Они не виделись с тех пор, как он признался. Не было ни слёз, ни скандалов. Только молчание. Сегодня — день последней встречи.
— Ты выглядишь… — Марк осекся, взгляд его скользнул по силуэту платья, которое она не надевала десять лет, — иначе.
— Иначе, чем что? — Анна чуть приподняла подбородок. Тушь безупречна, помада — тёмно-вишнёвая, как в тот вечер в ресторане на набережной. Она смотрела на его отражение в зеркале судебного коридора.
— Иначе, чем я помню, — он сглотнул, неловко поправляя галстук.
— Память избирательна, Марк. И не только твоя.
Десять лет назад в этом платье она вошла в маленький итальянский ресторанчик, где ждал молодой архитектор с букетом полевых цветов. Сегодня в этом же платье она входит в зал суда, где стоит преуспевающий руководитель архитектурного бюро с папкой документов о разделе имущества.
— София с твоей мамой? — спросил Марк, когда неловкость первых минут встречи стала невыносимой.
— Да, я не хотела, чтобы она видела это, — Анна кивнула на двери зала. — Ей всего семь, незачем.
— Правильно, — он потер переносицу привычным жестом. Когда-то этот жест казался ей трогательным. Теперь — просто одной из многих деталей, которые она научилась замечать, не вкладывая в них чувств.
Телефон в его кармане завибрировал. Он не ответил, но Анна знала — это она, новая женщина в его жизни. Двадцатидевятилетняя Вероника из его отдела, которая «просто появилась», «ничего не значила», а затем «так получилось». Три стадии его признания два месяца назад, когда он наконец-то рассказал об измене.
— Ты можешь ответить, — сказала Анна. — Я никуда не тороплюсь.
— Это подождет.
— Как и я ждала? — слова вырвались сами собой, хотя она обещала себе не устраивать сцен.
Марк поджал губы.
— Я не хотел, чтобы всё закончилось вот так.
— А как ты хотел, Марк? Чтобы я улыбалась и делала вид, что всё нормально? Или чтобы сама ушла, избавив тебя от необходимости принимать решение?
В коридоре появилась их адвокат, Ирина Павловна, строгая женщина пятидесяти трёх лет с безупречной репутацией и понимающим взглядом. Для нее их история была одной из сотен подобных.
— Начинаем через пять минут, — сказала она. — Всё готово?
Анна кивнула. Документы были подготовлены неделю назад. Квартира остается ей и Софии, дача — ему. Машину они продали и разделили деньги. Совместный счет закрыт. Алименты оговорены. Десять лет совместной жизни уместились в десять страниц юридического текста.
Когда-то, при первой встрече, он спросил, верит ли она в любовь с первого взгляда.
«Нет, — ответила тогда двадцатипятилетняя Анна. — Я верю в любовь после того, как посмотришь второй раз».
Она посмотрела во второй раз. Затем в третий. Смотрела десять лет, пока однажды не увидела то, чего не хотела замечать.
Сообщения на его телефоне. Поздние возвращения. Командировки, которые становились всё длиннее. Новый парфюм. Старые оправдания.
— Знаешь, — сказал Марк, глядя куда-то мимо нее, — то платье. Я запомнил тебя именно в нем. Ты была такая… недосягаемая.
— А когда я стала досягаемой, ты потерял интерес?
— Всё не так просто, Анна.
— Напротив, Марк, все предельно просто. Ты устал от предсказуемости. От супов по вторникам, от родительских собраний по четвергам, от моего храпа, когда я простужена. От родинки у меня на плече, которую ты когда-то называл созвездием. От нашего общего будущего, где уже нет места подвигам и открытиям.
— Я никогда не жаловался на супы по вторникам, — его попытка пошутить прозвучала жалко.
— Нет. Ты просто перестал их есть.
Пять минут растянулись в десять. В коридоре появлялись и исчезали люди — другие разводы, другие драмы, другие финалы чьих-то историй.
— Сегодня утром София спросила меня, почему мы больше не будем жить вместе, — сказала Анна. — Знаешь, что я ответила?
Марк покачал головой.
— Что иногда люди продолжают любить друг друга, но уже не могут быть вместе. Это была ложь, Марк. Полуправда в лучшем случае. Я не люблю тебя больше. И признаться в этом оказалось сложнее, чем уйти от тебя.
Дверь зала заседаний открылась. Их вызывали.
— Пора, — Ирина Павловна сделала приглашающий жест.
Марк потянулся к руке Анны — рефлекторно, как делал тысячи раз за годы брака, — но остановился на полпути. Это уже было не его право.
Зал оказался меньше, чем Анна ожидала. Судья — усталая женщина за пятьдесят — явно торопилась закончить с их делом. Формальности заняли меньше получаса. Вопросы, ответы, подписи. Развод по обоюдному согласию, раздел имущества без претензий. Совместная опека над дочерью с преимущественным проживанием у матери.
Когда всё закончилось, Анна почувствовала странную легкость. Не радость, не облегчение даже — именно легкость, как будто годами несла тяжелую сумку и наконец поставила ее на землю.
Они вышли из здания суда вместе, но уже порознь.
— Я могу подвезти тебя домой, — предложил Марк.
— Спасибо, я вызвала такси.
— Тогда… увидимся в субботу? Я заберу Софию как договаривались.
— Да, в десять. Она уже собрала рюкзак для поездки с тобой.
Наступила пауза — момент, когда двум людям, прожившим вместе десять лет, нечего больше сказать друг другу.
— Удачи тебе, Анна, — он произнес это искренне, она знала его достаточно, чтобы различать оттенки его голоса.
— И тебе, Марк.
Такси остановилось у тротуара. Анна сделала шаг к машине, но повернулась в последний момент.
— Знаешь, что забавно? Когда я выбирала это платье для нашего первого свидания, я думала: «Что если этот мужчина станет моим мужем? Что если он запомнит меня именно такой — в этом платье?» Так и вышло. А теперь ты запомнишь меня такой и в последний день нашего брака. Круг замкнулся.
Она села в машину, не дожидаясь ответа.
— Куда едем? — спросил водитель.
— На Озерную, 17. Но можно сначала проехать по набережной?
— Без проблем.
Машина тронулась, оставляя позади здание суда и застывшего Марка. Анна не оглядывалась.
Набережная не изменилась за эти годы. Тот же ресторанчик с террасой, выходящей на реку. Те же фонари вдоль променада. Только деревья стали выше, да вода в реке, кажется, темнее.
Десять лет назад она вышла из такси у этого ресторана, нервничая перед встречей с мужчиной, которого знала лишь по переписке на сайте знакомств. Сколько всего случилось с тех пор: свадьба через год после знакомства, рождение Софии, покупка квартиры, продвижение Марка по карьерной лестнице, ее отказ от журналистики ради семьи, постепенное отдаление друг от друга, его растущая холодность, ее молчаливое принятие ситуации. А потом — его признание и финальный разрыв.
А ведь были и хорошие времена. Их совместные выходные в загородном доме его родителей. Путешествие в Италию на пятую годовщину. Рождение Софии, когда Марк плакал, держа крошечную дочь на руках. Вечера, когда они засыпали в обнимку, уверенные, что впереди — целая жизнь вместе.
Когда именно всё начало рушиться? Может, когда ей исполнилось тридцать, и она вдруг поняла, что почти забыла, кем хотела стать? Или когда он получил повышение три года назад и стал приходить домой за полночь? Или всё было обречено с самого начала — два человека, полюбившие лишь внешние образы друг друга?
— Приехали, — сказал водитель.
Анна вздрогнула. Они стояли у её дома — теперь только её и Софии.
Тёща встретила её в коридоре.
— Ну что, свершилось? — Елена Сергеевна старалась говорить нейтрально, хотя никогда не скрывала своего разочарования зятем.
— Да. Где София?
— В своей комнате, рисует. Сказала, делает для вас с Марком какой-то особенный рисунок.
Сердце сжалось. Семилетняя дочь всё ещё надеялась на примирение, несмотря на все объяснения.
— Я переоденусь и пойду к ней.
— В этом платье ты была на первом свидании с ним? — мать окинула её внимательным взглядом. — Помню, ты вернулась тогда сияющая.
— Да. Решила поставить символическую точку.
— И как ты себя чувствуешь?
Анна задумалась. Как она себя чувствовала? Опустошенной? Разбитой? Освобожденной?
— Я не знаю, мама. Но я улыбаюсь. Не ему. Себе.
Она прошла в спальню, сняла платье и аккуратно повесила его на плечики. Не для того, чтобы сохранить — чтобы завтра же отнести в благотворительный магазин. Кто-то другой начнет в нем новую историю.
София сидела на полу среди разбросанных фломастеров. На большом листе бумаги она нарисовала три фигуры, держащиеся за руки.
— Мама! — дочь бросилась к ней. — Ты уже вернулась! Я рисую нас. Смотри, это ты, это папа, а это я.
Анна присела рядом, обнимая дочь. От девочки пахло цветочным шампунем и детским творчеством.
— Красиво, солнышко. Очень красиво.
— А вы с папой всё ещё развелись?
— Да, милая. Но мы оба всё равно любим тебя больше всего на свете. И ты будешь видеться с папой, я обещаю.
София задумчиво посмотрела на свой рисунок.
— Тогда я нарисую два дома. В одном будем жить мы с тобой, а в другом — папа. И можно между ними дорожку?
— Конечно можно, — Анна сдержала слезы. — Самую прочную дорожку.
Позже, когда София уснула, Анна вышла на балкон с чашкой чая. Город засыпал, зажигались окна в соседних домах — чужие жизни, чужие истории, чужие начала и финалы.
Ее телефон завибрировал. Сообщение от Марка: «Спасибо за всё хорошее, что между нами было.»
Она не стала отвечать. Некоторые сообщения не требуют ответа. Некоторые главы жизни нужно просто закрыть.
Вместо этого она открыла папку с фотографиями на телефоне. Промотала назад, через последние тревожные годы, через счастливые, через начало их истории — до того момента, когда еще не было никакого «они». Фотография, сделанная за неделю до встречи с Марком — она сама, тридцатипятилетняя, смеющаяся, с друзьями на летней веранде. Женщина, которая еще не знала, что скоро встретит мужчину, с которым проведет десять лет жизни. Которая не знала о боли и радости, о Софии, о предательстве и прощании.
Анна вглядывалась в собственное лицо на фотографии, пытаясь вспомнить, о чем она тогда мечтала. Кем хотела стать. Куда собиралась идти.
И внезапно поняла, что может начать вспоминать.
Прошлое не изменить. Но платье с первого свидания теперь стало платьем освобождения. А она — тридцатипятилетняя женщина с дочерью, с опытом и шрамами — может наконец-то решать сама, какое платье надеть завтра.
Она улыбнулась. Не прошлому. Не Марку. Себе и всему, что ждет впереди.
Завтра она наденет другое платье. И напишет новую историю. С нуля. С собой.
