Екатерина стояла у окна своей кухни, медленно мешая ложкой остывший кофе. Мешала уже, наверное, минут десять, хотя сама чашка давно превратилась в бурый ил с запахом вчерашнего вечера. За окном был март — противный, серый, с кашей из снега и песка. Город выглядел как старый, облезлый кот, который уже ни на что не надеется.
Максим, её муж, в этот момент рылся в шкафу у входа. Суетился, сопел, звякал ключами.
— Ты куда? — спросила она, даже не оборачиваясь.
— На встречу, — отозвался он слишком быстро, чтобы это было правдой. — Деловая.
— А рубашку свежую зачем берёшь? — подняла она бровь, наконец повернувшись.
Максим, не ожидавший такого вопроса, застыл на секунду.
— Ну… там ресторан, понимаешь, приличные люди, партнёры…
— Партнёры в твоём возрасте обычно сидят в кабинете с папкой бумаг, а не в ресторанах с «свежими рубашками», — сухо заметила она, отставляя кружку. — И, кстати, партнёры женаты, как правило.
Максим поморщился.
— Катя, ты начинаешь. Опять.
— Я начинаю, когда чувствую, что в моей квартире кто-то обманывает, — она скрестила руки на груди. — И да, я сказала в моей квартире, если ты вдруг забыл, на кого оформлена эта недвижимость.
— Ну, начинается лекция по имущественному праву… — фыркнул он. — Может, мне сразу чемодан собрать?
— Чемодан можешь не собирать. Я сама вынесу, — спокойно ответила она. — Один раз я уже тебя приютила, второй раз не буду.
Он резко захлопнул дверцу шкафа.
— Катя, ты сама знаешь, что без меня ты…
— Что, Максим? — она шагнула ближе, чувствуя, как в груди поднимается горячая волна злости. — Без тебя я не смогу оплатить квартплату? Напомню, я это делала до тебя, во время тебя и буду делать после.
— Ты злая стала, — сказал он тихо, но с нажимом, словно обвиняя её в убийстве котёнка.
— Нет, Максим, — усмехнулась она. — Я просто перестала быть твоим бесплатным банком и бесплатным адвокатом.
Между ними повисла тишина. Только из соседней комнаты доносился тупой стук: их взрослый сын Антон что-то ронял, собираясь на работу.
Максим, видимо, решив сменить тему, достал из кармана какой-то листок.
— Вот, кстати. Тут надо подписать.
— Что это? — насторожилась Екатерина.
— Ну… там пара формальностей. Для налоговой.
— Покажи, — она протянула руку.
Он замялся, но всё же отдал бумагу. Екатерина быстро пробежала глазами текст — и её губы сложились в опасную улыбку.
— Так… дарственная на половину квартиры в твою пользу?
Максим сделал невинное лицо.
— Ну а что? Мы же семья. Всё общее.
— Семья, говоришь? — Катя кинула бумагу на стол. — А ничего, что это квартира досталась мне от отца? И я в ней жила ещё до того, как ты начал за мной бегать с букетами, которые, кстати, покупал в кредит?
Он покраснел.
— Ну да, конечно, припомни всё…
— А что мне ещё остаётся? — её голос стал тише, но в нём чувствовался холодный металл. — Ты уже восемь лет пользуешься моей добротой. Восемь лет, Максим. И всё это время ты только и ждал момента, чтобы урвать кусок.
Он подошёл ближе, пытаясь говорить мягче.
— Катя, ну хватит. Ты же понимаешь… мы не вечные. Надо думать о будущем.
— О твоём будущем, да? — она усмехнулась. — А я о своём подумала ещё в двадцать пять, когда отказалась переоформлять квартиру на первого мужа. Кстати, он хотя бы не врал, что идёт к «партнёрам».
Максим отвёл взгляд. И в этот момент в кухню зашёл Антон, натягивая куртку.
— Вы опять? — устало спросил он. — Мне на работу через пять минут, а вы тут как ток-шоу.
— Сынок, иди, — сказала Екатерина. — Мы с твоим отцом тут обсуждаем, кому эта квартира достанется, когда он, наконец, уйдёт.
— Мам, может, вы просто… — начал Антон, но Максим его перебил.
— Антон, скажи матери, что в семье должно быть доверие.
— Пап, я, конечно, уважаю тебя, но если бы я проснулся и увидел, что у меня в руках дарственная на твою машину, я бы тоже удивился, — бросил сын и ушёл, хлопнув дверью.
Екатерина подошла к столу, взяла бумагу, разорвала её на мелкие кусочки и медленно высыпала в мусорное ведро.
— Всё. Вопрос закрыт.
— Катя, ты ещё пожалеешь, — прошипел Максим.
Она посмотрела на него прямо, не мигая.
— Нет, Максим. Это ты пожалеешь.
Максим схватил пальто и, не прощаясь, вылетел за дверь. Екатерина осталась в тишине кухни, глядя на серый март за окном. И почему-то впервые за долгие годы почувствовала, что её дыхание стало свободнее.
Прошла неделя. Максим не звонил, не писал, но, судя по спорадическим лайкам под старыми фотографиями Екатерины в соцсетях, активно наблюдал за её жизнью.
Ну да, лайк — это ж теперь новый способ извиниться. Нажал сердечко и вроде как «мы уже почти помирились», — мрачно подумала она.
Всё это время Екатерина жила в странной тишине. Даже Антон пару раз зашёл с работы и сказал:
— Мам, слушай, ты как-то… расслабилась, что ли. Лицо помягчело.
— Это не я помягчела, сынок, — улыбнулась она. — Это просто шумный предмет интерьера временно убрали из квартиры.
В пятницу вечером, когда она уже собиралась заварить чай и посмотреть новости, в дверь раздался звонок. Не просто звонок — наглый, уверенный, с теми тремя короткими «дзынь-дзынь-дзынь», которые обычно используют только почтальоны или наглые родственники.
Она открыла. На пороге стояла женщина в красном пальто и с ослепительной улыбкой. Лет сорока, волосы уложены так, будто только что из салона.
— Здравствуйте. Вы Екатерина? — её голос был слишком сладким, чтобы быть искренним.
— А вы у нас кто? — Екатерина не торопилась приглашать гостью внутрь.
— Светлана, — женщина гордо подняла подбородок. — Подруга вашего мужа.
— Бывшего, — сухо поправила Екатерина.
Светлана чуть дернулась, но быстро взяла себя в руки.
— Ну… это всё формальности. Мы с Максимом давно вместе.
— Правда? — Екатерина опёрлась на дверной косяк, скрестив руки. — Тогда объясните, чего вы хотите в моей квартире?
— Я пришла… забрать его вещи.
— А у него есть вещи? — изумилась Екатерина. — Я думала, всё, что он носил, — это подарки от меня.
— Слушайте, не надо вот этого сарказма, — Светлана шагнула ближе. — Мы взрослые люди.
— Да, а вы при этом стоите на моём пороге, как коллектор, и хотите вытащить отсюда то, что не ваше, — ответила Екатерина, не сдвинувшись ни на сантиметр.
В этот момент за её спиной появился Антон.
— Мама, кто это?
— Это, сынок, человек, который считает, что наш шкаф — филиал «Секонд-хенда», — спокойно пояснила она.
— Очень смешно, — процедила Светлана. — Я всё равно зайду.
— Попробуйте, — Екатерина прищурилась. — Но предупреждаю: у нас семейная привычка — перед тем как кого-то пустить, мы уточняем у участкового, можно ли.
Светлана фыркнула.
— Ну, ясно. Максим говорил, что с вами невозможно разговаривать.
— А вы, значит, решили проверить это на практике? — Екатерина слегка наклонила голову. — Ну что ж, эксперимент удался.
Светлана уже собиралась что-то ответить, но в этот момент раздался звонок телефона. Екатерина увидела, что на экране у «гостьи» высветилось имя «Максим ❤️».
— О, — тихо сказала она. — А вот и ваш начальник операции «забери барахло».
— Да, Макс? — Светлана включила громкую связь.
— Свет, ну что там? Взяла костюмы?
Екатерина не удержалась:
— Максим, твои костюмы теперь числятся в составе имущества, нажитого мной до брака. И я, знаешь ли, не готова делиться.
— Катя?! — в трубке раздался возмущённый голос. — Ты что там устроила?
— Я? — она изобразила удивление. — Это твоя Светлана решила устроить модный показ прямо у моей двери.
— Не начинай! — гаркнул он. — Я пришлю завтра машину, чтобы забрать мои вещи.
— Пришли. Только сначала пришли повестку, — с холодной вежливостью сказала Екатерина и отключила звонок.
Светлана постояла секунду, потом резко развернулась и ушла, стуча каблуками.
Антон присвистнул.
— Мам, это что сейчас было?
— Это, сынок, было подтверждение того, что твой отец за эти восемь лет ничему не научился. Кроме одного: находить женщин, которые готовы верить его бреду.
Она закрыла дверь и вдруг поняла, что дрожит — не от страха, а от злости. Потому что всё это было не просто «вещи Максима». Это был его первый шаг к тому, чтобы вернуться, но уже с «союзником». А она была готова к войне.
На следующий день Екатерина проснулась рано. Было странное чувство: будто в квартире витала тихая, но явная угроза. Она поставила кофе, села за ноутбук и, не успев сделать первый глоток, услышала, как кто-то беззастенчиво колотит в дверь.
Не звонит, а именно колотит, как будто собирается выбить замок.
— Кто там? — крикнула она, не подходя.
— Открывай, Катя! — узнала голос Максима.
Она вздохнула, отпёрла цепочку и приоткрыла дверь ровно на ладонь.
— Чего тебе?
— Не начинай, — он попытался протиснуться, но Екатерина упёрлась плечом в дверной проём. — Я за своими вещами.
— Вчера твоя… представительница уже приходила.
— Света не моя представительница, — раздражённо сказал он. — Она моя женщина.
— Да хоть статуя Свободы, — отрезала Екатерина. — В квартиру она не войдёт.
— Катя, — он попытался смягчить голос, — давай по-человечески. Я возьму костюмы, пару коробок, и всё.
— Ага, а заодно обшаришь шкаф с документами, — она подняла бровь. — Не дождёшься.
— Ты думаешь, я вор? — его лицо вытянулось.
— Я думаю, что ты уже однажды украл у меня восемь лет жизни. Этого достаточно, чтобы подозревать тебя в склонности к рецидиву, — холодно сказала она.
Максим выдохнул, будто собирался терпеть, но в следующую секунду толкнул дверь сильнее. Екатерина удержала её, но он просунул руку и рявкнул:
— Хватит устраивать цирк! Я имею право на свои вещи!
— А я имею право вызвать полицию, — парировала она, и, не отрывая взгляда, набрала 102 на телефоне.
Он выругался, но не убрал руку.
— Катя, мы же взрослые…
— Взрослые? — она горько усмехнулась. — Взрослый мужчина, который в 45 лет бегает по квартирам с любовницей, пытаясь выцарапать пару костюмов… Да, взрослый. Только мозг где-то потерял.
— Ты же понимаешь, — начал он тише, — я женился на тебе, потому что…
— Потому что деньги, квартира и удобная жизнь, — перебила она. — И потому что я была дурой.
Они замерли. Только его тяжёлое дыхание и стук сердца в висках.
— Катя, — наконец сказал он, уже без злости, — я всё равно получу своё.
— Только через суд, — ровно произнесла она. — А там посмотрим, что суд скажет про «моё» и «твоё».
Он отдёрнул руку, посмотрел на неё, как будто хотел что-то сказать… но вместо этого бросил:
— Желаю тебе остаться со своим характером и без мужика до конца жизни.
— Спасибо, — улыбнулась она. — Я уже на половине пути.
Дверь захлопнулась так, что посыпалась пыль с наличника. Екатерина постояла, прислушиваясь к тишине, и вдруг поняла: всё. Конец. Не потому, что он ушёл — а потому, что внутри неё не осталось ни грамма желания объясняться, доказывать, жалеть.
Она вернулась на кухню, налила себе остывший кофе и подняла чашку в воздух.
— За свободу, — тихо сказала она. — И за то, что у меня наконец-то пустой шкаф.
И впервые за последние месяцы улыбнулась по-настоящему.
