Ирина, держа в руках дорожную сумку, переступила порог квартиры дочери. Та даже не улыбнулась. «У нас нет лишнего места», — сказала она, и в коридоре сразу стало тесно не от вещей, а от молчания.
— Я ненадолго, — Ирина поставила сумку на пол, чувствуя, как дрожат руки. — Маша, позволь мне хотя бы войти.
Маша посторонилась, но лицо осталось неприветливым. В свои тридцать два она стала копией отца — такой же холодный взгляд, поджатые губы, твёрдая линия подбородка. Ирина помнила её другой — смеющейся, открытой. Когда это исчезло?
— Ты могла бы позвонить, — Маша взяла телефон, быстро пролистала сообщения. — Мы с Антоном работаем. У Ильи занятия.
— Я пыталась. Ты не брала трубку, — Ирина коснулась плеча дочери, но та отстранилась. — Я просто хотела навестить вас, погостить немного. Давно не видела внука.
Маша поджала губы. Последние три года она намеренно сводила общение с матерью к минимуму — редкие звонки по праздникам, короткие сообщения. Когда на телефоне высвечивался мамин номер, она часто просто смотрела на экран, пока звонок не прекращался. Проще было держать дистанцию, чем каждый раз переживать разочарование.
Маша прошла на кухню. Ирина последовала за ней, оставив сумку в коридоре. Двухкомнатная квартира дочери утопала в лучах сентябрьского солнца. Большие окна, светлые стены, минималистичная мебель. Ни единой фотографии с ней.
— На сколько ты приехала? — Маша налила воду в стакан, но не предложила матери.
— Я думала на неделю или две, — Ирина присела на край стула. — Хотела провести время с вами, с Ильёй. Он так быстро растёт.
Маша поставила стакан на стол с такой силой, что вода выплеснулась на столешницу.
— У меня нет двух недель, мама. У нас нет комнаты для гостей. Илья уже большой, ему нужно личное пространство.
— Я могу спать на диване в гостиной на кухне.
— Мы рано встаем на работу и будем тебя будить.
За окном промчалась пожарная машина, и её вой заполнил неловкую паузу. Ирина опустила глаза. Она почувствовала себя незваной гостьей, обузой. Дочь смотрела куда-то сквозь неё.
— Я могу помогать с Ильей, готовить, — попыталась Ирина. — Знаю, что у вас много работы.
— Нам не нужна помощь, — отрезала Маша. — У нас всё налажено. У Ильи няня после школы.
Ирина кивнула. Маша работала в консалтинговой компании, её муж Антон — в агентстве недвижимости. Они оба много зарабатывали и редко бывали дома.
— Хорошо, — Ирина поднялась. — Я поищу другой вариант.
— Переночуй сегодня, — вдруг сказала Маша. — А завтра мы что-нибудь придумаем.
Илья вернулся из школы в три часа дня. Увидев бабушку, он замер на пороге.
— Привет, Илюша, — Ирина улыбнулась. — Помнишь меня?
Мальчик кивнул, но не подошёл. В свои девять лет он был серьёзным и молчаливым. Ирина видела его три года назад, когда приезжала на несколько дней. Тогда он ещё обнимал её и просил почитать сказки.
Илья поджал губы точно так же, как делала Маша, и прошёл в свою комнату, не сказав больше ни слова.
Няня пожала плечами:
— Он у нас не очень разговорчивый. Расписание строгое — уроки, потом английский, потом шахматы. Ужин в семь.
Ирина кивнула и осталась сидеть на кухне. Она чувствовала себя чужой в этом доме, где всё было организовано без неё, где для неё не было места. Как давно дочь отгородилась от неё? Может, ещё тогда, когда Ирина развелась с её отцом и уехала в другой город начинать новую жизнь? Маше тогда было пятнадцать.
***
Антон пришёл раньше Маши. Высокий, подтянутый мужчина в дорогой рубашке и с модной стрижкой. Он поздоровался сухо, но вежливо.
— Маша предупредила, что вы у нас, — сказал он, доставая из холодильника бутылку воды. — Надолго?
— Нет, — поспешно ответила Ирина.
Антон кивнул, явно довольный ответом.
— Знаете, у нас непростой период, — он понизил голос, хотя Илья был в своей комнате. — Много работы, мало времени. Маша часто нервничает.
— Я понимаю, — сказала Ирина, хотя на самом деле не понимала. Что может быть важнее семьи? Чем можно оправдать такую холодность к собственной матери?
— Я приготовила ужин, — добавила она.
Антон посмотрел на плиту, где стояла сковородка с курицей и кастрюля с рисом.
— Мы обычно заказываем еду, — сказал он. — Но спасибо.
Когда вернулась Маша, было уже почти восемь вечера. Она выглядела уставшей и раздражённой. Едва поздоровавшись с матерью, она прошла в спальню переодеваться.
— Я приготовила рис и курицу, — сказала Ирина, когда дочь вернулась на кухню.
— Мы с Антоном на диете, — отрезала Маша.
Ирина почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Всё, что она делала, было неправильным. Всё, что она говорила, было не к месту.
— Я позвонила подруге, — сказала она. — Переберусь к ней завтра.
Маша кивнула, не скрывая облегчения.
— Так будет лучше для всех.
***
Ночью Ирина не могла уснуть. Диван на кухне был жёстким, но дело было не в этом. Она думала о дочери, о внуке, которого почти не знала, о жизни, которая прошла мимо неё.
В половине двенадцатого Ирина услышала шаги и голоса. Маша и Антон о чём-то тихо говорили в спальне. Она затаила дыхание, пытаясь разобрать слова.
— Я не могу просто выставить её, — говорила Маша. — Она всё-таки моя мать.
— А мы твоя семья, — ответил Антон. — Ты сама говорила, что не хочешь её видеть после всего, что случилось.
— Знаю, — вздохнула Маша. — Но она приехала повидаться. Может, действительно хочет наладить отношения.
— Она всегда появляется, когда ей что-то нужно, — голос Антона стал жёстче. — Вспомни, как она проигнорировала твоё приглашение на свадьбу. Как не приехала, когда родился Илья.
— У неё были причины…
— Всегда есть причины, Маш. Но для нас у неё никогда не находилось времени. А теперь она вспомнила о дочери.
Маша молчала.
— Ты всё делаешь правильно, — голос Антона смягчился. — Нельзя пускать в свою жизнь людей, которые причинили тебе боль, даже если это родители.
Ирина закрыла глаза. Боль. Да, она причинила дочери боль. Когда уехала, оставив её с отцом. Когда строила новую жизнь с новым мужчиной, который оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Когда пропустила важные события в жизни дочери, потому что была занята своими проблемами.
Но разве дочь не должна хотя бы попытаться понять? Разве семья — это не про прощение?
***
Утро началось с суеты. Маша и Антон собирались на работу, Илью нужно было отвести в школу.
— Мам, нам нужно поговорить. Зачем ты приехала? — спросила Маша напрямую. — Правда, зачем? Столько лет не появлялась в нашей жизни, и вдруг…
— Я хотела увидеть тебя, — тихо ответила Ирина. — Увидеть Илью. Мне так много нужно исправить.
— Как знаешь, — Маша убрала кошелёк и посмотрела на часы. — Мне пора.
Она уже повернулась к двери, когда Ирина спросила:
— Почему, Маша? Почему ты меня так ненавидишь?
Маша замерла, не оборачиваясь. Её плечи напряглись.
— Я не ненавижу тебя, мама, — тихо сказала она. — Я просто научилась жить без тебя. И мне так проще.
— Но я твоя мать, — голос Ирины дрогнул. — Неужели это ничего не значит?
Маша обернулась, и Ирина увидела, что глаза дочери блестят от слёз.
— Значит, — сказала она. — Поэтому ты здесь, а не на улице. Но впустить тебя в свою жизнь… я не готова. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас.
Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Ирина осталась сидеть, глядя в окно. Скоро она снова уедет из жизни дочери. Но что-то изменилось. Может быть, когда-нибудь — эти слова давали надежду.
Илья вышел из своей комнаты, когда все уже ушли. Он был одет в школьную форму, но почему-то всё ещё дома.
— А где мама? — спросил он, увидев Ирину. — И папа?
— Они уже ушли на работу, — ответила Ирина. — А ты разве не в школе?
— У меня сегодня уроки с одиннадцати, — сказал мальчик.
Он стоял в дверях, не решаясь войти на кухню, где сидела бабушка.
— Хочешь позавтракать? — спросила Ирина. — Я могу приготовить что-нибудь.
Илья помотал головой, но потом передумал.
— А что ты умеете готовить?
— Всё, что захочешь, — улыбнулась Ирина. — Блины, омлет, кашу…
— Блины? — глаза мальчика загорелись. — Настоящие?
— Самые настоящие, — кивнула Ирина. — С чем ты любишь?
— Не знаю, — пожал плечами Илья. — Мама никогда не готовит блины. Говорит, что это неполезно.
Ирина почувствовала, как сжимается сердце. Её внук никогда не ел бабушкиных блинов.
— Тогда сегодня твой счастливый день, — сказала она, поднимаясь. — Давай я тебя научу их готовить.
Они готовили вместе.
— Ты похожа на маму, — вдруг сказал он, наблюдая, как Ирина переворачивает блин. — Только мама всегда хмурится, а ты улыбаешься.
Ирина замерла.
— Твоя мама много работает, — сказала она наконец. — Она устаёт.
— Знаю, — кивнул Илья. — Она говорит, что работает для меня, чтобы у меня всё было. Но я бы лучше, чтобы она чаще была дома.
Он сказал это так просто, так по-детски честно, что у Ирины защипало в глазах.
— Знаешь, — сказала она, выкладывая блины на тарелку, — иногда взрослые совершают ошибки. Нам кажется, что мы делаем как лучше, а на самом деле…
Она не договорила, не зная, как объяснить девятилетнему мальчику сложности взрослой жизни.
— Я знаю, — сказал Илья с той же недетской серьёзностью. — Вы поссорились с мамой, да? Поэтому она не хочет, чтобы вы у нас жили?
Ирина села рядом с внуком и взяла его за руку.
— Не совсем поссорились, — сказала она. — Просто когда-то давно я сделала то, что очень расстроило твою маму. И она до сих пор помнит об этом.
— И что теперь? — спросил Илья. — Вы больше никогда не помиритесь?
Ирина улыбнулась.
— Знаешь, что самое важное в жизни? — спросила она. — Никогда не терять надежду. Даже когда кажется, что всё потеряно, всегда есть шанс всё исправить.
Раздался звонок в дверь. Наверное, няня пришла за Ильёй. Или такси приехало раньше.
— Мне пора, — сказала Ирина, вставая. — Спасибо за компанию, Илюша.
Мальчик посмотрел на неё серьёзно, а потом вдруг обнял.
— Приходи ещё, — сказал он. — Мы можем ещё блины приготовить. Или пирог. Ты умеешь печь пироги?
— Умею, — Ирина погладила внука по голове. — Обязательно приду и научу тебя.
Вечером, сидя у подруги, Ирина получила сообщение от Маши: «Илья сказал, что вы готовили блины. Он никогда не был таким счастливым. Спасибо».
Ирина перечитала сообщение несколько раз. Это был первый раз за много лет, когда дочь написала ей без необходимости, просто чтобы сказать «спасибо».
«Он замечательный мальчик, — ответила она. — Ты можешь им гордиться».
Маша не ответила сразу, и Ирина уже думала, что разговор окончен, когда телефон снова зазвонил.
«Илья спрашивал о тебе. Я объяснила, что ты уехала».
Ирина несколько раз перечитала сообщение, пытаясь расшифровать, что скрывается за этими скупыми словами. Ни приглашения, ни прощения, ни обещаний. Просто констатация факта.
«Я могу приехать в следующем месяце», — написала она, затаив дыхание.
Три точки появились и исчезли, затем появились снова. Маша печатала и стирала, не решаясь ответить. Наконец пришло сообщение: «Посмотрим. Сейчас у нас много работы».
Ирина сжала телефон. Не «да», но и не категоричное «нет». Маленький шаг. Крошечная трещина в стене, которую дочь выстроила между ними.
«Понимаю. Напиши, когда будет удобнее», — ответила она.
Ответа не последовало. Ирина положила телефон и подошла к окну. Город жил своей жизнью — спешащие куда-то люди, сигналящие машины, августовский зной, плавящий асфальт. Где-то там, в многоэтажке с большими окнами, была её дочь и внук. Семья, которую она потеряла когда-то и вряд ли вернёт полностью.
Но что-то изменилось. Илья вспомнил, что у него есть бабушка. Маша вспомнила, что у неё есть мать. И даже если сейчас дверь закрыта, замок уже не казался таким неприступным.
Ирина знала, что путь к прощению долог и тернист. Один визит не мог компенсировать годы отсутствия. Но это было начало. Маленькое, неуверенное, без гарантий, но начало.
