— Убирайся! — голос Василия был резкий, как удар хлыста. — Ну чего сидишь, я сказал — убирайся!
— А ты уверен, что это ты меня выгоняешь? — Лена прищурилась и впервые за двадцать лет позволила себе насмешку. — Может, это я тебя бросаю?
— Бросаешь? — он даже телефон отложил. — Ты? Меня? Ха! Не смеши, Лена. Без меня ты ноль. Никому не нужная…
— Ошибаешься, Вася, — голос ее дрожал, но не от страха. — Я ухожу сама. И больше не вернусь.
Он вскочил, тяжелый, грузный, и на миг Лене показалось, что сейчас ударит. Рука дернулась — но он остановился.
— Валяй, — процедил он. — Скатертью дорога. Только потом не приползай на коленях.
Лена молча надела пальто. Слова — неважно какие — прилипали к ней, как грязь, но уже не проникали внутрь.
— Прощай, — сказала она. — Береги себя.
И захлопнула за собой дверь.
— Мам, можно я к тебе приеду? — голос Лены в трубке был тихим, словно чужой.
— Конечно, Леночка, — Ольга Петровна села на край кровати, прижимая телефон к уху. — Конечно, приезжай.
— Я ушла от него, мам, — слова прозвучали глухо, будто отрезанные.
— Господи, — прошептала мать. — Наконец-то…
Она поднялась, включила свет и пошла готовить комнату, где двадцать лет никто не спал. Взбивая подушки, шептала сама себе: «Жива — и слава богу. Остальное приложится».
— Ты разрушила семью! — кричала Вера Николаевна, мать Василия. — Это ты ее надоумила!
— Я? — Ольга Петровна подняла брови. — Я только смотрела, как мой зять изводил мою дочь. И молилась, чтобы она выжила.
— Васенька у меня золотой человек! — взвизгнула свекровь. — А твоя Ленка неблагодарная, стерва.
Ольга Петровна прикрыла глаза. Сколько лет они с этой женщиной играли в эту глупую пьесу: «ваш сын — святой, моя дочь — сама виновата».
— Вера Николаевна, — ровно сказала она, — ваш сын — тиран. И когда-нибудь он ответит за все.
— Ах так?! — та вскинула руки. — Тогда и вы ответите!
Ольга Петровна вышла из квартиры, не оглянувшись.
— Мам, — Лена сидела на кухне, держась за чашку обеими руками. — А вдруг он прав? Вдруг я и правда… никто?
— Не смей! — мать резко обернулась. — Ты умная, ты сильная, у тебя высшее образование. И руки золотые. Ты — человек.
— Но он говорил…
— Пусть он что хочет говорит, — перебила Ольга Петровна. — Ты теперь сама себе хозяйка.
Лена всхлипнула, но не спорила.
Вечером позвонил он.
— Лен, — голос Василия был вкрадчивым. — Я все понял. Вернись.
— Ты пьян, Вася, — тихо сказала она.
— Да ну, ерунда! Пивка выпил, не больше. Ну чего ты упрямая? Давай вернем все, как было. Я даже цветы купил!
— Ты меня простишь? — неожиданно спросила Лена.
— Ну конечно! — Василий даже засмеялся. — Я тебя прощаю, дурочка.
Она нажала отбой.
— Мам, я боюсь, — призналась Лена ночью. — Что он придет.
— Пусть только сунется, — холодно сказала Ольга Петровна. — Я милицию вызову.
Но в глубине души и сама боялась: Вася ведь не привык проигрывать.
На собеседовании Лена тряслась, как школьница.
— Вы давно не работали, — сказал директор. — Но у вас хороший опыт. Попробуем.
Она вышла на улицу, не веря.
— Мам, меня взяли! — глаза светились, как в юности.
Ольга Петровна обняла ее, и впервые за долгие годы почувствовала: дочь возвращается к жизни.
Но прошлое не сдавалось.
— Ах ты неблагодарная! — визжала в трубку Вера Николаевна. — Ты же ничего без моего сына!
— Я нужна себе, — сказала Лена. — И моей маме.
Она отключила телефон и впервые за двадцать лет почувствовала — она свободна.
Свобода оказалась хрупкой. Вечером на пороге появился сосед — худощавый мужчина с чемоданом.
— Простите, — смущенно сказал он. — Я к вам. Меня к вам подселили.
— К нам? — удивилась Ольга Петровна.
— Да, общежитие снесли, — пожал плечами он. — Я теперь ваш сосед.
И так в их доме появился Николай Иванович — тихий, странный, вечно с книжкой. Он как-то сразу проник в жизнь Лены, хотя она и не ждала.
— Улыбайтесь чаще, — сказал он однажды. — У вас очень хорошая улыбка.
Лена смутилась. Она давно забыла, что мужчины могут говорить так. Без яда, без унижения. Просто так.
А ночью снова позвонил Вася.
— Лен, — голос был хриплым. — Я хожу к психологу. Бросил пить. Дай шанс.
Лена молчала. Сердце стучало.
— Я изменился, — шептал он. — Вернись.
Она выключила телефон и долго сидела в темноте.
А за стеной скрипнула кровать соседа. И Лена впервые задумалась: а если шанс нужен не Васе, а ей самой — чтобы попробовать совсем другую жизнь?
На кухне Ольга Петровна разговаривала сама с собой.
— Двадцать лет… двадцать лет рядом с этим человеком, а теперь… снова все сначала. Только вот хватит ли у Лены сил?
Она посмотрела в окно. Там горели редкие фонари, шли люди, спешили домой. И ей казалось: мир изменился. А может, это они сами — наконец начали меняться.
— Открой! — грохот в дверь был такой, что у Лены перехватило дыхание.
— Мам! — она вбежала на кухню. — Это он…
Ольга Петровна схватила телефон: — Сейчас милицию вызову.
Но крики за дверью заглушили ее слова.
— Лена! Я знаю, ты там! Открой, слышишь?! Я не уйду!
Соседи уже выглядывали из дверей, кто-то шептал: «Опять этот Вася». Николай Иванович вышел в коридор, держа в руке толстую книгу.
— Мужчина, — сказал он спокойно, — вы мешаете людям.
— А ты кто такой?! — заорал Василий. — Подстилка?!
— Я сосед, — ответил Николай Иванович. — И если вы сейчас же не уйдёте, я вызову полицию.
— Ах ты… — Вася рванулся к нему, но в этот момент в коридоре показалась молодая соседка из квартиры напротив, с телефоном в руках:
— Я уже снимаю. Ещё шаг — и завтра будете в интернете, герой.
Василий замер. Тяжело дышал, метался глазами по сторонам.
— Ладно, — процедил он. — Но это ещё не конец.
И ушёл, громко хлопнув дверью.
— Мам, я не могу больше, — Лена сидела на табурете и дрожала. — Он же меня убьёт.
— Не убьёт, — твёрдо сказала Ольга Петровна. — Мы теперь не одни. Видела, сколько людей вышло? Все всё понимают.
— Но он же вернётся…
— Тогда и решим. Ты больше не одна, слышишь?
Лена молчала, обхватив себя руками.
На следующий день Николай Иванович постучал в дверь.
— Простите, — сказал он смущённо. — Я вчера, может, вмешался лишнего…
— Нет, — покачала головой Лена. — Спасибо вам. Если бы не вы…
— Ерунда, — он махнул рукой. — Просто я знаю таких людей. У меня отец был таким же.
Она вскинула взгляд.
— Правда?
— Да, — кивнул он. — Кричал, бил мать… Я тогда решил, что никогда не стану таким. Ушёл из дома в семнадцать. С тех пор живу, как умею.
Лена смотрела на него и впервые подумала: «Он понимает. По-настоящему».
— Мам, а если я правда попробую… ну… — она замялась.
— Что попробуешь? — Ольга Петровна вскинула брови.
— Ну… с соседом…
— Лена! — мать всплеснула руками. — Ты только выбралась из ада, а уже снова туда лезешь?
— Мам, он другой, — горячо возразила Лена. — Совсем другой.
— Все они сначала другие, — тихо сказала Ольга Петровна.
— Ты его не знаешь, — Лена отвернулась.
Они замолчали, каждая при своём мнении.
Звонок от Василия пришёл вечером.
— Лен, — голос был почти ласковый. — Я всё понял. Давай встретимся.
— Зачем? — насторожилась она.
— Просто поговорить. Ну хоть кофе выпьем.
— Нет, Вася. У нас всё кончено.
— Леночка… — голос сорвался. — Я же без тебя не могу!
— А я могу, — сказала она и отключилась.
Через минуту пришло сообщение: «Если не вернёшься, пожалеешь».
Лена показала его матери.
— Видишь? — прошептала. — Он не успокоится.
Ольга Петровна взяла телефон: — Мы пойдём в полицию.
В полиции всё было как в кино про советскую тоску: облупленные стены, скучающий дежурный.
— Так… значит, муж угрожает? — лениво переспросил капитан. — Ну и что?
— Что значит «и что»? — возмутилась Ольга Петровна. — Он ей угрожает убить!
— Ну вот убьёт — тогда и приходите, — пожал плечами он.
Лена побледнела.
— Вы серьёзно?! — Ольга Петровна сжала кулаки. — А если завтра моя дочь не вернётся домой?!
Капитан посмотрел на неё, зевнул и сказал:
— Ладно, напишите заявление. Но толку мало, сами понимаете.
Они вышли вон, чувствуя себя униженными и бессильными.
— Видела? — Лена села на кровать. — Никому мы не нужны.
— Это не правда, — возразила мать. — Нужны. Сосед помог. Люди в коридоре помогли. Мир меняется, Леночка. Надо держаться.
Лена кивнула, но в глазах всё равно стояла пустота.
На кухне появился Николай Иванович.
— Я подумал… — он смущённо почесал затылок. — Может, вам нужна помощь? Я, если что, рядом.
— Спасибо, — Лена улыбнулась. — Но я справлюсь.
— Справитесь, — согласился он. — Но легче, когда кто-то рядом.
Она посмотрела на него и вдруг спросила:
— А у вас семья есть?
Он усмехнулся:
— Была. Жена не выдержала моей замкнутости, ушла. Дочка в Германии, редко пишет. Так что… я сам по себе.
— А вы ведь добрый, — вырвалось у Лены.
Он смутился и пожал плечами:
— Не знаю. Я просто не хочу повторять то, что видел в детстве.
Ночью Лена проснулась от стука в окно. Сердце ухнуло. Она медленно подошла и отдёрнула штору.
На улице стоял Василий. Смотрел прямо на неё. В руках держал букет.
Лена отпрянула.
Телефон зазвонил:
— Леночка, выйди. Я цветы принёс.
— Убирайся! — закричала она в трубку. — Убирайся, слышишь?!
— Ну и ладно, — голос его изменился, стал ледяным. — Всё равно ты моя.
Связь оборвалась.
— Он нас не оставит, мам, — прошептала Лена, прижимаясь к матери. — Никогда.
Ольга Петровна обняла дочь, но внутри у неё самой всё тряслось: она знала, что это правда.
А утром у двери лежал тот самый букет. Красные розы, перевязанные грязной лентой. И записка: «Ты моя. Не забудь».
Лена стояла, глядя на цветы, и не могла пошевелиться.
— Выбросим, — решительно сказала мать.
— Нет, — прошептала Лена. — Пусть лежат. Чтобы помнить.
И в этот момент из соседской двери вышел Николай Иванович. Он посмотрел на них, потом на букет, и сказал тихо:
— Надо что-то решать. Иначе беда будет.
— Ты понимаешь, мам, он не уйдёт, — Лена сидела на табурете, скрестив руки. — Он будет ходить за мной, будет ждать, будет давить…
— Тогда надо бежать, — тихо сказала Ольга Петровна. — Снять квартиру, уехать хоть в другой город.
— Бежать? — Лена горько усмехнулась. — Всю жизнь бежать? Нет, мам. Я устала.
— И что ты предлагаешь? — мать побледнела.
— Я должна с ним встретиться, — Лена подняла глаза. — Сказать всё. Чтобы он понял.
— Леночка! — Ольга Петровна вскочила. — Ты сошла с ума! Это же опасно!
— Опаснее жить в вечном страхе, — твёрдо ответила Лена.
Вечером в кухне появился Николай Иванович.
— Я слышал, — сказал он негромко. — Вы хотите встретиться с ним?
— Да, — кивнула Лена.
— Не ходите одна, — сказал он. — Я пойду с вами.
— Нет, зачем вам это? — она вспыхнула.
— Потому что я знаю, как это бывает, — тихо сказал он. — Моя мать погибла, когда попыталась уйти от отца. Я тогда ничего не сделал. Теперь — сделаю.
Лена молча смотрела на него.
— Хорошо, — прошептала она. — Идём вместе.
Кафе было почти пустое. За дальним столиком сидел Василий. В костюме, причесанный, с букетом белых роз.
— Лена! — вскочил он. — Я знал, что ты придёшь!
— Я пришла поговорить, — холодно сказала она.
— Конечно! — он расплылся в улыбке. — Садись, выпьем кофе.
— Вася, — перебила она. — Между нами всё кончено. Понимаешь? Кончено.
Он замер. Улыбка сползла.
— Ты шутишь, да? — тихо спросил он. — Это… это глупая проверка?
— Нет, — сказала она. — Я больше не твоя.
— Что?! — его лицо перекосилось. — Да как ты смеешь?!
Он вскочил, опрокинув чашку. Кофе пролился по скатерти, по полу.
— Двадцать лет я тебе жизнь отдал! Двадцать! А ты… какая-то шавка с книжкой рядом! — он ткнул пальцем в Николая Ивановича. — Это из-за него, да?!
— Вася, остановись, — твёрдо сказал Николай Иванович. — Никто тебе ничего не должен.
— Заткнись! — рявкнул Василий. — Ты мне не ровня!
Он шагнул к Лене, схватил её за руку.
— Пошли домой!
— Пусти! — Лена попыталась вырваться. — Я сказала: всё кончено!
— Ты моя! — взревел он. — Моя, слышишь?!
— Нет! — выкрикнула Лена. — Я — себе!
Он поднял руку. Но в этот момент Николай Иванович схватил его за плечо.
— Отпусти её.
Василий резко обернулся и ударил его. Николай пошатнулся, но устоял.
— Уйди, пока не поздно, — сказал он, вытирая кровь с губы.
— Ты мне угрожаешь?! — Василий снова замахнулся.
Крик официантки, грохот стульев — люди вскочили, кто-то достал телефон.
— Снимайте! — кричала девушка. — Пусть все видят!
Василий замер. Он чувствовал взгляды, камеры. И это его бесило ещё больше.
— Вы все против меня! — заорал он. — Все!
Он схватил нож со стола.
— Вася! — закричала Лена. — Опомнись!
— Если ты не моя, то ничья! — глаза его налились кровью.
Николай Иванович шагнул вперёд.
— Тогда начни с меня.
Василий рванулся. Борьба была короткой, грубой. Нож блеснул, люди закричали.
— Николай! — Лена вскрикнула, когда он рухнул на пол.
Кровь расплывалась по кафельному полу.
Официант выронил поднос, кто-то вызвал полицию, кто-то пытался удержать Василия.
— Пусти её! — закричала Лена, бросаясь к Николаю.
Он улыбнулся сквозь боль:
— Я успел… Теперь ты свободна…
Его глаза закрылись.
Сирены, крики, полиция, наручники. Василия увели, он орал, вырывался, но уже никто не боялся его.
Лена сидела на полу, держа Николая Ивановича за руку.
— Зачем… — шептала она. — Зачем ты за меня умер?..
Он не ответил.
— Мам, — Лена вернулась домой поздно ночью. Лицо бледное, глаза сухие. — Его нет.
— Господи, — Ольга Петровна перекрестилась. — А ты…
— А я жива, — сказала Лена. — Но будто пустая.
Мать обняла её. Но Лена не чувствовала тепла. Только гул в ушах и одну мысль: «Свобода досталась слишком дорогой ценой».
На похоронах Николая Ивановича было мало людей. Пара соседей, Лена с матерью. Дочка прислала венок из Германии, но сама не приехала.
Лена стояла у гроба и шептала:
— Прости меня. Если бы не я, ты был бы жив…
Ольга Петровна сжала её руку:
— Не смей винить себя. Он сам выбрал.
— Но я ведь… — Лена прикусила губу. — Я ведь хотела вернуться к Васе. Хотела проверить…
— Ты сделала выбор, — мать смотрела прямо в глаза. — И теперь ты обязана жить. За себя и за него.
Прошли недели. Суд назначили быстро. Василию грозил большой срок. Но Лена не чувствовала облегчения.
— Мам, я пустая, — говорила она. — Будто внутри ничего нет.
— Заполняй, — отвечала мать. — Работой, людьми, собой.
Лена кивала, но понимала: так просто не выйдет.
Однажды она снова нашла у двери букет роз.
Записка была короткая: «Ты всё равно моя. Всегда».
Лена замерла. Ведь Василий сидел под стражей.
Значит — кто-то другой? Или он нашёл способ достать её и оттуда?
Она вздрогнула, прижимая букет к груди.
История не закончилась. Она только начиналась.
