Дима прижался лбом к холодному стеклу окна и смотрел, как внизу во дворе мальчишки играют в футбол. Раньше он тоже бегал с ними, но теперь… Теперь всё изменилось.
«Не смей ничего рассказывать! Слышишь меня? Скажешь хоть слово — пожалеешь. И про Виктора молчи, понял? Он хороший человек, просто ты его бесишь»
Эти слова матери звучали в голове уже третий день. С того самого момента, как он очнулся в больнице с перевязанными рёбрами и страшной болью в животе.
Всего полгода назад Дима считал себя самым обычным мальчишкой одиннадцати лет. Может, чуть везучее других — у него были и мама, и папа, и они почти никогда не ругались. По выходным катались на великах в парке, летом ездили на дачу к деду, зимой лепили во дворе снеговиков.
Он помнил, как прошлым летом они втроём строили шалаш в лесу. Отец показывал, как правильно связывать ветки, мать смеялась, когда у неё всё разваливалось. А потом они жарили сосиски на костре и пели песни под гитару.
Всё рухнуло в один день.
Это случилось в начале учебного года. Дима пришёл из школы раньше обычного — учительница приболела, последние два урока отменили. Он тихонько открыл дверь своим ключом, хотел сделать маме сюрприз. В прихожей стояли чужие ботинки. Большие, грязные, с облупившейся кожей.
Из спальни доносились странные звуки. Мальчик замер в коридоре, сердце забилось где-то в горле. Потом дверь распахнулась, и он увидел маму. На ней был тот самый халат с кружевами — подарок отца. А за её спиной маячил незнакомый мужик.
— Димочка? — мама побледнела. — Ты… ты почему так рано?
Мальчик не мог вымолвить ни слова. Он смотрел на этого чужого дядьку — лысоватого, с пивным животом и наглой ухмылкой — и не понимал, что происходит.
— Это твой, что ли? — мужик кивнул в сторону Димы. — Щуплый какой-то.
Дима развернулся и выбежал из квартиры.
Он несся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и набирал папин номер дрожащими пальцами. Тот ответил после третьего гудка:
— Привет, чемпион! Как дела в школе?
— Пап… — голос сорвался. — Папа, приезжай скорее. Тут… тут какой-то дядька. С мамой.
В трубке повисла тишина. Потом отец сказал совсем другим голосом:
— Жди меня внизу. Никуда не уходи.
Отец приехал минут через пятнадцать. Дима видел в окно подъезда, как он выскочил из машины и побежал к дому. Лицо у него было страшное.
То, что происходило дальше, мальчик помнил урывками. Крики. Грохот. Звон разбитого стекла. Потом отец вышел с сумкой в руках. Глаза красные, губы дрожат.
— Поехали, сынок. Поживёшь пока у бабушки.
— А ты? А мама?
— Потом поговорим.
Потом так и не поговорили. Отец сказал только, что они с мамой больше не будут жить вместе. Что так бывает. Что это не Димина вина.
Но Дима-то знал, чья это вина.
Лысый дядька — его звали Виктор — переехал к ним через неделю. Диму вернули домой, несмотря на все попытки отца забрать его к себе. «Ребёнок должен жить с матерью», — сказала женщина из органов опеки.
Первое время Виктор делал вид, что мальчика не существует. Сидел на диване, смотрел телевизор, пил пиво. Банки оставлял везде — на столе, на подоконнике, даже на полу. Мать убирала за ним молча.
А потом началось.
Сначала — подзатыльники. За то, что громко хлопнул дверью. За то, что не так посмотрел.
— Нечего тут из себя принца строить, — шипел Виктор. — Живёшь в моём доме — подчиняйся правилам.
Дима хотел крикнуть, что это не его дом, что он тут вообще никто. Но молчал. Боялся, что станет хуже.
Мать видела всё, но отворачивалась. Иногда мальчику казалось, что в её глазах мелькает что-то похожее на жалость. Но только на секунду.
— Витя просто строгий, — говорила она потом. — Хочет, чтобы ты мужчиной вырос. Терпи.
В тот день Дима вернулся из школы злой. Получил двойку по математике — не выучил теорему. Дома учить было невозможно: Виктор орал на весь дом, когда смотрел футбол.
За ужином Виктор начал придираться:
— Опять двоек нахватал, бездарь? Весь в папашу своего!
Мальчик молча ковырял вилкой в тарелке. Есть не хотелось.
— Я с тобой разговариваю! — Виктор грохнул кулаком по столу.
— Отстань от меня, — буркнул Дима.
Это было ошибкой.
Виктор схватил его за шиворот и потащил в комнату. Дима пытался вырваться, но куда там — против взрослого мужика.
— Сейчас я тебя научу уважению!
Первый удар пришёлся в живот. Мальчик согнулся пополам, хватая ртом воздух. Второй — в рёбра. Третий он уже не помнил.
Пришёл в себя уже в больничной палате. Всё тело ныло, дышать было больно.
Мать сидела рядом, держала его за руку. Лицо заплаканное, но взгляд жёсткий.
— Скажешь, что упал с лестницы. Понял? Бежал, споткнулся, упал. Соседский мальчик тебя нашёл и помощь позвал.
— Мам…
— Не смей ничего рассказывать! Слышишь меня? Скажешь хоть слово — пожалеешь. И про Виктора молчи, понял? Он хороший человек, просто ты его бесишь.
Дима отвернулся к стене. В горле стоял ком, но плакать он себе не позволил. Не при ней.
Выписали его через неделю. Отец приезжал каждый день, но Дима упорно твердил одно и то же. «Упал с лестницы. Сам виноват. Бежал слишком быстро».
Отец смотрел на него долгим взглядом и кивал. Но мальчик видел — не верит.
Дома стало ещё хуже. Виктор теперь даже не скрывался — бил при матери. А она отворачивалась и уходила на кухню.
Всё изменилось в один день.
Дима искал в кладовке старые учебники и наткнулся на странную папку. Внутри — документы на чужое имя, но с фотографией Виктора. И ещё — какие-то квитанции, расписки, печати.
Мальчик позвонил отцу.
— Пап, я тут кое-что нашёл. Про Виктора.
Через час приехала полиция. Виктор пытался сбежать через балкон, но его скрутили прямо на козырьке. Оказалось — в розыске за мошенничество. Документы поддельные, имя чужое.
Мать кричала, плакала, бросалась на полицейских. Потом на Диму:
— Что ты наделал, дурак! Как ты мог! Я же любила его!
А Дима стоял и смотрел на неё. На женщину, которая выбрала чужого мужика вместо родного сына. И понимал — матери у него больше нет. Есть просто женщина, которая его родила.
Суд решил быстро — Дима переехал к отцу. Мать даже не пыталась бороться. Уехала куда-то на юг, к очередному «хорошему человеку».
Первое время было тяжело. Мальчик просыпался по ночам от кошмаров, вздрагивал от резких звуков, шарахался от чужих мужчин на улице.
Отец водил его к психологу. Тётя Лена, добрая женщина в круглых очках, учила его справляться со страхом и злостью.
— Ты не виноват в том, что произошло, — повторяла она. — Взрослые иногда принимают плохие решения. Но это не твоя вина.
Постепенно становилось легче.
Дима снова начал играть с ребятами во дворе. Подтянул учёбу — отец помогал с уроками. По выходным они ездили на рыбалку или просто гуляли в парке.
Иногда он вспоминал маму. Ту, прежнюю — которая пекла блины по воскресеньям и читала ему сказки на ночь. Но эта мама осталась в прошлом. А может, её вообще никогда не было.
От матери больше не было вестей. Иногда Дима находил её страницу в соцсетях — новый город, новый мужчина, новая жизнь. Без него.
Мальчик научился жить без неё. Научился доверять отцу, смеяться над шутками одноклассников, мечтать о будущем.
А ещё он дал себе слово: когда вырастет и у него будут дети, он никогда не предаст их. Никогда не выберет чужого человека вместо родной крови.
Потому что дети — это навсегда. А всё остальное — временно.
Эпилог
Прошло пять лет. Димка вытянулся, голос стал ниже, на подбородке пробивалась первая щетина. Он учился в старших классах, играл в школьной баскетбольной команде, встречался с девочкой из параллели.
Как-то раз он увидел её. Мама стояла у магазина — постаревшая, усталая, с потухшим взглядом. Рядом маячил очередной мужик.
Их глаза встретились. Мама открыла рот, сделала шаг навстречу. Но Димка отвернулся и пошёл дальше.
Некоторые мосты сжигаются дотла. И пепел уже не склеить.
Он простил её. Но забыть — никогда.
