Проснулась Виктория в семь тридцать, как будто по будильнику, хотя будильник она ненавидела лютой ненавистью ещё с девяностых. Просто организм, как налоговая, знал, когда пора вставать и включать контроль. Она встала, не глядя на мужа, и, шаркая тапками по холодному ламинату, поплелась на кухню.
Кофемашина, в отличие от мужа, работала без истерик. Щёлкнула, вздохнула, и вот — на свет появился ароматный кофе с горечью, как жизнь замужней женщины после тридцати пяти.
— Ну что, богатая вдова, кофе готов? — донёсся из спальни ленивый голос Дмитрия. Он всегда называл её «богатой вдовой», когда хотел казаться остроумным. Казался он, правда, только себе.
Виктория промолчала. Она знала: любой ответ — проигрыш. С мужем спорить — всё равно что играть в шахматы с голубем: насрёт на доску и улетит, уверенный, что выиграл.
На столе лежала вчерашняя квитанция за «мелкий ремонт» машины Дмитрия. Сто двадцать тысяч. «Мелкий», ага. Видимо, мелко так вмяли лобовуху вместе с мозгом.
Он вытащился на кухню с видом заслуженного иждивенца. Босиком, в трениках, вечно с этой своей прической «я заснул на диване лицом в подушку и не проснулся».
— Ну что, королева офисной империи, как там твои миллионы? — ухмыльнулся он, потягивая кофе. — Деньги-то живы или опять всех уволила?
— Живы. В отличие от твоей совести, — сухо ответила она, глядя в окно.
— Опять ты злая. Я ж просто пошутил.
— А я нет, Дим. Мне кажется, ты давно не шутишь, ты просто привык паразитировать с улыбкой.
Он сел напротив, ноги на стул. Как у себя дома, впрочем, оно так и было. Только вот дом был куплен на её деньги. И квартира. И трёшка в Мытищах, которую он сдавал «на карманные расходы». Она оформила её на него, потому что «любовь и доверие». Теперь жалеет, как если бы написала свою зарплату в графе «совместно нажитое».
— Слушай, — начал он вдруг серьёзно. — Мамка просила двадцать тысяч. У неё зубы совсем разваливаются. Пенсия ни к чёрту.
— А давай так, — откинулась Виктория, скрестив руки. — Я переведу твоей маме деньги, если ты скажешь, где ты был вчера с десяти до полуночи. И не ври, у меня есть приложение «Локатор».
Он вздрогнул. Не сильно, но заметно. Как вор в гипермаркете, которого вдруг окликнули по имени.
— Слушай, я с Игорем встречался. Мы бизнес обсуждали. Я тебе говорил.
— Бизнес? С Игорем? Тем самым, который продаёт криптовалюту из багажника?
— Ну ты всё утрируешь…
— Утрирую? А ты знал, что в кафе «Тоскана» камеры работают даже в туалете?
— Вика…
— Да. Я видела, как ты держал за руку Ольгу. Ту самую, которая, по твоим словам, «страдает от одиночества и хочет уйти в монастырь».
Тишина упала на кухню, как чугунная сковородка — неожиданно и больно.
— Я могу всё объяснить, — начал он, сглатывая.
— Не утруждайся. Ты с ней не только за руку держался. Я вас видела. И слышала.
Он побледнел, но, как и все мужчины в момент поимки, быстро сориентировался.
— Слушай, ну мы просто обсуждали… кое-что. Рабочее. Она юрист, она помогает мне с документами.
— С моими документами, между прочим. И что вы там обсуждали в кафе в девять вечера? Как меня развести так, чтобы я осталась без квартиры?
Он замолчал. Потому что — угадай что? — именно это они и обсуждали.
— Ты совсем не та, кем была, когда мы познакомились, — с ненавистью выдал он вдруг. — Ты стала стерва. Всё время контролируешь, командуешь. Ты думаешь, раз ты деньги зарабатываешь, то можешь всё решать?
— Да. Могу. Потому что я и зарабатываю, и решаю. А ты — живёшь за мой счёт и врёшь. И вот теперь всё будет иначе.
— Ты хочешь развестись?
— Я уже подала. И, чтобы ты знал, я изменила все документы по квартире. Всё, что было на тебя, теперь не на тебя. А деньги с общего счёта я вывела. Считай, я вернула себе то, что ты хотел украсть.
Он вскочил. Стукнул по столу. Стул отлетел в сторону.
— Ты офигела?! Это что, шутка?
— Нет. Это конец. А теперь — собирай вещи. У тебя сутки.
— Я не уйду. Это и мой дом тоже!
— Да ты даже счёт за электричество не оплачивал с прошлого июля. Не твой это дом, Дима. Это Airbnb твоей несбывшейся жизни.
Он смотрел на неё, злой, растерянный, как школьник, которого поймали с краденым дневником. Потом развернулся и ушёл хлопать дверьми.
А Виктория осталась сидеть на кухне, глядя на остывший кофе. Без сахара. Горький. Но свой.
Виктория не спала вторую ночь подряд. Её мозг крутил события последних дней, как старый проигрыватель, который заело на припеве. Ты стал чужим. Ты стал чужим. Лежала она на кровати, та, что раньше была их общей. Теперь — её. По бумагам и по сердцу.
В полночь она встала. В футболке и хлопковых шортах, с мокрыми волосами после душа, босиком прошла в зал. Взяла бокал вина и села на диван. Вино было терпким, испанским, как её характер. Она не плакала — слёзы для слабых. Она просто думала. Что бы сделала нормальная женщина? Пожалуй, поехала бы к подруге. Или к маме. Или напилась и выложила сторис с подписью «жизнь — сука». Но я — не нормальная.
И тут раздался звонок в дверь. Не громкий, не требовательный, а какой-то… стеснительный. Она нахмурилась. В это время звонят либо воры с плохой фантазией, либо бывшие, у которых в жизни что-то сломалось — чаще всего они сами.
Открыла дверь — и, конечно, это был он.
Дмитрий стоял с поникшими плечами, с каким-то странным взглядом. В руках — букет лилий, таких белых, что даже совесть позавидовала бы.
— Я… мне надо с тобой поговорить, — пробормотал он, глядя куда-то в грудь, потому что Виктория, мягко говоря, не утруждала себя халатом.
— Говори отсюда. Здесь слышно не хуже, — скрестила руки на груди она, при этом прекрасно зная, что выглядит чертовски эффектно. Хоть и злилась на него, женская часть её мозга, та, что отвечает за гормоны, жила своей жизнью.
— Я всё просрал, — глухо сказал он. — Деньги, доверие… всё. Ольга слилась. Улетела в Турцию с каким-то питерским нотариусом. А я… остался один. С пустым счётом и голой задницей.
— Хочешь, чтобы я тебя пожалела?
— Нет. Я хочу понять, как ты можешь быть такой хладнокровной. Как ты смогла всё так провернуть. У тебя что, инструкция была?
— Да, — усмехнулась она. — Называется «Курс выживания с идиотом». Бесплатный, но нервный.
Он засмеялся. Тихо. Усталой грудью. Потом посмотрел ей в глаза. А потом — в шею. А потом — ниже.
— Ты прекрасно выглядишь, — выдохнул он, будто забыл, что они на грани развода.
— А ты — как человек, которого выгнали с работы на собеседовании, — ответила она, но с усмешкой. Чёрт. Почему всё в ней включалось, когда он был рядом? Почему этот запах одеколона, этот взгляд снизу вверх, этот голос — всё это всё ещё что-то значило?
Он сделал шаг вперёд.
— Не надо, — прошептала она, но не отстранилась.
— Один раз. Просто… напоследок, — прошептал он и положил руку ей на талию.
Касание было знакомое. До дрожи. Как старая песня, от которой ком в горле. Он подошёл ближе, провёл пальцами по её спине — медленно, как будто вспоминая каждый изгиб.
— Ты ведь знаешь, — прошептал он в ухо, — ты — единственная женщина, с которой мне не хотелось играть.
— Зато ты играл с деньгами, — чуть слышно ответила она, но не отстранилась. Только прижалась лбом к его щеке.
Секунды капали, как вода из крана в плохом ремонте — медленно, противно, но невозможно не слышать.
Он наклонился. Коснулся её губ. Легко. Почти по-дружески. Но губы у них были не дружеские. И касание не дружеское. Оно тянулось, развивалось, как пламя, которое сначала греет, а потом жжёт.
Он сорвал с неё бокал, поставил его на тумбочку. Она положила руку ему за спину. Спина была тёплой. Знакомой. Такой, которую ненавидишь и хочешь одновременно.
Виктория сама не заметила, как оказалась на диване. Под ним. Снова. Через три года брака, через кучу обид, предательство и подлость — и снова они вдвоём. Без слов. Только дыхание. Только касания. Только прошлое, которое возвращалось в кожу.
Они не спали. Они засыпали друг в друге, как в попытке вспомнить, как всё начиналось. Как всё было, до лжи, до схем, до фальши. Только тела, только привычные движения, только стоны, в которых было больше боли, чем удовольствия.
А потом — тишина. И он рядом, смотрящий в потолок.
— А ведь мы были неплохими когда-то, — тихо сказал он.
— Мы были идеальными. Пока ты не решил, что я тебе мешаю.
Он повернулся к ней. Взгляд был другой. Уже без игривости. Уже не победитель. Уже не хищник. Просто мужчина, который осознал, что сломал нечто настоящее.
— Я всё верну. Клянусь. Всё, что могу. Ради тебя.
— Поздно. Ради меня уже не нужно. Если хочешь что-то вернуть — начни с самого себя. Пока ещё есть, что возвращать.
Он ничего не ответил. Только поцеловал её в висок. И ушёл. Тихо. Как будто никогда не жил здесь.
А Виктория осталась. Одна. На диване. С телом, полным воспоминаний. И с сердцем, в котором, как ни странно, всё ещё теплела надежда. На что? Она и сама не знала.
Прошла неделя.
Виктория сидела в нотариальной конторе, в бежевом костюме, с прямой осанкой и холодной решимостью в глазах. Вид у неё был такой, будто она сейчас подпишет не документы на развод, а капитуляцию Германии.
Напротив — Дмитрий. В строгой рубашке, которую он обычно надевал на собеседования, где делал вид, что ищет работу. Волосы приглажены. Под глазами — бессонница и легкая обречённость.
— Вам обязательно делать такое лицо, будто вы подписываете смертный приговор? — попытался он улыбнуться.
— Я его и подписываю. Просто без расстрельного списка, — отрезала она и поставила подпись.
Больше ни слова. Всё было уже сказано. И даже, к сожалению, сделано.
После нотариуса они вышли вместе. Молча прошли до перекрёстка, как два случайных прохожих. Он остановился.
— Слушай… — выдохнул он. — Я знаю, что сейчас бессмысленно всё это говорить. Но я правда сожалею.
— Дмитрий… — она повернулась к нему, сняв очки. — Ты сожалеешь, что попался. А не что предал. Вот в этом вся разница между мной и тобой.
Он отвёл взгляд.
— Она бросила меня, кстати. Эта Ольга. Сказала, что ей нужен кто-то «по уровню». Представляешь?
— Представляю. Даже радуюсь за неё.
Она развернулась и пошла прочь, не оборачиваясь. Не потому что сильная, а потому что, если обернётся, то врежет. И не пощадит.
Точка. Почти.
Через две недели она уже сидела в самолёте.
Место у окна, шампанское, шелковая рубашка, новый телефон и билет до Бора-Бора. Почему Бора-Бора? Потому что Виктория не из тех, кто лечит душевные травмы валерьянкой и сериалами про следователей в Ростове. Её способ — солнце, океан и полное отсутствие людей, которые знают, как её зовут по фамилии.
Сбоку присел мужчина. Сорок с небольшим, в лёгкой рубашке, с бородой недельной давности и умными глазами. Заглянул в неё ненароком — и застыл.
— Простите, вы Виктория?.. Вы же читаете лекции по бизнесу? Я видел вас на YouTube.
— Да, это я. Но в этом рейсе я исключительно как уставшая женщина. Без мотиваций, CRM и SWOT-анализа.
— Отлично, — улыбнулся он. — Тогда я просто угощу вас вином. И помолчу рядом. Если разрешите.
Она улыбнулась.
И впервые за долгие месяцы — искренне.
Через час над океаном началась турбулентность. Самолёт трясло, как подружку на первом свидании после двух бокалов просекко. Мужчина слегка напрягся, а Виктория только усмехнулась.
— Знаете, — сказала она, — я уже падала. Только не с высоты, а с собственной гордости. И знаете что? Земля не такая уж твёрдая, как кажется.
Он посмотрел на неё внимательно.
— А поднимались как?
— На каблуках. По злости. С бокалом шампанского в одной руке и новой жизнью — в другой.
Он кивнул.
— Кажется, мне повезло с соседом по креслу.
Она рассмеялась.
— Надеюсь, не так, как моему бывшему.
Они выпили. За что — непонятно.
Может, за финал. Может, за начало.
ЭПИЛОГ:
Через месяц в ленте Виктории появилась фотография: пляж, бокал вина и подпись — «Лучшее вложение — в себя. Доход стабильный, риски минимальны».
Подпись лайкнул неизвестный аккаунт. С аватаркой, где она и бородатый сосед по рейсу стоят у стойки бара в полумраке.
Комментарий под постом:
— А вам, случайно, не нужен партнёр? По жизни?
Ответ Виктории:
— Если ты умеешь держать бокал и молчать — шансы высоки.
