Ночной снег лепил глаза так старательно, будто пытался стереть город и переписать его с чистого листа. Я шла по двору, считая подъезды, как ступеньки к нормальному сну: «первый, второй…» — нужный оказался третьим, с табличкой «Лифт не работает». Вызов пришёл минут десять назад: «Кошке плохо, адрес такой-то». Я взяла термокружку с чаем, накинула парку, вызвала такси. Диспетчер по пути ещё раз продиктовала номер квартиры — я повторила. В два ночи даже моя память не спорит.
Дверь подъезда не закрывалась — заело пружину. Внутри пахло картошкой и краской. На втором пролёте, между этажами, сидел парень с переноской. Сидел тихо, как человек, который не хочет будить чужие двери. Куртка расстёгнута, рассеянные ботинки, взгляд в одну точку.
— Вы вызывавшие? — спросила я.
— Я… нет, — он поднял глаза. — Но если вы ветеринар — можно я посижу рядом? Это несложно.
— Несложно, — сказала я и присела на ступеньку. — Кто у вас?
— Кот. Ну, вроде кот. Иногда кажется, что туман. — Он постучал ногтем по решётке. — Его зовут Туман. Я его вижу, а потом — нет. Появляется снова, когда я перестаю думать.
В переноске зашуршало. Я чуть пододвинулась ближе, не открывая.
— Диспетчер могла ошибиться адресом, — сказала я. — Такое бывает. Надо уточнить. Но раз уж мы встретились… как он?
— Дышит, — парень кивнул. — Я потрогал — тёплый. Воду пил. Корм не ел. Я ему остатки гречки… — он виновато посмотрел, — я знаю, нельзя. Но он не ест ничего другого. — Пауза. — Сегодня, вернее, уже вчера, мы с Аней… мы расстались. И я не знал, куда с ним.
Он сказал это почти буднично, как «магазин закрыт», но пальцы у него дрожали.
— Вы чей? — уточнила я: — Кота. Ваш? Анин?
— Наш. Был. Мы его вдвоём взяли маленьким. Он у нас как… — он поискал слово, — как общий пароль от квартиры. Пока пароль был, дверь открывалась. А теперь… В общем, Аня сказала: «Забирай Тумана, мне надо пожить одной». А я забрал. Но шёл сейчас к её дому, сел тут и… не могу нажать звонок. Вдруг передумаю. Или она. Или он.
Мы молчали. В перенеске кто-то зевнул — слышно было, как щёлкнул крохотный сустав.
— Вы почему не дома? — спросил он внезапно. — Ночью.
— Вызов на «кошка плохо», — ответила я. — Хотела бы сказать «по ошибке», но все ошибки обычно для чего-то.
Я набрала диспетчера. Та вздохнула, как человек, который пьёт третий кофе подряд:
— Ой, Вика, перепутала цифру. Надо было в соседний дом. Там уже всё, к слову: сосед помог, успокоили, утром в клинику. Извините.
— Ничего, — сказала я и отключилась.
— Так, значит… — парень улыбнулся краешком губ. — Так, значит, это мне повезло. Или не мне — Туману.
— Ему повезло, что вы с ним. — Я постучала пальцами по крышке переноски — один раз, чтобы без паники. — И что вы не трогаете его без надобности.
— Я вообще много чего не трогаю, — сказал он и улыбка исчезла. — Иногда кажется, что жизнь проходит и не портит мой порядок.
— А как вы с ним ночуете? — спросила я. — Где у вас сейчас дом?
— Дом… — он пожал плечами. — Если честно, дома у меня сегодня нет. У меня диван у друга, который работает ночами. Я подумал, что ему тяжело будет с Туманом. Решил посидеть до утра, а там придумаю. Звучит как план, правда?
— План «посидеть до утра» — самый честный из всех. — Я посмотрела на его лицо. В темноте подъезда оно было почти детским. — Что страшнее всего?
— Вернуться в пустую квартиру. И неправильная миска. И… — он зябко повёл плечами, — тишина. Я раньше думал, что боюсь её. А теперь — что боюсь в ней себя. У вас бывает так?
— Бывает, — сказала я. — Когда тишина как зеркало. Но обычно в зеркале ещё и кошка.
Туман ткнулся носом в решётку, будто подтвердил. Парень наклонился к переноске:
— Прости, что мы переезжаем без договора, — шепнул. — Я буду стараться.
— Можно я загляну, не открывая? — спросила я. — Только взглядом.
— Да, конечно.
Глаза в темноте поймали глаза: жёлтые, ровные. Дыхание спокойное. Плечи подняты от настороженности, но без паники. Всё в порядке для двора в два ночи.
— Он нормально, — сказала я. — Сейчас главное — без прогулок, без экспериментов, тепло и вода. Утром — купите обычный корм, который ел. Не мстите ему новинками. Лоток — любой, даже коробка. И… не разговаривайте с ним как с предателем. Он не выбирал.
— Я и не собирался, — парень посмотрел в пустоту. — Это у нас люди плохо выбирают слова. Я сегодня сказал Ане, что «всё равно». А потом понял, что не «всё равно». Но было поздно — слова уже вышли гулять.
Мы сидели ещё минуту. В подъезде сверху хлопнула дверь, раздалось «не шлёпай, соседям видно», кто-то зевнул так громко, будто уронил луну.
— А если я поеду сейчас к другу? — спросил он. — На такси. Это же не преступление — появиться с котом и коробкой наполнителя среди ночи?
— Преступление — просить кота объяснить взрослым, как с ним жить, — сказала я мягко. — Остальное — просто неудобно. А неудобно — это терпимо.
Он кивнул, поднялся, кажется — выше на пару сантиметров.
— Извините, — вдруг сказал он, — можно я вам кое-что вслух скажу? Как будто пишу, но не отправлю.
— Скажите, — кивнула я. — Ночные письма лучше всего слушаются в подъездах.
Он вдохнул:
— «Аня. Я понял, что мы оба испугались быть неидеальными. Я заберу Тумана — на время или навсегда, как скажешь потом, когда выдохнешь. Я не буду уговаривать тебя передумать сейчас. Я научусь жить в тишине, а не в голой стене. Если ты захочешь — приходи знакомиться с нами в новой квартире. Там будет кривой коврик, неправильная миска и кот, который всё равно ляжет на твою кофтy, если ты её забудешь на стуле. Я не злюсь. Я просто очень устал от громких слов. Я хочу, чтобы утро было без крика»».
Он замолчал, опустил глаза. В переноске кто-то тихо «ммркнул», как печать.
— Отправлять не обязательно, — сказала я. — Но можно положить себе в карман. На потом.
— А вам… — он запнулся, — вам спасибо, что вы не стали лечить меня словами. Я бы не вынес. Врачам, наверное, трудно не лечить.
— Иногда работа — это посидеть и подышать вместе. — Я улыбнулась. — И подсказать, где купить лоток круглосуточно.
— Где? — он вскинулся, как школьник.
— У угла, в киоске, где «газеты и всё». У них «всё» — это две пачки наполнителя и миска. Хватит до утра.
Он почему-то рассмеялся — тихо, беззвучно. Снег за дверью светился от фонаря, как экран старого телефона: холодный, но родной.
— Поедете со мной до киоска? — спросил он. — Потом я дальше сам. Честно.
— Поеду, — сказала я. — У меня как раз чай не допит.
Мы ловили машину на пустой улице. Таксист взял нас без вопросов — может, в его ночи уже были и кошки, и чемоданы без ручек, и свадьбы, которые едут в разные стороны. В киоске «газеты и всё» действительно нашлось «всё». Продавщица, зевая, пробила миску и самый дешёвый наполнитель:
— Счастья семье, — подтвердила она по привычке — так, наверное, желает каждому, кто в два ночи покупает что-то странное.
У подъезда друга он поставил переноску на землю, как чемодан с будущим. Взял наполнитель, пакет, зажал подбородком миску.
— Я дальше сам, — сказал он. — Если вы не против, я вам напишу через пару дней: как Туман. Не для отчёта — для связи с реальностью.
— Напишите, — ответила я. — И себе тоже.
— Себе труднее, — признался он. — Но попробую.
Я поехала домой. Снег всё ещё переписывал город, но уже не так отчаянно. На светофоре пришла смс от диспетчера: «Тот дом — всё ок. Извините ещё раз». Я улыбнулась в темноту: не надо извиняться за промахи, если они иногда совпадают с чьими-то ночами.
Ночной вызов, правда, не понадобился. Но понадобился второй. Тот, который не набирают по телефону: «Останься на минуту рядом, и я сам пойду дальше». Иногда это всё, что нужно, чтобы к рассвету стало возможным открыть дверь. И включить чайник. И поставить миску «неправильную» — ту, из которой всё равно пьют, если рядом — свой.
