Я проснулась от того, что кто-то в темноте шуршал на кухне. Секунда, и у меня в голове прокрутился весь список ужасов — от грабителей до тараканов размером с кошку.
Но это был Максим. Мой муж. Стоял в трусах у холодильника, гремел кастрюлями и разговаривал по телефону.
— Макс, ты что, с ума сошёл? — шёпотом, но с таким тоном, что даже собаки соседей, наверное, вздрогнули.
— У Кирилла пожар, — сказал он, будто сообщил, что у брата просто нос заложило. — Дом сгорел. Он к нам приедет.
— Когда? — уже подозрительно спросила я.
— Ну… сейчас едет, — Максим сказал это и сделал тот самый виноватый взгляд, который обычно появляется у мужчин, когда они понимают: жена уже всё поняла.
Я села за стол, накинула халат.
— Макс, а напомни мне… Квартира эта — чья?
— Ну ты же знаешь… твоя, — он вздохнул. — Но, Ир, это же мой брат! У него всё сгорело! Даже носки!
— Вот это трагедия, — не выдержала я. — Макс, я понимаю — беда. Но почему все дороги у тебя ведут сюда? Почему у твоей мамы не ведут? Или у его друзей?
— Потому что мы семья, — с нажимом сказал он. — И семья — это когда в беде не бросают.
— Семья — это когда в чужую квартиру без спроса не заселяют, — сказала я и подняла бровь. — И когда у жены хотя бы спрашивают.
Максим помолчал, но я уже знала — решение он принял. В его голове «жена» и «мама» всегда были на одном уровне. И угадай, кто там выигрывал? Правильно, Елена Сергеевна.
Кирилл приехал в три ночи. С огромным спортивным баулом и котом в переноске.
— Ирина, привет! — он улыбнулся так, будто мы сто лет не виделись, хотя я вчера специально не брала трубку, когда он звонил. — Можно я тут пока?
— Уже можно, — пробормотала я, — раз тебя уже впустили.
Кот, кстати, тоже не стеснялся. Прямо на моём ковре раскатился.
— А у тебя, Ирина, тут уютно, — сказал Кирилл, осматривая кухню. — Знаешь, я всегда думал, что ты не такая уж и злая.
— Это ты просто мало со мной жил, — отрезала я и пошла заваривать кофе, потому что без него я сейчас реально могла его придушить.
Утром приехала свекровь. Как всегда, без звонка. С пакетом варенья и лицом, на котором было написано: сейчас будем ставить тебя на место.
— Ирина, милая, — сказала она с тем самым тоном, от которого у меня кожа пошла мурашками. — Ты же понимаешь, Кириллу сейчас тяжело. Он будет у вас столько, сколько нужно.
— Елена Сергеевна, — сказала я, разливая кофе, — а вы понимаете, что это моя квартира? Купленная до брака. На мои деньги.
— А при чём тут это? — свекровь сделала вид, что не понимает. — Когда вы с Максимом поженились, всё стало общим.
— Не всё, — я усмехнулась. — Закон читали? До брака купленное — моё.
— Закон — законом, а совесть — по-человечески, — отрезала она. — А то ты так останешься одна, без мужа и без семьи.
Я чуть не рассмеялась.
— Елена Сергеевна, вы сейчас угрожаете или предупреждаете?
Вечером мы с Максимом сцепились окончательно.
— Ты эгоистка, — сказал он, захлопывая дверцу шкафа.
— А ты маменькин сынок, — парировала я. — Тебе жена — мебель, которую можно подвинуть, если маме так удобно.
— Кирилл поживёт пару месяцев! — повысил голос Максим.
— Два дня — и он встанет на ноги, — отрезала я. — И ещё. Кота — в приют.
— Ир, ты серьёзно?!
— Более чем. Этот кот уже разодрал мне кресло, а твой брат вчера на кухне сказал, что, может, он тут «навсегда».
— Это он шутил!
— А я нет.
Ночь прошла в тишине. Максим спал в гостиной на диване, Кирилл храпел в комнате, где у меня была гардеробная. Я лежала и думала: если сейчас не поставить точку, дальше будет хуже.
И утром, когда мы остались вдвоём, я сказала:
— Максим, я квартиру купила без твоей помощи до брака. И твою родню селить тут не обязана. Если тебе так важна мама и брат — живи с ними.
— То есть ты меня выгоняешь? — спросил он, уставившись.
— Нет. Я просто выбираю свою жизнь.
Он молча пошёл собирать вещи.
Но я знала — это только начало.
Потому что Елена Сергеевна точно не собиралась сдаваться.
После того, как Максим молча ушёл собирать вещи, я наивно подумала, что у нас хотя бы пара дней будет тишины. Ошиблась. Уже на следующее утро в дверь позвонили так, что я чуть не уронила чашку.
Я посмотрела в глазок — и, конечно, кто же ещё? Елена Сергеевна собственной персоной. С той самой фирменной сумкой, из которой она обычно достаёт то «салатик с крабовыми палочками», то «компотик из вишни», то советы, как мне жить.
Открыла я дверь только потому, что знала: не открою — будет стоять, звонить и стучать до посинения.
— Ирина, здравствуй, — сказала она, уже проходя мимо меня в квартиру, как будто это её хоромы. — Мы с Кириллом тут поговорили…
— Ага, — перебила я, — и решили, что он будет жить здесь до пенсии?
Она обернулась с тем взглядом, каким у нас в школе завуч смотрела на двоечников.
— Ирина, ну что за детский сад? Человек остался без крыши над головой, а ты ведёшь себя как… ну, как будто у тебя тут музей.
— Ну, у нас, в отличие от музея, билеты не продаются, — ответила я. — И бесплатный вход родственникам не предусмотрен.
Максим вынырнул из кухни, уже одетый, с кружкой кофе. Видно, подслушивал.
— Мам, давай спокойно, — сказал он. — Ира просто устала, у нас стресс.
— Максим, ты же мужчина! — повысила голос Елена Сергеевна. — Ты должен решать такие вопросы, а не прятаться за спину жены.
— Мам, я…
— Нет, сынок, — она подняла палец, как будто он был пятилетним, — ты обязан помогать брату. И если твоя жена против — значит, она против семьи.
Я вздохнула.
— Вот вы всегда так. Если я не хочу кормить Кирилла борщом, значит, я враг народа. Если я не готова делить с ним ванну и туалет — значит, у меня каменное сердце.
— Ирина, у тебя не сердце каменное, а характер, — парировала она. — И я не понимаю, как мой сын вообще согласился жить с женщиной, которая всё меряет через деньги.
Я села на диван, чтобы не врезать кому-нибудь со злости.
— А вы, Елена Сергеевна, всё меряете через свои представления о том, как «правильно». Вот только в мою жизнь они не помещаются.
— В твою жизнь, Ира, не помещается уважение, — резко сказала она.
— Уважение — это когда в чужую квартиру заходят по приглашению, а не с утра врываются с лекциями, — я встала. — И ещё. Если вы ещё раз сюда заявитесь без звонка — я вызову полицию.
В комнате повисла тишина. Максим стоял с открытым ртом, Елена Сергеевна — с глазами по пять рублей.
— Ты серьёзно? — спросила она, уже почти шёпотом.
— Более чем, — ответила я, глядя прямо в глаза.
Вечером Кирилл вернулся. С пакетом пива.
— Ирина, я понимаю, что ты меня не очень… ну… обожаешь, — начал он, — но я реально не знал, что тут такой цирк будет.
— Цирк — это когда клоуны веселят. А у нас тут скорее драма на три акта, — сказала я. — Скажи честно: ты собираешься искать жильё или нет?
— Ну… я пока думаю… У меня ж работы нет. И кота некуда.
— Ага, значит, ты думать будешь, а я — оплачивать твою жизнь, — хмыкнула я.
Максим, который до этого молчал, вдруг сорвался:
— Ир, да ты просто ненавидишь мою семью!
— Макс, я просто не хочу, чтобы моя жизнь превращалась в коммуналку, — отрезала я. — И если ты этого не понимаешь, может, нам и правда лучше пожить отдельно.
Он поставил кружку на стол с таким стуком, что кот подпрыгнул.
— Знаешь что, Ира… Я ухожу. И Кирилла заберу. Раз тебе так спокойно будет.
— Отлично, — сказала я, хотя внутри всё сжалось. — И дверь за собой закрой.
Через час они ушли. С баулами, котом, пакетом пива. Я стояла у окна и смотрела, как Максим грузит вещи в багажник.
Телефон завибрировал — сообщение от него:
Ты пожалеешь.
Я не ответила. Но почему-то знала — это ещё не конец.
Потому что завтра у двери может стоять не только Елена Сергеевна… а и адвокат.
Прошла неделя. Неделя тишины. Даже слишком тишины — как будто я переехала в заброшенный санаторий. Никто не звонил, не ломился в дверь, не приходил «с борщом».
Но в тишине есть подвох — начинаешь слышать собственные мысли. А они у меня, честно говоря, были такие, что я сама себе не завидовала.
Вечером, когда я уже собиралась выключать свет, в дверь позвонили. Один раз. Второй. Третий. Потом — длинно, требовательно.
Я подошла к глазку — Максим. Один. Стоит, руки в карманы, глаза в пол.
— Что надо? — спросила я, не открывая.
— Ир, открой. Нам надо поговорить, — сказал он тихо.
— Мы уже всё сказали друг другу, — ответила я.
— Не всё.
Я всё же открыла. Он зашёл, огляделся, как чужак.
— Я хотел… ну… договориться, — начал он.
— Договориться? После того, как ты ушёл с обидой и угрозами? — приподняла я бровь.
— Ир, пойми, Кирилл реально в тяжёлой ситуации. Мам… ну, мама, она просто переживает…
— Макс, у тебя есть две новости, — перебила я. — Первая: твой брат уже нашёл себе жильё, потому что его видел мой знакомый в соседнем доме. И вторая: я подала на развод.
Он замер, будто я его ударила.
— Что?!
— Что слышал. Я устала. Устала быть злодейкой в чужих рассказах. Устала доказывать, что моё — это моё. Устала объяснять, что моя квартира не гостиница «Три звезды и одна раздражённая хозяйка».
Он сел на стул, уставился в пол.
— То есть… это всё? Так просто?
— А что ты хотел? Чтобы я дождалась, когда твоя мама притащит сюда чемодан и прописку? Или когда ты тайком пропишешь брата, «чтобы было проще»? — я усмехнулась. — Кстати, я уже сменила замки.
— Ты даже… — он замолчал. — Ладно.
Он поднялся, подошёл к двери, задержался.
— Знаешь, Ира… ты победила. Но это победа без счастья.
Я посмотрела на него и впервые за долгое время сказала честно:
— Может, и так. Но это хотя бы моя победа.
Через неделю мы встретились у нотариуса. Без истерик, без громких слов. Он расписался, я расписалась. Всё.
На улице он задержался на секунду, будто хотел что-то сказать, но потом просто ушёл.
Я шла домой и вдруг поняла, что впервые за много лет никому ничего не должна. Ни ночлега, ни борща, ни терпения.
И это ощущение оказалось громче любых ссор.
