Дождь стучал по подоконнику с таким энтузиазмом, будто хотел выломать раму и вломиться внутрь квартиры. В комнате пахло кофе, мокрой шерстью (Барсик, кот, тщетно пытавшийся убедить всех, что он сиамский аристократ, сегодня был промокший и оскорблённый) и чуть-чуть гарью — Анна опять забыла выключить тостер.
Она сидела на полу посреди гостиной, в рваной майке и потертых леггинсах, окружённая бумагами: отчеты, счета, накладные. С утра решила — работаю из дома. «Хоть в трусах, но работаю!» — бодро говорила она себе, заваривая третий кофе. Алексей, её муж, собирался на свою ненавистную работу: шумно пыхтел, ронял ключи и ругался, будто кто-то заставлял его туда идти под дулом автомата.
— Ты мог бы потише? — Анна кинула через плечо, не оборачиваясь. — У меня тут вообще-то квартальный отчет, между прочим.
— Ой, да кто тебя слушает, — проворчал он, натягивая ботинки. — Вся твоя работа — кофе пить да на диване растекаться.
— Это у тебя так работа выглядит, Лёш. Моя — деньги приносит.
Тишина. Слишком громкая тишина. Анна подняла голову. Алексей стоял у двери, держа куртку в руке, и смотрел на неё с таким выражением, как будто она только что ударила его чем-то тяжёлым и правдивым.
— Спасибо, родная, — процедил он. — Так вдохновляет перед тяжёлым рабочим днем. Прямо жить хочется.
Он хлопнул дверью с силой, от которой задребезжало стекло в рамке с их свадебной фотографией. Анна вздрогнула. Барсик шмыгнул под диван.
Она выдохнула, опустила голову обратно в бумаги, но работа шла через пень-колоду. Сердце стучало где-то в горле.
Это было не про работу. И не про кофе. И даже не про мокрую куртку.
Это было про всё: про усталость, про обиду, про ощущение, что их жизнь как треснувшая чашка — ещё держит форму, но воду уже не удерживает.
Часов в десять Барсик вытащил из-под дивана трофей — мобильник Алексея. Тот, в своём утреннем раже, забыл его дома.
Анна взяла телефон, чтобы поставить его на зарядку, но он вдруг мигнул — уведомление. Сообщение от «Мама❤️».
«Сегодня обсудим. Она должна подписать. Главное — не спугнуть. Лёша, без глупостей! Это шанс.»
Анна нахмурилась. Сердце дернулось.
Что за «подписать»? Что за «шанс»?
Она не собиралась читать чужие переписки — правда. Никогда в жизни не лазила в чужие телефоны. Но рука будто сама пролистала вниз.
Цепочка сообщений — одно хуже другого.
«Сначала квартира. Потом бизнес. И всё будет твоим, сынок.»
«Главное — чтоб подписала доверенность. Скажешь, для кредита.»
«Она сама виновата, нечего было ставить себя выше.»
Анна уронила телефон на пол, словно он обжёг ей пальцы. Барсик мяукнул, испуганно наблюдая за ней из-под стола.
Минуты тянулись, как кисель. Всё вокруг потеряло цвет. Только одна мысль звучала в голове, как аварийная сирена:
«Они хотят меня обчистить.»
Анна встала, гулко стуча каблуками босых ног по паркету. Пошла на кухню. Сделала кофе. Потом — ещё один.
Руки дрожали так, что она пролила половину чашки мимо раковины.
«Спокойно, — шептала она себе. — Спокойно.»
Но спокойствия не было. Была обида — горячая, сжимающая горло. И злость — холодная, аккуратная, как лезвие бритвы.
Она вкалывала на эту квартиру пять лет. На бизнес — восемь. А он…
Он, который не мог починить течущий кран, но мечтал «руководить бизнесом». Он, который всё чаще смотрел на неё как на банкомат в юбке.
А его мать…
Анна невольно вспомнила, как Елена Сергеевна три года назад приезжала в их новую квартиру: цокала языком на «слишком дешёвую плитку» и сокрушалась, как бедненькому Лёше тяжело живётся с «такой холодной женщиной».
И ведь тогда Анна подумала: «Ну, это просто ревность к сыну.»
Оказалось, всё было гораздо прозаичнее.
Алексей вернулся домой в семь вечера. Ботинки были грязные, настроение — ещё хуже.
— Где мой телефон? — бросил он, не здороваясь.
Анна стояла на кухне, спиной к нему, машинально нарезая огурец, хотя ужин уже был готов.
— На полке, — ответила она без выражения.
— Почему не отвечала на звонки?
— Была занята, — всё тем же ровным тоном.
Он подошёл ближе, присмотрелся к её лицу.
— Что с тобой? Ты как зомби какая-то.
И тут, внутри Анны что-то тихо треснуло.
— Лёша, — она повернулась к нему, всё ещё держа нож в руке, — а расскажи мне, как там твоя мама? Всё мечтает о новой квартире?
Он побледнел.
— Что за бред?
— Не строй из себя дурачка, — теперь в её голосе появилась сталь. — Я всё видела.
— Ты… рылась в моём телефоне?! — выкрикнул он, будто это было худшее преступление на свете.
— Нет, — отрезала она. — Он сам мне всё показал. Наверное, судьба.
— Это не то, что ты думаешь!
— Правда? — Она усмехнулась, почувствовав, как дрожат губы. — Ты не планировал подсунуть мне доверенность на продажу квартиры? Ты не собирался переписать бизнес на себя?
— Это… Это мама придумала! Я… Я не хотел! Я вообще не хотел! — заорал он, делая шаг вперёд.
— Значит, ты настолько слабый, что пошёл на поводу у мамочки? — голос Анны звенел от натянутой ярости. — Или просто так удобно? Нахлебник в костюме любовника?
— Ах ты, стерва! — выкрикнул Алексей, и в этот момент что-то внутри неё окончательно надломилось.
Она больше не видела перед собой мужа. Только испуганного, злого мальчика, готового продать родную душу за лишний метр жилья.
— Уходи, Лёша, — тихо сказала Анна. — Собирай шмотки и уходи.
Он ещё пару минут стоял, открывая и закрывая рот, как рыба на берегу. Потом, матерясь, ушёл в спальню.
Анна осталась на кухне одна. Огурцы на доске потемнели и начали вянуть.
Барсик, не выдержав, осторожно подошёл и ткнулся носом в её дрожащую руку.
Анна опустилась на пол рядом с котом и впервые за долгое время заплакала. Глухо, бессильно, как плачут взрослые, которым уже поздно что-то исправлять.
На следующее утро Анна проснулась от звука открывающихся ящиков.
Первые секунды были странно пустыми — сознание ещё пыталось зацепиться за старую жизнь, где Алексей был её мужем, а Елена Сергеевна — просто раздражающей родственницей. Но реальность, как ушат холодной воды, быстро вернула её обратно: всё рухнуло.
Анна встала, натянула на себя спортивные штаны и пошла в спальню.
Алексей стоял у шкафа, судорожно заталкивая свои футболки и джинсы в старую дорожную сумку.
— Решил не ждать, пока тебя выставят? — спокойно спросила она.
Он обернулся — лицо опухшее от недосыпа, глаза красные, злобные.
— Не надо делать вид, что тебе грустно, — процедил он. — Ты только рада избавиться.
Анна усмехнулась, скрестив руки на груди.
— А ты что ожидал? Что после твоего «она сама виновата» я приготовлю тебе оладьи и открою шампанское?
Алексей злобно хмыкнул и снова уткнулся в вещи.
— Ладно бы бизнес… — буркнул он, скорее себе. — Но ты всегда всё сама, сама, сама. И квартира твоя, и деньги твои. Нафига вообще тогда такой брак?
Анна почувствовала, как её щеки заливает жар.
— Ты серьёзно сейчас? — медленно проговорила она. — Ты обвиняешь меня в том, что я вкалывала, пока ты лежал на диване с пивом и мечтал о «своём деле»?
— Я работал! — заорал он.
— Работал?! — Анна рассмеялась — коротко, горько. — Трижды сменил работу за последний год, потому что «шеф козёл» и «коллеги тупые»!
Он молча застегнул сумку и бросил её на пол с глухим стуком.
— Знаешь что, Аня? Ты такая правильная, успешная, вся из себя мисс Идеальная… Только вот одна проблема: ты — хреновая жена.
Слова ударили под дых.
Анна помолчала пару секунд, глядя в окно, где всё ещё моросил мелкий, серый дождь.
— Возможно, — сказала она наконец. — Но уж точно не воровка.
Он побледнел, потом вспыхнул.
— Тебе легко говорить! Ты родилась с золотой ложкой в зубах!
Анна сделала шаг к нему, не отводя взгляда:
— Моя мать была медсестрой, отец — слесарем. Я зарабатывала себе на колледж ночными сменами в «Макдаке», пока ты учился пить на вписки. Так что не ври сам себе, Лёша. Мы с тобой из одного двора. Только я захотела выбраться, а ты — удобненько устроиться.
Он сглотнул, посмотрел на неё с каким-то тупым отчаянием, а потом вдруг злобно усмехнулся:
— Ну и оставайся тут одна. Со своим Барсиком и накладными отчётами.
Развернулся и пошёл к двери.
Но дверь открылась первой — и на пороге возникла Елена Сергеевна.
— О! — воскликнула она звонким, фальшивым голосом. — Я как раз к вам! Помочь сыну!
Анна скривилась. Барсик зашипел из-под стола.
— Вы не вовремя, — отрезала она.
— Как это — не вовремя? — обиделась свекровь. — Мы семья!
Анна холодно посмотрела на неё:
— Бывшая.
Елена Сергеевна хлопнула глазами.
— Ах ты неблагодарная! — закричала она. — Мы тебе добра желали! Хотели, чтобы у Лёши был шанс нормально жить, не прозябать в тени твоего бизнеса!
Алексей стоял в углу, молча переминаясь с ноги на ногу.
— Ах, значит, вы хотели ему «шанс»? — Анна шагнула вперёд, чувствуя, как голос поднимается, набирает силу, как прилив. — За мой счёт? За счёт квартиры, в которой я ночами красила стены, когда денег не было на ремонт? За счёт бизнеса, в который я вложила всё, пока ваш сынок отсыпался после гулянок?
— Ну зачем так грубо… — начала Елена Сергеевна, но Анна перебила её.
— Нет, давайте уж честно. Вы планировали меня обчистить! Вы решили, что я настолько тупая, что подпишу любую бумажку! И когда это не прокатило, вы прибежали сюда устраивать шоу!
Елена Сергеевна густо покраснела.
— Ты неблагодарная дрянь! — завопила она. — Мы тебя на руках носили!
— Правда? — Анна фыркнула. — Помнится, в последний раз вы заявляли, что я недостаточно хороша для вашего сыночка.
— Потому что ты холодная! Карьеристка без души! — выкрикнула свекровь.
Алексей молчал. Просто молчал. Просто стоял и смотрел, как мать поливает грязью женщину, с которой прожил десять лет.
И в этой тишине всё в Анне окончательно умерло.
Она подошла к двери, распахнула её настежь.
— Скатертью дорога.
Алексей медленно вышел, таща за собой сумку.
Елена Сергеевна топнула каблуком, но пошла следом.
Анна захлопнула за ними дверь, навесила цепочку и сползла по ней на пол.
Барсик осторожно ткнулся в её плечо.
Анна взяла его на руки, уткнулась лицом в его мокрую шерсть и сидела так долго, слушая, как в сердце медленно оседает тишина.
Вечером она вызвала юриста. Уже на следующий день оформила заявление на развод и передала его через адвоката.
Через неделю сменили замки. Барсик, кажется, впервые за долгое время почувствовал себя в безопасности и начал спать у неё на груди, как в первый день.
Иногда Анна ловила себя на мысли: «Может, стоило попробовать поговорить по-человечески? Понять? Простить?»
Но каждый раз перед глазами вставали те сообщения. И выражение лица Алексея, когда он стоял, позволив матери унижать её.
Понимать можно ошибку.
Но не предательство.
Она осталась одна. Но впервые за долгое время — собой.
И это стоило всего.
