Звонок раздался в начале десятого. Лариса только что закончила проверять домашнее задание Миши, отправила его в ванную и приготовилась наконец выпить чай. День выдался изматывающий — бесконечные счета, которые нужно было оплатить, разговор с учительницей о снижении успеваемости сына, капризы младшей из-за режущихся зубов. И ко всему — третий вечер без Олега, пропадающего на каком-то «важном проекте».
— Алло, — она сжала телефонную трубку и поморщилась, узнав номер.
— Ларочка, это Нина Петровна, — голос свекрови звучал как всегда властно. — Не помешала?
Лариса проглотила рвущееся наружу «помешали».
— Что случилось? — спросила она сдержанно. За одиннадцать лет замужества она выучила: свекровь никогда не звонит просто так.
— У нас аварийную ситуацию объявили, — объявила Нина Петровна. — Весь дом расселяют на время капитального ремонта. Я завтра приеду, поживу у вас. Недельку-другую.
Лариса застыла, глядя на разложенный диван, который они делили с мужем, на детские игрушки, разбросанные по их крошечной двухкомнатной квартире.
— Нина Петровна, у нас очень тесно, вы сами знаете, — осторожно начала она.
— А что делать? — отрезала свекровь. — Не на улице же мне жить. В гостиницу, что ли, ехать? В моём-то возрасте? Да и пенсия не позволяет.
Лариса прикрыла глаза. Их стандартная планировка — детская и спальня, обе меньше двенадцати метров, кухонька шесть квадратов, где они наконец-то недавно поместили новый холодильник, заняв часть прохода.
— Может, у Светланы? — предложила она, вспомнив о сестре Олега, живущей в трёхкомнатной квартире с одним ребёнком-подростком.
— Светлана в отпуске за границей, — в голосе свекрови прозвучала обида. — И мне странно это слышать. Что, мать родная для сына в тягость? Для внуков бабушка лишняя?
— Нет, что вы, — Лариса прикусила губу. — Просто мы очень стеснены…
— Ничего, потеснитесь, — голос Нины Петровны смягчился. — Семья должна помогать друг другу в трудную минуту. Я завтра в два часа буду. Встречать не надо.
Короткие гудки. Лариса медленно опустила трубку, разом ощутив, как уютное пространство их маленькой квартиры сжимается до размеров спичечного коробка.
— Просто невозможно! — Лариса ходила взад-вперёд по кухне, пока Олег, вернувшийся за полночь, сидел за столом, устало потирая веки. — Куда мы её положим? В детскую? Но там Мишина парта, Катина кроватка, игрушки. В зале? А где тогда будем спать мы?
— У мамы нет другого выхода, — Олег говорил тихо, явно избегая смотреть жене в глаза. — Дом действительно в аварийном состоянии.
— Я понимаю, — Лариса опустилась на табурет напротив. — Но твоя сестра живёт в трёхкомнатной квартире. Почему не к ней?
— Она в Турции, вроде бы, — Олег потянулся к чайнику.
— А когда вернётся?
— Лар, это моя мать, — в его голосе что-то изменилось. — И всё, точка. Не будем это обсуждать.
Она вгляделась в лицо мужа. Что-то было не так. Слишком напряжены плечи, слишком резкие движения, слишком старательно отводит взгляд.
— В чём дело, Олег? — спросила она напрямик. — Что ты недоговариваешь?
Он молчал, крутя в пальцах ложку.
— Олег?
— Мать продала дом, — наконец выдавил он. — Ей дали квартиру от города, но она не хочет туда переезжать. Говорит, там сыро и далеко от центра.
Лариса смотрела на него, не веря своим ушам.
— И ты знал? Знал и не сказал мне?
— Я узнал вчера, — Олег резко встал. — Она позвонила, когда я был на работе.
— И как долго она собирается у нас жить? Неделю? Месяц?
— Я не знаю, — он поставил кружку в раковину. — Но я не могу выгнать собственную мать.
— Я и не прошу её выгонять, — в голосе Ларисы зазвучали незнакомые ноты. — Я хочу знать правду. Всю правду.
Олег не ответил.
Нина Петровна появилась с двумя большими чемоданами и коробкой, в которой позвякивала посуда. Она окинула придирчивым взглядом притихших внуков, поцеловала сына и сдержанно кивнула Ларисе.
— Здесь всё такое маленькое, — заметила она, снимая пальто. — Давно пора было бы подумать о расширении, Олежек.
Лариса промолчала — на расширение не хватало денег, тем более что ипотеку за эту квартиру они выплатили всего три года назад.
— Где я буду спать? — свекровь оглядела коридор, заставленный обувью.
— В спальне, — ответил Олег прежде, чем Лариса успела открыть рот. — Мы с Ларисой перебираемся в зал, на диван.
Лариса заметила, как свекровь едва заметно улыбнулась.
К вечеру стало понятно, что две хозяйки на одной кухне — это катастрофа. Нина Петровна переставила все банки в шкафах «так, как удобнее», заменила любимую Ларисину скатерть своей, расставила на подоконнике горшки с геранью и увеличила громкость на телевизоре до уровня, при котором было невозможно общаться нормальным голосом.
— Бабушка, можно, пожалуйста, потише? — спросил Миша, пытаясь делать уроки за кухонным столом.
— Я плохо слышу, внучек, — отозвалась Нина Петровна. — А новости смотреть нужно, там важное сообщают.
— Миша, пойдём в детскую, — Лариса положила руку на плечо сына. — Там тебе будет спокойнее.
— Вечно ты детей балуешь, — заметила свекровь, не отрываясь от экрана. — В моё время мы делали уроки, даже когда рядом радио работало. Не было никаких «особых условий».
— Времена меняются, — сдержанно ответила Лариса. — У Миши сегодня контрольная.
— Вот именно! — воскликнула свекровь. — Распустились совсем. Поэтому он и учится еле-еле.
Миша опустил голову, и Лариса увидела, как у него дрожит нижняя губа.
— Идём, сынок, — она взяла его за руку. И уже в дверях обернулась: — Нина Петровна, пожалуйста, не вмешивайтесь в воспитание детей. У нас свои методы.
— Неправильные методы, — фыркнула свекровь. — Олег в его возрасте учился на одни пятёрки.
Олег, забежавший домой пообедать, устало вздохнул:
— Мам, оставь их в покое, пожалуйста.
— Ты против родной матери? — Нина Петровна мгновенно переключила внимание на сына. — Я только хотела помочь. Твоя Лариса слишком мягкая с детьми. Никакой дисциплины.
В тот вечер Лариса долго не могла уснуть на неудобном диване. Олег тихо похрапывал рядом, а из спальни, где устроилась свекровь, доносились звуки телевизора.
К концу недели обстановка накалилась до предела. Лариса почти не разговаривала ни с мужем, ни со свекровью. Дети ходили притихшие, стараясь реже попадаться бабушке на глаза. Олег задерживался на работе всё дольше, возвращаясь, когда все уже спали.
В пятницу Лариса, придя с работы раньше обычного, застала свекровь за разговором по телефону.
— Да, Светочка, всё идёт по плану, — говорила Нина Петровна, не замечая, что Лариса уже в квартире. — Они, конечно, не рады, особенно эта твоя невестка, но Олег держится молодцом, на моей стороне. Правильно я сделала, что продала этот старый дом. Квартиру от города можно будет сдавать, а жить здесь. И внуки рядом, и Олежек под присмотром.
Лариса замерла, не веря своим ушам. Так значит, переезд был спланирован? И Олег знал?
Вечером, когда свекровь ушла навестить подругу, Лариса положила перед вернувшимся мужем бумаги, которые нашла в сумочке Нины Петровны.
— Что это? — спросил он, не притрагиваясь к документам.
— Договор о продаже её дома, — тихо ответила Лариса. — И договор аренды на квартиру, которую ей дали. Она её сдала три дня назад какой-то семье. На год.
Олег тяжело опустился на стул.
— Ты знал? — спросила Лариса, чувствуя, как горло перехватывает от обиды.
— Я подозревал, — наконец ответил он. — Но не был уверен.
— И ничего мне не сказал, — это был не вопрос.
— Лар, это моя мать, — Олег говорил негромко. — Ей семьдесят два. Она боится остаться одна. Боится, что заболеет, и никого не будет рядом.
— И поэтому решила переехать к нам насовсем? Без спроса? В нашу тесную квартиру, где детям и так места не хватает?
— Я не знал, что она решила остаться насовсем, — Олег провел рукой по лицу. — Думал, пока не устроится в новой квартире.
— Она её сдала, Олег, — в голосе Ларисы звенела сталь. — На год. Год! Без разговора с нами. Без нашего согласия.
За окном смеркалось. Где-то далеко гремела первая весенняя гроза.
— Что ты предлагаешь? — наконец спросил Олег.
Лариса долго молчала, слушая, как капли дождя барабанят по карнизу.
— Я предлагаю честный разговор. Втроём. Сегодня.
Когда Нина Петровна вернулась, всё семейство ждало её за кухонным столом. Даже дети притихли, чувствуя напряжение взрослых.
— Что это за собрание? — насторожилась свекровь, увидев документы.
— Нина Петровна, — начала Лариса, справившись с дрожью в голосе, — мы знаем, что вы продали дом и сдали квартиру в аренду. И собираетесь жить у нас.
Свекровь выпрямилась, моментально превращаясь из милой старушки в несгибаемого полководца.
— А что такого? Я имею право быть рядом с сыном и внуками.
— Имеете, — согласилась Лариса. — Но не так. Не обманом. Не манипулируя.
— Мам, почему ты нам сразу не сказала? — спросил Олег.
Нина Петровна поджала губы.
— Я знала, что она будет против, — кивнула на Ларису. — Всегда была против. Это же сразу видно.
— Неправда, — Лариса покачала головой. — Я никогда не была против ваших визитов. Против взаимопомощи. Мы всегда приглашали вас на праздники, возили к вам детей. Я против лжи. И против того, чтобы решения о нашей семье принимались за моей спиной.
— Вот именно — «нашей» семье, — с горечью произнесла свекровь, опускаясь на стул. — А я, значит, чужая.
— Не чужая, — мягко возразил Олег. — Но мы с Ларисой и детьми — это наша семья. Отдельная от тебя. И решения мы должны принимать вместе.
Нина Петровна смотрела на сына с недоверием.
— Ты что, против меня?
— Я против способа, которым всё это было сделано, — твёрдо ответил Олег. — Мам, тебе семьдесят два, не семнадцать. Нельзя просто ставить людей перед фактом. Тем более, когда речь идёт о совместном проживании. Ты даже с Ларисой не поговорила. Хотя это и её дом тоже.
На кухне повисла тяжёлая тишина. Было слышно только тиканье часов и шум дождя за окном.
— Я боялась, — наконец произнесла свекровь, и её голос звучал иначе — надтреснуто, хрупко. — Боялась, что скажете «нет». Что не нужна вам. А мне страшно одной, пусто.
— Но зачем было продавать дом? — тихо спросила Лариса. — Ведь он был вашим, привычным.
— Слишком большой для одной, — ответила старушка. — Холодный. Того и гляди, что-нибудь случится, а я там одна. Никто и не найдёт потом.
Лариса смотрела на поникшие плечи свекрови, на её руки в старческих пятнах, и к горлу подкатывал комок. Она знала, что обман нельзя просто так простить, что доверие теперь придётся долго восстанавливать. Но она видела и другое — одиночество, которое свекровь пыталась скрыть за властностью и желанием всё контролировать.
— Нина Петровна, — начала она осторожно, — мы могли бы найти компромисс. Квартиру можно расторгнуть. А вырученные от продажи дома деньги… может, стоит подумать о расширении? О трёхкомнатной квартире, где хватит места и нам, и вам? Где у каждого будет своё пространство?
Олег удивлённо посмотрел на жену.
— Ты серьёзно?
— Серьёзно, — кивнула Лариса. — Но при одном условии: больше никакой лжи. Никаких решений за спиной. Мы все — одна семья. Со своими правами и обязанностями. И если мы будем жить вместе, то правила нужно устанавливать сообща.
Нина Петровна долго смотрела на невестку, словно впервые её видела.
— Я могла бы отдать деньги от продажи дома, — произнесла она наконец. — На первый взнос хватит.
— А ещё, — добавил Олег, оживляясь, — я мог бы поговорить с шефом о повышении. Давно собирался.
Лариса улыбнулась — едва заметно, сдержанно. Она знала, что впереди ещё много трудных разговоров, что доверие не восстановится в одночасье, что будут и ссоры, и обиды. Но это был первый шаг к честности. Первый шаг к настоящей семье — шумной, несовершенной, но единой.
Вечером, когда дети уже спали, а свекровь смотрела телевизор в спальне, Олег обнял Ларису на неудобном диване.
— Спасибо, — шепнул он ей в волосы.
— За что?
— За то, что не поставила ультиматум. Не сказала «или я, или она».
Лариса прижалась к мужу.
— Я не могла. Она твоя мать. И я вдруг поняла: однажды я тоже буду старой и, может быть, одинокой. И тоже буду цепляться за взрослого сына, потому что страшно умирать в пустой квартире.
За окном дождь постепенно стихал, а на кухне тикали часы, отсчитывая секунды новой главы в их непростой семейной истории.
