.
— У меня — да. А ты тут кто?
Он ничего не ответил. Но от него шёл запах, как от человека, который очень хочет показать, какой он независимый и гордый, но пользуется чужой зубной щёткой и не считает это странным.
Через полтора часа в квартиру влетела Лена. При полном параде: с розовыми ногтями, огромным чемоданом на колёсиках и выражением лица, как у победителя розыгрыша дачи в Подмосковье.
— Вика! А я к тебе! Ненадолго! — она лихо припарковала чемодан в коридоре, будто это её комната в Hilton.
— Ты что, опять? — Виктория даже не удивилась. — А как же Турция?
— А, да ну её. Погода плохая. Я подумала, ты не против, если я пока перекантуюсь. Там у мамы не развернуться, ты ж знаешь. А у тебя уютно. И вообще — ты добрая. Всегда была.
— Мне кажется, вы с братом по одной методичке живёте: «Как эксплуатировать доброту женщины без суда и следствия».
Лена хмыкнула и пошла в ванную, будто услышала приглашение.
И тут Виктория поняла: пора.
Она вышла в коридор, села на пуфик, достала телефон, открыла заметки и начала писать список:
Что сделали:
Выплатила ипотеку — ✔️
Вытерпела мужа, который три года искал «себя», а нашёл — носки на полу — ✔️
Приняла в дом взрослую женщину, которая считает, что чужое жильё — это карма — ✔️
Дала им шанс быть людьми — ✔️
Поняла, что шанс они просрали — ✔️
Теперь — дела на сегодня:
Выставить Лену.
Поговорить с Андреем. Последний раз.
Вынести мусор. (О, как символично.)
К вечеру в квартире стоял запах шашлыка, хотя сам шашлык был километрах в двадцати — на даче у мамы Андрея. Лена разогревала какую-то куриную грудку в микроволновке, словно пыталась воскресить птицу силой мысли.
— Лена, у тебя есть минута? — спросила Виктория, облокотившись на дверной косяк.
— Да, конечно. Чё такое?
— У тебя три дня.
— В смысле?
— Три дня, чтобы найти, где жить. Потому что с понедельника ты здесь не живёшь.
Лена застыла, как компьютер на Windows XP.
— Это Андрей сказал?
— Нет. Это я сказала. Андрей тут тоже гость. Сюрприз?
— Ты не можешь так! Я — его сестра!
— Я — его жена. Пока. Ещё пару дней.
— Ты серьёзно собралась с ним разводиться из-за какой-то квартиры?
— Нет, Лена. Из-за того, что я перестала быть человеком. А стала только удобной. Квартира — это просто место, где это стало очевидно.
— Ты сошла с ума! Мы же семья!
— Мы — случайная тусовка людей, которые умеют только брать. А я, похоже, научилась говорить «нет».
В этот момент в дверь вошёл Андрей. Как всегда — без звонка. С пакетами, с запахом дыма, с выражением лица, будто пришёл домой после тяжёлой смены.
— Привет. А у нас тут допрос?
— Нет, Андрей. У нас тут — решение.
Он посмотрел на Викторию с подозрением.
— Какое ещё решение?
— Лена уезжает в понедельник. А ты — как хочешь. Но я больше не буду жить с теми, кто не уважает меня и мою жизнь.
— А ты подумала, как это выглядит? Ты выгнала мою сестру!
— Я пригласила её жить на время. Время вышло. Как в банке. Как в кино. Как в жизни.
— А я?
— А ты… — Виктория посмотрела на него так, как смотрят на человека, с которым когда-то держались за руки, а теперь не знают, зачем держат его в телефоне. — Ты тоже можешь уйти. Или остаться — но по новым правилам. Где не ты мне диктуешь, как мне жить и кому оформлять ипотеку.
Андрей замолчал. Сел. Снял куртку.
— Я не знал, что ты такая…
— Какая?
— Жёсткая.
— Нет, Андрей. Я — взрослая. И устала от вашего цирка. Мне не нужно, чтобы меня любили за квадратные метры. Я хочу, чтобы меня уважали. Без «но».
Тишина повисла, как лампочка в подъезде.
— Я… подумаю, — сказал он, не глядя ей в глаза.
— Ты можешь подумать. У тебя, как и у Лены, — три дня. Потом дверь будет закрыта. На новый замок. С новой жизнью за ней.
Он ушёл. Лена следом. Даже курицу не доела. Великая потеря.
Виктория осталась одна. С ноутбуком. И бутылкой дешёвого красного вина.
Она написала письмо себе.
«Ты молодец. Ты выстояла. Ты теперь — не только хозяйка квартиры. Ты хозяйка своей жизни. И больше никто не скажет тебе, что ты обязана. Всё, что ты обязана — это быть счастливой. По-честному».
На следующий день она купила новый замок. Заказала установку. Присела у двери. Взяла паспорт. Открыла страницу со штампом.
Пора было освободить и это место.
Понедельник начался с капусты. Не метафорически. По-настоящему.
Соседка снизу, Валентина Павловна, с шести утра тушила целый казан кислой капусты с мясом, а вытяжка у неё, как всегда, «больше декоративная». Поэтому Виктория проснулась с ощущением, что её похитили и держат в бочке из-под солений.
Она села на кровати, посмотрела в окно, потом на новые документы о собственности. И на заявление на развод, аккуратно лежащее рядом.
— Пора, — сказала она вслух. — Физическая эвакуация пассажиров начинается.
В девять утра в прихожей уже стояли два чемодана. Один — Лены. Второй — Андрея. Первый был пёстрый, глупый, с наклейкой «Пхукет 2017». Второй — старый, ещё с времён его командировок, вмятый и обиженный, как сам Андрей.
— Ты серьёзно выставляешь нас? — голос Лены звучал уже не так бодро, как в субботу.
— Да. Всё серьёзно. Сегодня понедельник. У вас было время.
— Мне негде жить! — Лена схватилась за дверной косяк, будто это была мачта тонущего корабля.
— У тебя есть мама. Есть друзья. Есть Telegram. Там полно каналов с арендой.
Андрей стоял молча. Сигарету держал в руке, хотя бросил курить ещё в 2012-м.
— Мы могли бы всё обсудить спокойно, — начал он.
— Мы уже обсуждали. Вы оба считали, что я удобная. А я — просто человек. Который устал.
— Но ты не можешь просто так вычеркнуть пятнадцать лет! — голос Андрея задрожал.
— Я не вычеркиваю. Я просто ставлю точку. Потому что запятые — это для тех, кто ещё хочет продолжения.
— Я не узнаю тебя, Вика.
— А я только сейчас себя и узнала.
— То есть ты одна теперь? Вот так?
— Лучше одна. Чем с людьми, рядом с которыми чувствуешь себя банкоматом с функцией готовки.
Лена вскинулась:
— Ты не представляешь, как ты выглядишь сейчас. Жестокой. Беспощадной. Сухой!
— Я выгляжу свободной, Лена. А вы — испуганными, потому что потеряли не квартиру. А власть надо мной.
— Это неправда, — прошипел Андрей. — Мы просто семья. Мы вместе.
— Нет, Андрей. Мы были вместе. Пока я платила за всех. Пока вы мне рассказывали, что это «временно». Но знаете, что самое страшное? Вы даже не пытались это скрыть. Вы думали, что я вечно буду терпеть. А я просто устала молчать. И всё.
Она взяла в руки их чемоданы. Один — с пёстрыми ананасами, другой — со стёртой фамилией на бирке. И поставила их за порог.
— Не делай этого, — тихо сказал он. — Не так.
— Именно так, Андрей. Впервые — по-честному. Без скандала. Без истерик. Просто дверь — и всё. Понимаешь?
Он вышел. Лена — за ним. Без слов. Только в коридоре бросила:
— Ну и сиди тут. В своей вылизанной квартирке. Стареющая, но гордая. Поздравляю.
— Спасибо. Очень ценю. Особенно комплимент про гордость.
Дверь закрылась. Замок щёлкнул. Виктория замерла. Тишина была такой, что слышно было, как в чайнике на плите закипает вода.
Она подошла, выключила, наливала чай в кружку. Ту самую — из которой пила в день выплаты ипотеки.
Села на кухне. Одна.
И вдруг… разрыдалась.
Не от жалости. Не от страха. А от того, что это — конец.
Настоящий. Не метафорический. И теперь всё по-другому.
Но именно в этот момент ей позвонила Оля. Подруга. Та, с которой они в институте ворвались в жизнь, как буря.
— Ну чё, выкинула своих?
— Ага, — сипло сказала Виктория. — Всё. Точка. Чемоданы на лестнице. Новая глава.
— Молодец. Ты знаешь, как ты звучишь?
— Как?
— Как женщина, которая впервые за двадцать лет может срать с открытой дверью.
Виктория рассмеялась. Сквозь слёзы. Улыбнулась.
— Это и есть свобода, да?
— Нет, это — счастье.
— Тогда я, наверное, давно забыла, как оно выглядит.
— А теперь вспомни. Встань. Наведи порядок. Сходи, купи себе вкусного вина и шоколада. Позвони нотариусу. Поговорим вечером.
— Договорились.
Она встала. Открыла окна. Включила музыку. Начала протирать полки. И с каждой вещью, с каждым движением, будто сбрасывала старую шкуру.
Где-то в шкафу остались старые фото. Совместные. Их она трогать пока не стала. Но всё остальное — убирала без сожаления.
К обеду её квартира дышала. Не просто стенами и потолком. Она дышала ею. Свободной женщиной. С выправленной спиной. С чистыми руками. С полным правом на покой и шоколад.
И пусть никто больше не скажет ей, кому она «должна помочь». Потому что сегодня она помогла самой себе.
А это, знаете ли, не каждый умеет.
