Мария запомнила свою беременность запахом миндального масла, которым ежедневно мазала кожу от растяжек, и тихими вечерами, когда муж Андрей, положив руку на её живот, смеялся: «Слышишь? Она толкается как футболист!».
Беременность была похожа на долгий, светлый сон — ни токсикоза, ни отёков, только растущая жизнь внутри, которую она уже безусловно любила.
Такая долгожданная дочка скоро появится на свет. Два года безуспешных попыток зачать ребёнка не прошли даром. Свекровь Нина Ивановна обвиняла Машу в бесплодии.
— Неизвестно ещё, как ты вела себя до встречи с моим сыном. Может, болела чем, или аборты делала. И вот результат. А часики тикают. Тебе тридцать лет скоро, а детей нет до сих пор. В наше время ты старородящая была бы уже…
Мария не спорила со свекровью. Не хотелось портить нервы. Андрей угрюмо молчал, когда мама высказывала свои претензии.
В их семье всё должно быть идеально. Начиная с чистоты до блеска в доме, заканчивая семейными отношениями. Нина Ивановна была не в восторге, когда сын объявил, что собирается жениться.
— Андрюша, сынок, ну куда ты спешишь? Ну что ты в ней нашёл? Ни ума, ни красоты, ни талантов. Да ещё и бедная. Понятно же, что охотится на богатого мужчину.
— Мам, да какие у меня богатства, скажешь тоже. Квартира? Так она на тебя записана. Машина? Так она старая уже. А Маша мне нравится своей простотой и весёлым нравом. И мне она кажется красивой. Так что не мешай, пожалуйста.
Когда Андрей радостно объявил маме о беременности жены, та закатила глаза.
— Ну не знаю… Твой ли это ребёнок? Надеюсь, сына родит, на тебя похожего. Такого же умного и красивого.
Но это оказалась девочка.
— И как назовёте? Было бы чудесно, если назвали в мою честь — Ниночка. Хоть какая-то радость мне была бы.
Жила Нина Ивановна в своей квартире, отдельно. Муж умер ещё до того, как Андрей познакомился с Марией.
Квартиру сыну купили, когда тот учился в университете, и, естественно, записали на маму, Нину Ивановну.
— Сынок, так надо. При разводе потом спасибо скажешь. Какая разница, на кого квартира записана? Зато спокойно жить будешь, не оттяпают у тебя ничего.
Роды начались на рассвете. Схватки, похожие на удары тупым ножом, длились сутки. Последнее, что Мария помнила перед тем, как погрузиться в черноту, — крик акушерки: «Тужься, Маша, тужься!». Очнулась в палате под мерцающей лампой. Возле кровати стоял врач с лицом, будто высеченным из камня.
— Поздравляю, у вас дочь, — его голос звучал как приговор. — Но роды… Оказались сложными. У ребенка повреждение опорно-двигательного аппарата. Ей грозит инвалидность. Вряд ли она сможет ходить.
Он протянул бумаги. Мария не видела текста — только расплывающиеся строки.
— Советую подписать отказ. Таких детей растить… сложно. И дорого. А вы молодая ещё, родите здорового малыша.
— Каких таких? Вы зачем меня пугаете? — её пальцы вцепились в простыню.
Врач промолчал, положив ручку рядом.
Сердце Марии замерло. Она не могла поверить своим ушам. Как же так? Её долгожданная малышка… Ведь на УЗИ и по анализам всё хорошо было…
Инвалидность? Отказ? Эти мысли мелькали в голове, словно молнии. Ноги стали ватными, а руки дрожали, когда она взяла телефон, чтобы позвонить мужу.
Андрей ответил не сразу.
— Ну? Что скажешь? — сходу спросил он.
— Андрей, у нас родилась дочь. Врач сказал… Она… не сможет ходить. Инвалидка будет…
Тишина на другом конце провода была оглушительной. Потом раздался голос мужа, холодный и безжалостный:
— Что? — он фыркнул. — Инвалидка? Не сможет ходить? На коляске катать всю жизнь? Это же мучение для всех будет! Какая жизнь нас ждёт? Ад! Разве об этом мы мечтали? Если заберёшь ребёнка — развод. Мне калека не нужна. Поняла? Я ждал здорового ребёнка, а не вот это… Пиши отказ!
Мария прижала к груди свёрток с дочкой — крошечная Лиза тихо сопела, её пальцы сжали мамин халат.
Её мир рушился на глазах. Горечь и обида захлестнули молодую мать. Все мечты о счастливой семье рухнули в один миг. Теперь она была одна. Одна с малышкой, которую никто не хотел видеть. И которая не сможет ходить…
В тот же вечер пришла смс от свекрови: «Сначала рожать научись. С этой — к нам не суйся».
Забирать из роддома Машу с дочкой приехал её отец, на старенькой шестёрке.
— Ничего, дочь, справимся! Сейчас медицина, знаешь какая? Я подработку найду, мать помогать будет, ничего, сдюжим! Елизавета красавица у нас зато какая! В нашу породу. Будем бороться! У нас в роду слабаков не было!
Мать дома всё подготовила к приезду принцессы. А про этого… Папашку… Забудь. Алименты платить будет хоть? Ты не отказывайся, по закону положено!
Мария крепко прижимала к груди пухлый конверт с самым дорогим, что у неё было — дочкой.
Андрей ни разу не приехал к ней в роддом, и по телефону сообщил только, что подаёт на развод, и что её вещи отправил курьером к ней домой. А также детскую коляску, кроватку и другие вещи, купленные заранее.
Год спустя Лиза, сидя на старом ковре, впервые поднялась на ножки. Цепляясь за диван, сделала первый шаг. Её смех звенел, как колокольчик, а Мария, снимая всё на телефон, плакала от счастья.
— Ма-ма! — малышка шагнула, рухнув в объятия Марии. Та смеялась сквозь слезы, целуя дочку.
Её дочь пошла! Всё оказалось не таким страшным, как предрекал врач в роддоме. Массажи, лечение, дали свои плоды. Ребёнок не был инвалидом.
Было сложно, но Мария справилась. Родители оказывали неоценимую помощь и поддержку. Андрей переводил алименты, и никак не интересовался дочкой. Мария ничего не знала о нём, и знать не хотела.
Как-то днём, Мария играла с дочкой, которая шустро бегала по комнате. Мама ушла в магазин, отец был на работе. Раздался звонок в дверь. На пороге стояла бывшая свекровь.
— Нина Ивановна?! — Мария была удивлена, увидев её.
Свекровь с яростью в глазах, ворвалась в квартиру.
— Андрей попал в страшную аварию. Еле спасли. Машина всмятку. Его ноги… Они не двигаются. Он стал инвалидом! Врачи считают чудом, что он вообще выжил. Маша… Ты должна вернуться! Всё-таки ты его жена, и должна быть с ним в трудную минуту! — её голос дрожал.
Увидев Лизу, которая подбежала к маме и вцепилась в её руку, Нина Ивановна удивилась.
— Она что, ходит? А как же… Ты говорила, что родила инвалидку!
— К счастью, врач ошибался. У Лизы всё хорошо с ногами, и со всем остальным! Она здоровый и счастливый ребёнок!
— Хм… А почему же ты нам об этом не сказала? Мы имеем право знать. Она хорошенькая, однако, чем-то на меня похожа…
— Ничем она на вас не похожа, не обольщайтесь. Я не обязана ничего вам говорить. Вы отказались от неё. Она только моя.
— Алименты, значит, нравится получать? По закону Андрей её отец! А ты… Обязана ухаживать за ним. Если бы не новость, что родила калеку, всё у вас хорошо было бы. И ребёнок должен знать отца. Пусть и инвалида.
Я в возрасте уже, болею, и не в состоянии ухаживать за сыном, сама понимаешь. А ты молодая, здоровая, у вас семья… Была. Так что, Мария, хватит дуться. Любой мужик отказался бы от ребёнка инвалида. А, оказывается теперь, что дочь здорова. Так что ничего не мешает вам снова воссоединиться. Ведь ты давала клятву мужу, быть с ним и в горе и в радости.
Сиделку нанимать нам не по карману, у меня пенсия только. Андрей лежачий теперь. Кроме тебя никто ему не нужен. Вспомни, как он любил тебя, заботился.
Мария медленно подняла голову. За спиной Лиза, держась за диван, делала новый шаг.
— Вам нужна сиделка, а не я, — Мария встала, заслонив дочь. — Уходите. Вы предали нас. Забыли. И теперь, когда нужна помощь — вспомнили.
— Он твой муж!
— Муж? Тот, кто назвал мою дочь калекой? Кто велел выбросить её, отказаться, как бракованную игрушку? Он развёлся со мной, так что мы никто друг другу!
Свекровь побледнела. Лиза, ухватившись за мамину ногу, улыбалась в практически беззубый рот.
— Ваш сын сам стал тем, от кого сбежал, инвалидом — Мария выдохнула. — Бумеранг прилетел, вам не кажется? Как ещё совести хватает приходить сюда! Андрея мне жаль, я никогда не желала ему зла. Но о нас забудьте. Как это делали раньше. Мы прекрасно проживаем свою жизнь.
— Я знала, что ты подлая и злая женщина! Всегда говорила Андрею, что зря связался с тобой! И вот она, благодарность, что мы приняли тебя в свою семью когда-то…
Пусть это будет на твоей совести! Из-за тебя теперь придётся продавать квартиру и нанимать сиделку! Если в тебе есть хоть капля совести, откажись от алиментов. Нам не до тебя теперь, и твоего ребёнка! Самим выжить бы…
Нина Ивановна гордо вышла из комнаты.
Марию трясло от возмущения.
— Пойдем, солнышко, — шепнула она дочери. — Нас ждут новые шаги. Мы со всем справимся.
Мария поняла: их история — не о потере, а о том, как из осколков чужого равнодушия можно собрать свой собственный, сияющий мир. И в нём нет места тем, кто не верил в чудо, которое теперь смеялось, сидя у мамы на ручках. И бумеранг всё же существует…
